«Двойное вооружение» и «взрывающиеся древки»

«Двойное вооружение» и «взрывающиеся древки»

Итак, мы уже знаем, что даже в конце XVI в. англо-уэльский longbow, длинный лук, функционировал и как warbow, военный лук. Причем на этой должности его держали отнюдь не из милости и не в память о славном прошлом.

Когда же все-таки завершилась его воинская история?

Из книги в книгу кочует версия, будто последний раз английские лучники как полноценное военное – и воевавшее! – формирование отличились уже под командованием… герцога Веллингтона: во время битвы при Ватерлоо. Для того чтобы понять, что это не так, достаточно просто проанализировать диспозицию при Ватерлоо и задаться вопросом: где находился этот отряд, при каких обстоятельствах вступил в бой или хотя бы выдвинулся на поле боя, в каких документах он упоминается и кто из современников оставил об этом воспоминания?

Ответы во всех случаях будут «нулевые». Тем не менее эта легенда родилась не на пустом месте: как ни странно, герцог Веллингтон действительно имел некоторое отношение к вопросу. И эпоха наполеоновских войн – тоже.

А пока вернемся в эпоху «Трех мушкетеров». Д’Артаньян, готовясь сражаться с англичанами под Ла-Рошелью, вряд ли отдавал себе отчет: британская армия, с виду (и даже на самом деле) вполне могущественная, при этом пребывает в системном кризисе. Наиболее показательна тут даже не ла-рошельская кампания, завершившаяся для англичан неудачно, а несколько более ранняя попытка «доконать» традиционного врага, Испанию. После того, как предпринятая с моря атака на Кадис была позорно отбита, да и малые колониальные сражения заметного успеха не принесли, поневоле пришлось задуматься: отчего то, что в прошлом столетье удавалось (в определенной степени – при помощи боевого лука), теперь перестало получаться.

Один из ответов был налицо: «измена» длинному луку в пользу огнестрельного оружия. Конечно, главной причиной этому стало изменение всего социума: лучники-снайперы возможны только как «процент» с «основного капитала» многочисленных и довольно неплохих стрелков… а в XVI в. среда, порождающая таких стрелков, фактически ушла в прошлое. Собственно говоря, они даже и остались, особенно в английской глубинке – например, в графстве Ноттингем (как видно, оно не случайно считалось родиной Робина Гуда!): когда в 1627 г. это графство по требованию королевских чиновников выставило отряд, предназначенный для военной экспедиции во Францию, то оказалось, что полусотня ноттингемских стрелков состоит из тридцати восьми мушкетеров и двенадцати лучников. Но, как видно, это уже был именно «основной капитал», столь поуменьшившийся количественно и качественно, что там не осталось места снайперскому «проценту». Граф Уильям Бечер, ответственный за укомплектование экспедиционного корпуса, пришел к выводу, что лучники в этих войсках не нужны, потому что (внимание!) от них не будет пользы в осадных сражениях.

Как мы помним, еще недавно английским лучникам вполне находилось место в таких боях, это скорее для сражений на открытом пространстве они понемногу переставали использоваться. Но хотя трехлетний сиквел Столетней войны и набор ноттингемских стрелков находятся в пределах одной человеческой жизни – видимо, те лучники, боеспособность которых оценивал Уильям Бечер, уже не могли вести меткую и смертоносную стрельбу на ощутимо большем расстоянии, чем современные им мушкетеры. А без этого теряла смысл их все еще недостижимо высокая, по мушкетным меркам, скорострельность…

Конечно, тут дело не только в регрессе лучников как воинского сословия. Свой отпечаток наложило и совершенствование огнестрельного оружия: несколько улучшилась система заряжания, более надежным сделался ружейный замок (хотя у мушкетов по-прежнему преобладала фитильная «система зажигания»: колесцовый замок оставался достоянием пистолетов). В целом мушкет, по сравнению со временем Генриха VIII, к первой трети XVII в. стал не намного более мощным, но чуть более точным и ощутимо менее капризным. А главное – сравнительно недорогим.

Что еще более важно, такой мушкет не требовал особой квалификации. Да, на больших дистанциях даже лучший ружейный стрелок не мог потягаться с опытным лучником – зато средний стрелок на среднем расстоянии показывал уверенные результаты, вполне подходящие для воинской тактики XVII в. А лучника, даже среднего, по-прежнему приходилось учить долго: «курс молодого бойца» тут явно недостаточен – нужны регулярные тренировки с самого детства…

Тем не менее эта палка, как и лук, все-таки о двух концах. В первой трети XVII в. на территории Англии (о других британских «субъектах федерации» еще скажем), получается, еще существовали лучники воинского класса. Пусть королевский чиновник-граф действительно имел основания (поди теперь угадай, достаточно ли веские!) их забраковать, но ведь и ноттингемские власти неспроста включили лучников в стрелковый отряд наравне с мушкетерами. Они, власти, не были в этом решении одиноки: в Англии повсеместно зрело мнение, что раз уж лук как воинское оружие пока еще существует – грешно не воспользоваться этим фактом. Тем более что мушкеты, став проще и дешевле, все-таки оставались достаточно сложными (особенно для новобранцев из числа вчерашних крестьян), небезопасными в обращении и весьма дорогими.

Это английское общественное мнение, похоже, поддерживалось и «сверху», и «снизу». От провинции (в Норфолке офицеры средних чинов в 1626 г. подписали петицию о всемерном поддержании искусства лучной стрельбы, а также изготовления луков и стрел – в соответствии с действующим законодательством [25]) до столицы (год спустя лондонские олдермены обратились к Королевскому совету с аналогичной просьбой, которая выглядела особенно своевременной на фоне недавнего обращения Сообщества лучников, адресованного самим олдерменам вместе с лорд-мэром). А в 1629 г. король Карл I подписал документ, подтверждающий и обновляющий указ Генриха VIII.

Строго говоря, этот королевский интерес был созвучен веяньям эпохи не только потому, что в Англии длинный лук еще сохранял позиции. Конец XVI – начало XVII в. во многих странах проходили под девизом «Назад, к светлому прошлому!». Это касалось и военной тактики.

Как раз тогда в большом количестве начали переиздаваться труды античных классиков и основанные на них недавние «реконструкции». Например, разработки Николо Макиавелли, в которых присутствовали действительно небезынтересные соображения насчет того, как совместить «устройство» ряда доказавших свою эффективность античных пехотных построений с современными (на момент написания трактата) достижениями, включая и пороховое оружие – еще, правда, не мушкеты. Или того ближе: перевод на английский язык «Тактики» Элиана, опубликованный в 1616 г. и снабженный предисловием капитана Джона Бинэма. Это предисловие, как и саму «Тактику», капитан посвящает наследнику английского престола (то есть именно Карлу, на тот момент еще не королю), но помимо верноподданных чувств там содержатся и конкретные военные рекомендации. В частности, анализ некоторых сражений в Голландии, где Джон Бинэм имел возможность сопоставить действия лучников и мушкетеров. Капитан (по тем временам это не звание, а должность, причем фактически генеральская – так что в его военном опыте можно не сомневаться) особое внимание обращал на навесную стрельбу из луков, которая могла наносить противнику серьезный урон – тогда как мушкеты в такой ситуации были попросту бесполезны…

Вообще, военная мысль понемногу начинала воспринимать пикинеров (недавно ставших основной силой) как наследников македонской фаланги, а рондашеров, «воскресивших» тактику боя со щитом и коротким мечом, – как продолжателей дела римских легионеров. Последнее, наверно, англичанам показалось особенно обидным: ведь в реальных боестолкновениях лучше всего зарекомендовали себя как раз испанские рондашеры…

Лучники Вальхаузена: синтез того, что людям XVII в. представлялось древнеримской тактикой – и гораздо более близкого наследия.

Да, «на континенте» этот псевдовозврат к славному прошлому восприняли как призыв осваивать античные традиции. Примерно в эту же пору знаменитый теоретик и практик военного дела Иоганн Якоб фон Вальхаузен, то ли всерьез уверившись, что он реконструирует боевую тактику одновременно Юлия Цезаря и Александра Македонского, то ли имитируя такую уверенность «для юзеров» (скорее второе: он знал цену артиллерийскому и мушкетному огню – и в соответствующих главах воздавал им должное), создал капитальный труд по воинскому строю, перемещениям на поле боя и т. п., который действительно был принят к сведению самыми разными полководцами [26]. Лучную стрельбу Вальхаузен фактически игнорирует – она у римлян с македонцами и вправду котировалась лишь немногим выше, чем у немцев первой четверти XVII в., – но один раз все же уделяет ей внимание. Это происходит на страницах, описывающих учебно-тренировочный штурм крепости (!), причем луки подозрительно близки к английским…

Раз так, то самим англичанам тем более пристало искать образцы «светлого прошлого» в образцах воинской тактики времен Креси и Пуатье. И указ Карла I, подтверждающий распоряжение Генриха VIII, оказался вполне в духе веяний времени.

Надо сказать, что в этом законе (на самом-то деле, как видим, скорее XVI, чем XVII в.) звучали такие нотки, что это попахивало не правом на развитие лучной стрельбы, а вменением этого в обязанность. То, что было когда-то живым, естественным явлением, теперь раз за разом начинают насильственно реанимировать строгими государственными мерами. Фактически это означает, что процесс деградации боевого лука зашел даже дальше, чем представлялось королям и олдерменам…

Ниде в роли «человека с двойным вооружением»

Но некоторые из современников-энтузиастов продолжали считать, что это не так. И тут пришло время назвать человека, чья настойчивость едва не оказалась сильнее «производительных сил» вместе с «производственными отношениями». Это Уильям Ниде, автор трактата «Человек с двойным вооружением» (1625).

* * *

Что касается «двойного» вооружения, то в действительности оно было «тройным»: лук, пика (в комплекте с пикинерским «половинным» доспехом) и короткая мечевидная шпага (тоже стандартная принадлежность пикинеров). Таким названием Ниде стремился подчеркнуть, что в любой момент времени боец будет действовать обоеручно: эти навыки в Англии тех десятилетий высоко ценились даже применительно к шпажному фехтованию.

В оружиеведческих кругах существует стойкая тенденция считать Ниде прожектером и «кабинетным исследователем», вся деятельность которого будто бы свелась к написанию вышеназванного трактата. Эта точка зрения не справедлива по всем пунктам.

Начнем с того, что Ниде успешно демонстрировал свой стиль на практике, причем перед очень авторитетной комиссией. В 1624 г., за год до публикации трактата, в Сент-Джеймсском королевском парке, перед самим Карлом, тогда все еще наследником престола (король Иаков I тоже присутствовал на испытаниях, но скорее в роли «статусной» фигуры, он к таким вопросам был равнодушен), и отобранными им тремя сотнями зрителей, среди которых были опытные военачальники: Карл уже тогда интересовался военным делом в ущерб всем остальным занятиям, подобающим престолонаследнику. Через некоторое время эксперимент был повторен, причем неоднократно и опять-таки перед авторитетной «приемной комиссией». Эти повторные испытания проходили непосредственно на закрытой территории Артиллерийского двора, фактически секретном полигоне, что явно указывает на серьезность намерений.

Насколько можно судить по сохранившимся документам, все эти учебные стрельбы в сочетании с действиями, требующимися в пикинерском строю, увенчались полным успехом. Главным действующим лицом был сам Ниде. По-видимому, он выступал в качестве «играющего тренера»: с небольшой командой обученных им стрелков…

К сожалению, нам не известна сила использовавшихся луков, дистанция стрельб, размер мишеней и число попаданий «в яблочко». Однако современникам они известны были – и не показались чем-то косметическим.

Попробуем сделать хотя бы самые общие прикидки. Если размер лука соответствует тому, который изображен на иллюстрации к «Человеку с двойным вооружением», то оружие Ниде близко к самым легким и слабым образцам, найденным на «Мэри Роуз». Вполне логично: ведь лучникам «Мэри Роуз» Ниде годится как минимум во внуки, а все эти десятилетия лучная стрельба неуклонно стремилась к упадку. Значит, сила боевого натяжения – всего лишь 40–50 кг: величина поистине жалкая для стрелков времен Креси и Азенкура, но для современного спортивного лука непомерно высокая. Впрочем, некоторым из «традиционалистов» (реконструкторов, целенаправленно упражняющихся с луками, изготовленными по старым технологиям) она вполне по силам; речь, конечно, идет не о стрельбе с боевой меткостью, а о возможности натянуть лук и пустить стрелу более-менее в направлении цели. И, безусловно, современные традиционалисты проделывают это не в комплекте с пикой и без доспехов, пускай даже «половинных».

А как управлялся с пикой Уильям Ниде и вообще зачем ему потребовалось совмещать навыки лучника и пикинера?

Тут мы подходим к самому интересному. Дело в том, что 1620-е гг. – время, когда пикинеры все еще играли на поле боя важную роль, но уже перестали нести «основную нагрузку». Век, даже полвека назад плотные построения многочисленной, дисциплинированной и обученной пехоты с длинными пиками в руках были главной наступательной силой, резко потеснившей и латную конницу (впрочем, по крайней мере первые ряды пикинерской пехоты тоже были облачены в латы – обычно более полные, чем у солдат Ниде), и «полевые» отряды стрелков из всех видов оружия [27]. Но ко временам «Человека с двойным вооружением» к пикинерам давно «подобрали ключик» – и оказалось, что на поле боя этот пехотный строй все-таки достаточно уязвим. Особенно эта уязвимость проявлялась при попытках идти в атаку: град дальних пушечных и мушкетных выстрелов (меткости английского лука не требовалось: мимо такой мишени, как большой отряд в тесном строю, промахнуться трудно!), раз за разом повторяющиеся пистолетные залпы рейтарской конницы (тактика «караколирования», когда всадники, на близком расстоянии разрядив по пикинерам оружие, заворачивали, давая выстрелить следующему ряду)… Так что теперь пешим копейщиками большей частью приходилось держать оборону, причем не для себя, а для… мушкетеров – разумеется, своих. Эта категория стрелков успешно пользовалась пикинерами как живым и, главное, подвижным заслоном, за который можно спокойно укрыться для перезарядки оружия. А поскольку укрываться приходилось в основном от кавалерии, то такая живая стена, выставив частокол пик навстречу всадникам, сама несла серьезный урон от рейтарских пистолетов.

Уильям Ниде предложил вариант, который в тех условиях действительно выглядел оптимально. Его воины с двойным вооружением – не «лучники с пиками», а «пикинеры с луками», – заслон, способный хоть как-то стрелять. Может, и не на мушкетную дальность (сам Ниде и его ближайшие сподвижники, наверно, смогли бы и не такое – но ведь основной костяк строя заведомо должен был состоять из стрелков, подобных тем, которых в свое время забраковал Уильям Бечер) – но уж наверняка дальше, чем было по силам тогдашним кавалерийским пистолетам.

А почему бы не «разбавить» шеренгу пикинеров бойцами с огнестрельным оружием, ведь это делалось еще на заре подобных построений? Вот именно, что на заре: вскоре выяснилось, что такое «разбавление» имеет слишком много недостатков. Стрелки не смогут управляться одновременно и с пикой, так что рейтары будут встречены довольно-таки ослабленной копейной стеной, да еще разреженным жидким залпом, которого может и не хватить. Причем залп этот будет только один: перезарядить длинноствольное оружие в таком строю абсолютно невозможно.

В пользу лука мог сработать еще один фактор: уязвимость лошадей. Бронирование коня к XVII в. уже ушло в прошлое, лишь в отдельных случаях мог сохраняться неполный налобник или нагрудник. Боевой конь по-прежнему оставался зверем очень серьезным, свалить его одной стрелой, даже несколькими, было крайне сложной задачей – однако смертельного попадания и не требовалось: на раненой лошади очень трудно выполнять скоростные перестроения, которые требуются для «караколя».

Современники, знакомые с результатами огнестрельных и просто стрельных ранений, отмечали: конь, несмертельно раненный пулей, становится трудноуправляем главным образом в миг ранения – тогда как после попадания стрелы он продолжает бесноваться и после, до тех пор, пока у него в теле продолжает торчать эта стрела. Тут вдобавок следует учесть, что рейтары («массовое производство») являлись гораздо худшими наездниками, чем рыцари («штучный товар»), да и лошади их, по той же причине, не всегда были достаточно приучены к боевым условиям как таковым. Так что нормы, привычные во времена Усамы ибн Мункыза, Бабура или их европейских современников, уже не срабатывали.

Разумеется, если бы вместо всадников пришлось отражать атаку «коллег»-пикинеров (не имеющих на вооружении луков!) – на них обстрел тоже должен был подействовать. Такая пехота (к 1620-м гг. обычно защищенная в лучшем случае половинными латами), прежде чем сойтись с противником вплотную, поневоле пробыла бы в зоне обстрела ДОЛГО: каждый из «дважды вооруженных» успеет выпустить как минимум пару десятков стрел…

При всем том Ниде отнюдь не рассчитывал остановить противника одной только лучной стрельбой: на ближнем расстоянии решающим фактором оставалась стена выставленных пик. Лук в этом случае полагалось удерживать вместе с пикой единым хватом: вдобавок он и изначально был соединен с древком пики коротким тросиком, крепившимся к центральной части луковища и не мешавшим стрельбе.

Конечно, для перехода от метательного боя к копейному «дважды вооруженные» должны были овладеть комплексом специфических приемов (имеющих отношение скорее к строевой подготовке, чем к рукопашному бою), а на их левую руку в любом случае приходилась очень немалая нагрузка – но, видимо, она оказывалась им по силам. Во всяком случае, все эти строевые и боевые фазы в деталях были продемонстрированы королевской комиссии – и та оказалась вполне удовлетворена результатом.

А если враг – ослабленный, израненный, поуменьшившийся в числе – все-таки пробьется и сквозь щетину выставленных копий, его предполагалось встретить клинками: короткими, удобными для ближнего боя. Собственно, на этой фазе «дважды вооруженные» уже действовали подобно традиционным пикинерам, как мы знаем, тоже имевшим для такого случая клинковое оружие.

Ну-ка еще раз представим всю их тактику в комплексе. На дальней дистанции – обстрел, причем воин стоит к противнику левым боком и в любой момент готов пустить в ход колющее оружие. При сближении – действия этим длинномерным колющим оружием, которое удерживается вместе с луком (уже не стреляющим). В ближней схватке левая рука с пикой (или ее обломком) позволяет держать какую-то дистанцию, а правая выхватывает колюще-рубящий клинок.

Перед нами прототип… штыкового боя. Именно так действует пехота, когда мушкет наконец обзаводится штыком (а это произошло еще через много десятилетий). Причем на всех фазах, включая последнюю: вплоть до 2-й половины XVIII в. «правильный» штыковой бой предполагал наличие шпаги в правой руке. Конечно, сплошь и рядом мушкет с примкнутым штыком удерживался не «одной левой», а обеими руками – но это был «армейский ширпотреб», объяснявшийся полной недоступностью для солдатской массы навыков клинкового фехтования.

«Континентальное» виденье того, какое место длинный лук английского типа мог бы занимать в войнах XVI в. Разумеется, это чисто теоретическая модель: такая латная конница в открытом поле мгновено сметет построение лучников, не прикрытое хотя бы переносными укреплениями

Итак, как это ни покажется странным, тактика, основанная на возрождении английского лука, в чем-то предвосхитила общевойсковые достижения рубежа XVII–XVIII вв. И это «предвиденье» оказалось даже точнее, чем если бы оно опиралось только на эволюцию мушкета: ведь во времена Карла I самая мысль, что мушкет можно использовать и для стрельбы, и для укола, показалась бы абсолютной фантастикой…

Стало быть, мы выяснили: идеи Ниде не были прожектерством, они выдержали проверку экспериментом и получили наивысшее, королевское одобрение. За чем же дело стало?

За этим и стало: королевское одобрение, как оказалось – сомнительный подарок в условиях тогдашней Англии. До начала английской революции оставалось еще почти два десятилетия, но парламент уже начал понемногу блокировать действия короля в самых разных сферах. Прежде всего – в военной, где Карл I проявлял повышенную активность.

В 1625 г. проект Ниде был рассмотрен парламентом – и не то чтобы отклонен, нет, даже одобрен, но положен под сукно. В 1633 г. автор «Человека с двойным вооружением», так и не добившись толка, обратился в Королевский совет с просьбой наконец принять его метод хотя бы для городского ополчения. На сей раз он получил ответ не через восемь лет, а всего через месяц. Ответ этот был положительный: принятое постановление фактически предписывало местным властям начать организацию таких отрядов. Общее командование «людьми с двойным вооружением» возлагалось на самого Ниде (он именовался «лейтенантом», что по тем временам означало довольно крупную военную должность), заместителем должен был стать его сын, а младшими командирами – обученные ими помощники.

Предполагалось, что городские власти, совсем недавно почтительнейше жаловавшиеся королю на нехватку мушкетов и дороговизну их по сравнению со старым добрым longbow, ухватятся за это предложение обеими руками. А если учесть, что на тот момент уже действовал указ от 1629 г. (подтверждающий закон Генриха VIII), то никаких проблем как будто и возникнуть не могло.

Тем не менее через два года следует еще одно отчаянное обращение Ниде к королю, из которого становится известно, что проект военной реформы опять утоплен в массе мелких придирок и злоупотреблений, деньги на организацию отрядов с «двойным вооружением» не выделяются, а провинциальные власти, вдохновленные «дурным примером лондонского магистрата», откровенно саботируют королевское распоряжение и отказываются раздавать оружие даже тем, кого лейтенант все-таки сумел обучить. На это обращение следует ободряющий ответ – но дело, похоже, так и не сдвинулось с места. В 1637 г. Карлу I приходит послание уже не от самого Ниде, а от властей Ноттингема и Ньюкасла, в котором, помимо прочих вопросов, мимоходом затрагивается тема «двойного вооружения». Речь идет о том, что раз уж за все это время осуществить реформу, по не зависящим от кого-либо причинам, так и не удалось, а в данный момент все войско нового строя по-прежнему состоит лишь из самого лейтенанта и нескольких его учеников – то, может быть, его величество согласится считать это мероприятие окончательно провалившимся?

По-видимому, его величеству и в самом деле оставалось только согласиться…

Больше о проекте «Человек с двойным вооружением» ничего не слышно. Мы даже не знаем, участвовал ли Ниде или его ученики в битве при Поуик-Бридж (сентябрь 1642 г.), одном из первых сражений, которым началась эпоха Английской революции, – и единственном, где достоверно применялся английский longbow в варианте warbow. Лучники действовали на стороне королевских войск, и эта сторона в том сражении одержала решительную победу – но, по правде говоря, не благодаря лучникам, которые во время боя оставались на втором плане. Равно как и подразделения, вооруженные мушкетами…

* * *

Почти одновременно с Ниде за возрождение боевого longbow начал ратовать еще один энтузиаст, так и оставшийся анонимным. Речь идет об авторе трактата «A New Invention of Shooting Fire-Shafts in Long Bowes», то есть «Новый способ стрельбы огненными стрелами из длинных луков» (1628). Луки как таковые этого новатора не слишком интересовали: главное – боеприпасы к ним. При этом «Fire-Shaft» – не синоним известного с древности понятия «зажигательная стрела», а скорее нечто вроде «взрывающееся древко». Можно перевести название и как «Установка при помощи луков „огневого барьера“».

Древко стрелы должно было включать в себя трубку из очень тонкого листового металла («длиной десять дюймов или около того»), начиненную гремучей смесью из пороха, серы, селитры и камфары. Воспламенялась она при помощи фитиля наподобии мушкетного. Железный наконечник оснащен зубцами, что все-таки указывает на прямое родство с «прежними» типами зажигательных стрел, которые в основном предназначались для заякоривания в крышах, деревянных балках кровли, оконных рамах и т. п. при дальней, неприцельной навесной стрельбе по осажденному городу или, в лучшем случае, полевому укреплению.

Англичане успешно использовали и «традиционные» зажигательные стрелы – в том числе против укреплений, обороняемых с огнестрельным оружием

Да, этот тип боеприпасов не исчез даже после появления достаточно совершенных форм огнестрельного оружия. Абсолютно в те же годы выходит «Диалог канониров» Роберта Нортона, один из разделов которого посвящен «стрелам, кои снабжены зажигательной оболочкой или же несут на себе запас взрывчатых веществ»; аналогичные сведенья содержатся и в расширенном иллюстрированном труде того же автора «Канонир, или Полная артиллерийская практика». Однако в обоих случаях вопрос о «взрывчатых стрелах» рассматривается на последних страницах, посвященных… устройству фейерверков по случаю победы. А в трактате Фрэнсиса Мальтуса «Искусство устраивать фейерверки для войны и развлечения» речь идет не только о развлекательном, но и о боевом использовании «фейерверочных стрел» – вот только выстреливаться они должны исключительно из артиллерийских стволов!

Неизвестный английский сторонник «взрывающихся древков» проявляет гораздо большую широту взглядов: «Не тщусь я доказать, что лук способен заменить ружье или пушку, но утверждаю, что, будучи употребляемы совместно, они могут принести бо#льшую пользу». По его мнению, будущее – за пороховым оружием; но вот должно ли оно быть только огнестрельным? Не целесообразней ли иногда использовать метательное оружие, выстреливающее фугасно-боевые боеприпасы, которые могут оказаться столь же опасны для укреплений и для лат индивидуального бойца («половинных» пикинерских, «трехчетвертных» рейтарских, а в отдельных случаях даже полных) как артиллерийские снаряды?

Любопытно, что этот аноним знает об опытах Ниде, высоко их оценивает, но чувствуется, что автор «Человека с двойным вооружением» для него – словно бы «старик Державин». Стоит ли такое внимание уделять холодному оружию, то есть пике и «традиционной» лучной стреле?! На дворе ведь не XVI век, господа: мы живем в эпоху высоких технологий – и стрелам отныне надлежит быть только взрывающимися!

Может быть, именно в расчете на бризантно-зажигательное древко автор трактата и не уделял особого внимания типу наконечников, которые сохраняют форму, предназначенную для обстрела укреплений, даже в тех случаях, когда предполагается стрелять по вражеской коннице и пехоте?

* * *

Если же, не забывая о высоких технологиях XVII в., вспомнить все-таки и о луке как таковом – то окажется, что англичанам в ту пору угрожал самый настоящий сырьевой голод. Тис веками вырубали гораздо более бездумно, чем сейчас добывают нефть; и вот он едва ли не повсеместно исчез как в Британии, так и на европейской части континента! Более того: ведь мы уже знаем, что лучший материал для английских луков – испанский тис. Он как раз сведен не полностью, но… Ведь Испания теперь – стратегический противник!

Знаменитый «Белый отряд» (точнее, «Белая кампания»: совершенно конкретный этап Столетней войны, имевший место в 1360-х гг.) А. Конан Дойля как раз и посвящен «испанским играм»: основными противниками английских лучников являются не французы, а рыцари кастильского короля Энрике, сама же война идет за то, чтобы вернуть на кастильский престол изгнанного экс-короля Педро, получившего в народе ласковое прозвище Жестокий… И за оказание этой интернациональной помощи англичане ожидают для себя многого, в частности – беспрепятственных поставок из Испании стратегического сырья: тисовых стержней…

Однако подвиги Фрэнсиса Дрейка вышли английским лучникам боком: после них ситуация изменилась навсегда. Какое-то время еще сохранялись старые запасы, да и английский тис все же пригоден для изготовления луков – но тут как раз и он сошел на нет. А ясень, вяз, бук активно использовались лучных дел мастерами во всей остальной Европе, но англичане применяли эти породы лишь в крайнем случае, от отчаянья: по сравнению с тисом это все не более чем полуфабрикат. Кроме того, даже такая древесина обычно являлась завозной, причем издалека – в Западной Европе ее запасы исчерпывались по тем же причинам, по которым исчезал тис.

Ко временам «Нового способа стрельбы огненными стрелами…». и «Человека с двойным вооружением» потребность в лучной древесине уже заметно снизилась, но все-таки она продолжала оставаться стратегически важным сырьем, пускай и не первоочередного значения. Странно даже представить такое, но страна, довольно близко подошедшая к рубежу промышленной революции, оказывается в заметной зависимости не от угля или железа, а от ЭТОГО ресурса: в принципе возобновляемого, но требующего для своего возобновления как минимум многих десятилетий. А пока что этот фактор «имели в виду» дипломатические и торговые миссии, разведчики, землепроходцы…

Известно, что некоторые аспекты отношений с Австрией и балтийские интересы Англии учитывали наличие в этих краях сохранившихся тисовых рощ. Так что, если бы энтузиасты возрождения английского лука добились своего, – возможно, мир выглядел бы иначе.

Это, конечно, шутка, но какие-то основания для нее есть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.