Смерть и возрождение

Смерть и возрождение

Кукуруза и садовые растения рождаются на западе, в саду Тамоанчана, где живут богини земли, источники жизни. Затем они предпринимают длительное путешествие под землей (для того чтобы дать толчок росту), воздавая молитвы богам дождя, чтобы те направляли их путь. Наконец, они поднимаются на поверхность на востоке, в стране восходящего солнца, молодости и изобилия, в «красной стране» зари, где поет птица кецалькошкоштли.

Венера, утренняя звезда, рождается на востоке; затем она исчезает и вновь появляется уже как вечерняя звезда на западе. Следовательно, она пересекла небосклон, подобно челноку, движущемуся по ткани; она есть символ смерти и возрождения. Как божество планета носила имя Кецалькоатль, или «пернатый змей». Это название можно также интерпретировать как «драгоценный близнец», так как дважды появляющаяся планета подобна двум звездам-близнецам. Кецалькоатль принес себя в жертву на погребальном костре, и все увидели, как из пламени поднялась ввысь яркая звезда. Под именем Шолотля, собакоголового бога, он ушел под землю, в преисподнюю Миктлан, чтобы искать старые кости давно умерших и делать из них живых людей.

Разве не был Уицилопочтли, солнце-победитель, перевоплощением умершего воина? Как мы уже знаем, он был рожден чудесным образом: душа воина, убитого в бою или на жертвенном камне, оплодотворила его мать-землю. Его имя – «колибри (уицилин) с левой стороны» – означает «рожденный заново воин с юга», так как юг – это левая сторона мира, и воины возрождаются в крошечном, ярком теле колибри.

Таким образом, ни природа, ни человек не предаются на вечную смерть. Воскрешающие силы находятся в действии: солнце снова всходит каждое утро, пройдя ночью «под священной равниной», теотлалли иитик, то есть через Аид; Венера умирает и воскресает; кукуруза умирает и возрождается; весь мир растений, умирающий в засушливый период, возникает вновь, еще более прекрасный и молодой, с каждым периодом дождей подобно тому, как луна убывает на небе и растет, согласно своим фазам.

Жизнь и смерть – не более чем две стороны одной и той же действительности: с древнейших времен гончары Тлатилько делали двойные лица: одна половина лица была как бы живая, а другая похожа на череп. Этот дуализм также можно найти в бесчисленных документах. Возможно, ни один народ в истории так не преследовало мрачное присутствие смерти, как мексиканцев. Но для них жизнь возникала из смерти подобно тому, как молодое растение прорастает из размягченного семени в земле.

Что же касается самого человека и того, что происходило с ним после его смерти, наше знание остается все еще неполным. Однако известно точно, что предусматривались некоторые виды бессмертия, но без какого-либо нравственного содержания, будь то награда или наказание. Воин, который погибал в бою или на жертвенном камне, становился «спутником орла», куаутекатлем, иными словами, спутником солнца. Каждый день он должен был вместе со своими товарищами занимать свое место в блестящей и беззаботной свите, которая окружала светило с его восхода на востоке до того момента, как оно достигало зенита. Эти бессмертные воины заполняли свои залитые солнцем часы военными песнопениями и шуточными боями, а через четыре года они перевоплощались в колибри и порхали в теплом воздухе с цветка на цветок.

Как только солнце проходило точку зенита, оно попадало на западную сторону мира, на «женскую» сторону, потому что там жили богини-матери и женщины, умершие при родах и таким образом тоже ставшие богинями, Сиуатео. Они, в свою очередь, сопровождали солнце с зенита до его захода.

Других умерших судьба избирала для вечной жизни другого рода: тех, на ком Тлалок оставил свою отметину и кто утонул, или был убит молнией, или умер от болезни, вызванной, как полагали, водой, например, водянкой. Бог крестьян создал для них свой собственный рай, Тлалокан, идеализированный образ восточных тропиков, зеленую страну цветов и теплого дождя; это был сад покоя и изобилия, где блаженные жили вечно в мире и счастье.

Таким образом смыкались две идеологии двух составных частей, которые сформировали мексиканский народ: первая – охотники и воины, поклонявшиеся богу-солнцу, вторая – оседлые крестьяне, чьим божеством был бог дождя. Для первых существовал блестящий путь с востока до зенита, а для других – тихое счастье во влажном зеленом тропическом рае посреди изобилия без тревог или трудов.

Но что происходило с остальными, с теми, кого не выделил ни Уицилопочтли, ни Тлалок? Перед этими ничем не примечательными телами открывалась безотрадная перспектива, так как им некуда было больше отправиться, кроме как в Миктлан, подземный мир, который находился под бескрайними северными степями в холодной, сумеречной стране. Там правил Миктлантекутли со своей женой Миктекасиуатль. Лицо мексиканского Плутона было покрыто костяной маской, а восседал он среди сов и пауков.

И даже в этом случае нелегко было умершему человеку достичь места своего последнего успокоения. Ему приходилось четыре года скитаться по подземному миру вместе с «душой-спутником», собакой, сожженной вместе с ним. В течение этих четырех лет он был вынужден подвергаться яростным атакам ледяных бурь, «обсидиановых ветров», спасаться от ненасытных чудовищ и, наконец, пересекать Девять Рек, по ту сторону которых начинался Аид. И там, растворившись в пустоте, он исчезал полностью и навсегда.

Вероятно, наши источники рассказали нам не все, что можно было рассказать. Например, были ли должны императоры и сановники отправляться в Миктлан, если они все-таки умирали в своей постели? А жрецы, которые не подпадают ни под одну из известных категорий умерших? Трудно себе представить, что для них не было предусмотрено никакой жизни после смерти. Подобно тому как Уицилопочтли изображается гарантом воскрешения воинов, а Тлалок – своих верующих, так, возможно, и у Кецалькоатля, который был прототипом жреца, была в запасе иная жизнь для служителей культа. Однако как бы там ни было, первым решением пары богов-создателей, Владыки и Владычицы Мира, было установление неизбежности судьбы каждого человека не только в его земной жизни, но также и в его бессмертии. Все зависело от знака, под которым он родился. Именно эта вера в знаки, знамения судьбы, оказывала самое сильное влияние на жизнь каждого мексиканца.