IV

IV

В частности, инквизиция утверждала, что ее юрисдикция распространяется и на иностранцев, и на иностранные суда в испанских водах и в испанских портах. Найденный на английском торговом корабле протестантский молитвенник вел к аресту всего экипажа, потому что по испанским законам владение еретической литературой было тяжким преступлением. Были даже случаи ареста английских экипажей и без нахождения подрывной литературы – на этот раз «…по подозрению в том, что в Англии они принимали участие в протестантских богослужениях…».

Интересно, что суд инквизиции рассматривал тот факт, что моряки прибыли из страны, где такого рода еретические богослужения были нормой, в качестве смягчающего обстоятельства и приговаривал обвиняемых не к костру, а к каторге на галерах. Захваченное имущество еретиков – включая корабли, на которых они плавали, – конфисковывалось в пользу Церкви.

В марте 1575 года королева Елизавета переговорила на эту тему с испанским послом. Собственно, сеньор Гуарас был не совсем послом – его предшественник, сеньор д’Эспе, был выслан из Англии. Что же касается Антонио Гуараса, то он был испанским купцом, который долго жил в Лондоне, прекрасно говорил по-английски и бывал в гостях у лорда Берли.

Королева пригласила его в свой дворец в Ричмонде, отправилась, по своему обыкновению, на долгую прогулку, придворным велела отстать и обратилась к сеньору Гуарасу с любезными словами. Она сказала ему, что хотела бы вести беседу на кастильском наречии, но, к сожалению, она недостаточно с ним знакома – разве что понимает немного.

Посол возразил и сказал, что, как всем хорошо известно, королева Англии говорит одинаково свободно и на французском, и на итальянском, и на латыни, и «…ее испанский более чем достаточен для разговора на любую тему, которую Ее Величеству будет благоугодно затронуть…».

Королева Елизавета сказала, что есть темы, на которые она предпочитает говорить на английском. И на очень ясном английском добавила:

«…Если действия инквизиции в отношении английских подданных не будут остановлены, я отвечу такими же действиями в отношении испанских подданных на моей территории…»

После чего снова приняла очень дружественный тон и сказала Гуарасу, что «…старое вино и старых друзей следует ценить…» и что конфликт лучше бы уладить побыстрее, хотя бы для того, чтобы показать французам, что «…англо-испанская дружба крепка как никогда…».

Посол заверил Ее Величество, что сделает все возможное.

И кое-что действительно было сделано. В частности, инквизиция согласилась с тем, что расследование еретической деятельности иностранцев в период, предшествовавший их прибытию в Испанию, так уж и быть, можно оставить в стороне. Это был, бесспорно, шаг в правильном направлении, но он был все-таки сделан с колебаниями и, надо сказать, с недостаточной убежденностью. Английских моряков, случалось, хватали в портовых кабаках на том основании, что они божились в совершенно неприемлемой форме, как истинные еретики.

Когда английский посол в Мадриде с очень подходящим для англичанина именем – сэр Джон Смит – пожаловался на инквизицию королю Филиппу, тот направил его прямо к Генеральному инквизитору, архиепископу Толедо.

15 мая 1577 года у них состоялся знаменательный разговор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.