II

II

Идея брака Елизаветы с французским принцем первый раз была озвучена еще в 1571 году. Сперва имелся в виду Генрих, герцог Анжуйский, – но проект так и не сдвинулся с места, Генрих уехал в Польшу – вольная шляхта избрала его там на королевский престол, – и на роль жениха выдвинулся его младший брат, Эркюль-Франсуа, 18-летний герцог Алансонский.

К 1579 году в королевском семействе дома Валуа произошли изменения: Карл IX умер, его младший брат спешно бежал из Польши для того, чтобы стать королем Франции, Генрихом Третьим, а герцог Алансонский, самый младший из сыновей Екатерины Медичи, как бы «повысился в чине» и стал герцогом Анжуйским.

Так вот, в 1579 году по призыву Вильгельма Оранского Эркюль-Франсуа согласился стать «…знаменем восставших Нидерландов…». Он получал титул «Протектора свободы Нидерландов», становился их сувереном, да еще в придачу и герцогом Брабантским и графом Фландрским. Он, католик, поклялся соблюдать свободу веры в Нидерландах и самим фактом согласия на принятие присваиваемых ему титулов обеспечивал Нидерландам союз с Францией.

Вот тут-то вопрос его английского брака всплыл на поверхность еще раз. Имелись очень основательные политические, да, пожалуй, и личные доводы в пользу этой идеи. Ему было 26 лет, а Елизавете 47. Во всяком случае, герцога пригласили посетить Англию – и он действительно приехал и 14 августа 1579 года был принят Елизаветой Первой в ее резиденции в Гринвиче.

В течение 13 дней они были неразлучны.

Герцог был мал ростом, подпорчен оспой – но тем не менее очень понравился своей немолодой невесте. Может быть, у нее было чувство, что это ее последний шанс на замужество? Сказать трудно – однако герцог Анжуйский был обласкан, осыпан подарками и милостями.

Вот тут-то как раз и возник «лягушонок» – так Елизавета окрестила своего нового любимца.

Неслыханное дело – королева сама, лично, приносила ему по утрам крепкий бульон и подарила расшитый драгоценностями берет. Это было обставлено намеками, что дар носит предварительный характер и что он будет носить этот берет только до тех пор, пока не сможет надеть корону.

Ну, нельзя сказать, что в данном случае подданные королевы разделяли ее чувства. Лорд Дадли выражал свое недовольство даже и вслух – хотя скорее всего королева Елизавета именно этого от него и ожидала и, наверное, обиделась бы, если бы он поддержал ее идею. Но нашлись и другие люди, которые открыто высказались против французского жениха своей государыни.

Одним из них был сэр Фрэнсис Уолсингем. Он так рассердил королеву, что она накричала на него и сообщила своему верному слуге, что он «…хорош только для того, чтобы защищать фанатиков-пуритан…». И вообще, сэр Фрэнсис ведет себя как мавр или даже как эфиоп. Оба этих прозвища были присвоены ему королевой в более счастливые времена, когда она к нему благоволила, – и он немедленно использовал свой шанс. Он поклонился своей повелительнице и сказал ей, что «…на его родине, в Эфиопии, есть строгие законы, предписывающие говорить государям правду, даже если она им не нравится…».

В общем, Елизавета провожала своего милого «лягушонка», как она всем говорила, с разбитым сердцем и обещала ему помощь, поддержку и привязанность.

И даже пошла так далеко, что запросила на этот счет мнение своего Тайного Совета.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.