III
III
Слухи о готовящемся на севере восстании оказались справедливы. Королева немедленно вызвала к себе Норфолка и велела графу Сассексу, назначенному ею командовать войсками на севере, вызвать в Йорк Нортумберленда и Уэстморленда. Герцог Норфолк сперва сказался больным, но потом с очень большой неохотой, но все-таки последовал приказу и явился ко двору. «Северные графы» – Нортумберленд и Уэстморленд – его примеру не последовали. Они решили, что зашли слишком далеко, чтобы останавливаться, развернули знамена и 16 ноября 1569 года пошли на Дурэм, центр важного епископата севера. В соборе города они публично разорвали Библию на английском языке – согласно католическому обряду, Библия должна была быть на латыни.
20 ноября в соборе Рипона была торжественно отслужена месса – впервые за многие годы в Англии в присутствии множества людей открыто прошло католическое богослужение. Войско графов уже составляло 1700 кавалеристов, и около 4000 довольно дезорганизованной пехоты. Восставшие ожидали помощи из Нидерландов – утверждалось, что герцог Альба уже грузит пушки на свои корабли и что его бесстрашные ветераны вскоре прибудут в Англию и «…обнажат свои мечи в защиту старой веры…». Был организован рейд к замку Татбери (Tutbury), где содержалась Мария Стюарт – но ее загодя перевели подальше на юг, в Ковентри, никакой испанской высадки не было и в помине, и восстание начало угасать, даже еще и не встретившись с королевским войском. В середине декабря бегство стало повальным. Граф Уэстморленд сумел бежать морем и добрался до ставки Альбы в Брюсселе. Его имения были конфискованы. Граф Нортумберленд бежал сушей в Шотландию. Его выдали в Англию в порядке любезности, но все-таки за деньги. Взнос в 2000 фунтов стерлингов был уплачен из казны.
Графу отрубили голову на рыночной площади в центре города Йорка.
По северу прошла волна репрессий. Все, кто был уличен в участии в восстании, делились на две категории: на людей с собственностью и на тех, с кого взять было нечего. Неимущих вешали сразу – их набралось около семисот, – а остальных было велено судить. Дело было не в милосердии, конечно, а в том, что по закону обвинение в государственной измене влекло за собой конфискацию имущества. Королева Елизавета была скуповата, в вопросы ведения бухгалтерии вникала самолично и совершенно не желала разоряться даже на такой вещи, как подавление восстания. Поэтому войска были распущены почти сразу, и проведение облав было возложено на «…лояльных подданных Короны…», которые получали некую долю конфискованного.
Она, собственно, и сэру Уильяму Сесилу говорила, что в деле морского противоборства с Испанией лучше полагаться на усилия частных лиц вроде Хокинса – они снаряжают свои эскпедиции за свой счет, кровно заинтересованы в успехе и ничего не стоят королевскому казначейству.
Королева твердо стояла за самоокупаемость и деловой подход – даже на войне.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.