Глава 8 Америка и континентальная политика Гитлера

Глава 8

Америка и континентальная политика Гитлера

Итак, мы убедились, что отношение Гитлера к Америке отражало его политические допущения и стратегические ограничения. Его убежденность в том, что могущество страны должно строиться на расовом и культурном фундаменте, исключающем либеральную демократию; его мышление «пехотинца», которое так возмущало Эрнста Ганфштенгля; его уверенность в том, что все немецкие проблемы можно решить только путем захвата жизненного пространства в Восточной Европе, и его стремление концентрироваться только на сиюминутных проблемах Европы – все это проявилось в его презрительных высказываниях о США. Как показала жизнь, дипломатические депеши никак не влияли на мнение фюрера. Но это еще не все. После 1939 года Гитлеру пришлось вести войну, и, несмотря на привычку заниматься самообманом, ему постоянно надо было оценивать противостоящие силы. В эти силы входили, пусть не напрямую, но зато постоянно, и Соединенные Штаты, а точное представление об этой стране можно было получить только из докладов дипломатов.

В своей европейской крепости, окруженной старыми, хорошо знакомыми политическими и стратегическими факторами, Гитлер чувствовал себя в относительной безопасности и не боялся американской угрозы. В стратегических планах фюрера Америка почти не упоминается. Он сконцентрировался на своей идее Drang nach Osten (поход на Восток), будучи уверенным, что завоевание России чудесным образом разрешит все остальные проблемы, включая подчинение своей воле непонятных для него британцев и наглых американцев. Это была гонка между неизбежным завоеванием России и стойкостью англосаксонского блока. Мечтая о дне своей окончательной победы, Гитлер проводил арьергардные сдерживающие операции в Атлантике, а с помощью своего союзника Японии – в Тихом океане. Его политика в этих регионах была различной. В Атлантике, которая, по его мнению, почти не имела никакой связи с операцией в России (планом «Барбаросса»), он вел себя осторожно. Япония же находилась на восточном фланге России, и здесь он был готов пойти на риск. Но операции в обоих этих регионах все больше и больше привязывали Гитлера к США, стране, которая, по его мнению, вообще не должна была участвовать в мировой политике.

Внешняя политика Гитлера основывалась на двух взаимоисключающих факторах: элементах строгого планирования и надежде на случай. Большая часть его планов касалась Европы – здесь он рассчитывал получить то, что ему нужно. Континентальные установки Гитлера служили для него стандартом, по которому он оценивал даже те факторы, которые находились за пределами Европы и которыми манипулировал в своей политике. Свидетельства этому будут приведены в следующих главах, где мы рассмотрим военно-морскую и дальневосточную политику фюрера, то есть те области, в которых Гитлер в своих стратегических планах должен был учитывать политику США. Но оказывала ли Америка непосредственное влияние на немецкую континентальную политику? В предыдущих главах мы уже говорили, что в начале своей карьеры Гитлер раздумывал о роли США в европейской политике, а в 1939 году одобрительно отнесся к предложениям Рузвельта по разоружению, «приветствуя вмешательство Соединенных Штатов в европейскую политику в качестве гаранта мира»[67].

Однако позже он нигде уже больше об этом не говорил и, несмотря на предупреждения своих послов в Вашингтоне, решил, что Америка всегда будет придерживаться политики нейтралитета. Таким образом, и Гитлер, и его дипломаты понимали, какое фактическое и потенциальное влияние могут оказывать США на политику Европы, но по различным причинам в тот период времени этой стране не придавали особого значения.

О том, что Гитлер следил за внешней политикой США, говорит тот факт, что фюрер и его помощники время от времени использовали ее для оправдания действий Германии. Примерами этого были критика Версальского договора («ни одному вождю племени сиу никогда не навязывали более позорного мира») и «предательства» четырнадцати пунктов, отказ от признания Маньчжурии и выход из Лиги Наций[68].

Позже, во время судетского кризиса, Гитлер в своих публичных выступлениях и личных беседах использовал доктрину Монро для оправдания своей политики («Мы, немцы, придерживаемся аналогичной доктрины в Европе»). Более того, американская политика «недопущения войны», выразившаяся в помощи Британии, рассматривалась как пример, которому ради Германии должна последовать Япония в своих отношениях со странами Запада[69].

Оправдание немецкой политики с помощью сомнительных ссылок на действия других стран было, как известно, одним из излюбленных пропагандистских трюков фюрера[70].

Мы уже успели убедиться, что Гитлер хорошо знал о речах Рузвельта, касающихся ситуации в Европе, и его различных предложениях о способах решения возникших проблем, но реагировал на них таким образом, что всем становилось ясно, что он не принимает американского президента всерьез. Предложения Рузвельта о созыве конференции для решения судетского кризиса никак не повлияли на Гитлера и на дальнейший ход событий. Посол Вильсон записал в октябре в своем дневнике, что у него сложилось впечатление, будто первое послание Рузвельта привлекло внимание Гитлера к могуществу и силе США, но потом «если быть честным, то я не верю, что второе послание оказало какое-либо влияние на ход событий». Согласно французским источникам, первой реакцией Гитлера на призывы Рузвельта в апреле 1939 года было вообще не отвечать на обращение «этого презренного создания». Но он все-таки ответил, не потрудившись даже скрыть свое презрение («При всем моем уважении к заботе господина Рузвельта о проблемах и нуждах других стран…»).

Если верить Риббентропу, последние предложения Рузвельта, поступившие в августе 1939 года, заставили Гитлера изменить сроки нападения на Польшу, и Вильсон вспоминал, как «рассержен» был за это Гитлер на президента. Но хотя некоторые предполагали, что он уже в 1938 году опасался участия Америки в войне против Германии, нет никаких доказательств тому, что Гитлер в своих планах европейской войны учитывал американский фактор в предвоенные годы и в недели, предшествовавшие ее началу.

В конце сентября 1939 года Гитлер понял, что Великобритания связывает все свои надежды с американской помощью. В марте 1940 года он жаловался американскому бизнесмену Муни, что не может заключить мир из-за того, что Англия не желает дать нам надежду воспользоваться помощью других стран, «например Соединенных Штатов». Значение этого фактора сначала принижалось из-за уверенности фюрера в том, что он сумеет быстро завоевать всю Европу, а затем поставит Англию на колени, прежде чем американская помощь станет по-настоящему эффективной. Потом все эти цели отошли на второй план, к ним Гитлер надеялся вернуться после завершения операции «Барбаросса». В любом случае укреплявшийся англо-американский союз не рассматривался как исключительно континентальная проблема; мы поговорим о нем позже в связи с военно-морской политикой Германии и отношениями с Японией.

Что касается других регионов Европы, то мы уже видели, что министерство иностранных дел Германии хорошо понимало, как сильно влияние Америки в Европе, особенно во Франции, Испании и на Балканах, а также в Африке. Гитлер тоже время от времени упоминал о влиянии США в этих регионах, но, повторяю, это влияние, по его мнению, было вещью второстепенной. Например, в мае 1941 года в беседе с адмиралом Дарланом он выразил опасение, что американский империализм заставит Францию уступить свои африканские колонии Соединенным Штатам. Предотвратить это сможет только сама Франция, подчеркивал он. Вальтер Шелленберг утверждал, что Гитлер рассуждал о возможных операциях в Африке и на испанских и португальских островах еще до начала войны. Испанский министр иностранных дел Серрано-Суньер обнаружил, что Гитлер очень обеспокоен возможными действиями Америки в этом регионе, а в июле 1941 года фюрер заметил, что «если США займут испанские и португальские острова, я вторгнусь в Испанию и пошлю танковые и пехотные дивизии в Северную Африку».

Хотя нападение на Советский Союз представляет собой возвращение к первоначальным целям Гитлера, переход к активным действиям после английского тупика и конечное звено в цепи господства на континенте, есть определенные свидетельства того, что на решение оккупировать Россию в определенной степени повлиял и американский фактор. 8 января 1941 года Гитлер сообщил своим адмиралам, что «если Россия падет, то это сильно облегчит положение Японии и, наоборот, значительно увеличит опасность войны для США». В начале вторжения он сказал Муссолини, что после разгрома России у Америки поубавится желания вступать в войну. В ходе наступления на Москву, Гитлер, как отмечают свидетели, заявлял, что «победоносное завершение кампании на Восточном фронте окажет благоприятное влияние на всю ситуацию и, возможно, также на политику США».

Но если бы Америка оказывала непосредственное сильное влияние на ход немецких операций в Европе до 1942 года, то следовало бы ожидать, что она постоянно упоминалась бы в военных планах, директивах, меморандумах и дневниках. Однако изучение источников вовсе не подтверждает этого, во всяком случае, в отношении авиации и армии. Нам известны лишь некоторые высказывания Геринга, связанные с послевоенной авиационной мощью Америки. У посла Вильсона сложилось впечатление, что шеф люфтваффе отдавал должное американскому авиационному потенциалу.

Некоторое подтверждение обеспокоенности Геринга можно найти в странном деле американского нефтяного магната В.Р. Дэвиса. Как оказалось, Дэвис, человек с большими амбициями и связями среди американских политиков, с 1939 по 1941 год активно помогал немецкому военно-морскому флоту получать нефть из Мексики, еще до того, как Соединенные Штаты и Германия оказались в состоянии войны. За время своей деятельности он в сентябре 1939 года несколько раз встречался с Герингом. Вполне возможно, что он в тот период виделся и с Гитлером. О чем он беседовал с рейхсмаршалом, никто не знает, но Дэвис, очевидно, предполагал, что Рузвельт выступит посредником в случае европейской войны. Согласно докладу, который он предоставил помощнику Государственного секретаря Адольфу Берле, Геринг, которого Дэвис считал реальным правителем Германии, проявил большой интерес к урегулированию, спонсируемому Соединенными Штатами и основанному на возвращении Германии того, что она потеряла по Версальскому договору, и установлению «нового экономического порядка». Геринга, по мнению Дэвиса, очень беспокоило, какую роль будет в будущем играть Америка на Европейском континенте. Однако доклад не произвел на Госдепартамент никакого впечатления, и из этого ничего не вышло. С другой стороны, когда один из руководителей Главного имперского управления безопасности (РСХА) Вальтер Шелленберг заговорил о возможности американского присутствия в Европе, шеф люфтваффе посоветовал ему обратиться к психиатру.

После войны Шелленберг утверждал, что в Германии очень опасались проникновения американских шпионов в ряды военной разведки европейских стран. Он приводил в пример адмирала Канариса, шефа военной контрразведки, который «постоянно говорил об этом». Йодль после войны тоже утверждал, что «Америка долгое время занимала особое положение», но ни в его дневнике, ни в его стратегических предложениях об этом ничего не говорится.

В других военных источниках Америка упоминается очень редко. Во время сделки с эсминцами Гальдер записал в дневнике, что «стремление Америки купить Британию становится все более очевидным». Он записал также несколько замечаний, о которых мы поговорим позже, о том, что договор оси был направлен против США. В том же самом месяце, августе 1940 года, высшее командование армии сделало запрос руководству военно-морского флота, существует ли опасность высадки американских войск в Западной Африке, а в мае 1941 года, в связи с разработкой планов операции «Изабелла» (оккупации Португалии), в директиве ОКВ упоминался возможный захват Испании британскими войсками для того, чтобы компенсировать потери на Балканах и создать «США благоприятные условия для вступления в войну». Генерал Варлимонт, заместитель генерала Йодля в ОКВ, безуспешно пытался в ноябре 1940 года развивать франко-немецкое военное сотрудничество, надеясь избежать войны с Россией и «повлиять на Соединенные Штаты в нашу пользу». Но все эти отрывочные, случайные упоминания Америки только лишний раз подчеркивают, что США в 1941 году не являлись фактором немецкой сухопутной и воздушной стратегии на Европейском континенте. Полковник Хоссбах, вспоминая более важные совещания, на которых Гитлер обсуждал с военным командованием долгосрочные планы, подтверждает: на них не было произнесено «ни одного слова о реальной военной и политической ситуации в Соединенных Штатах и об их намерениях».

Однако был один генерал, который с самого начала хорошо понимал, какую опасность представляет для Германии Америка. Это был Людвиг Бек, руководивший Генеральным штабом армии до своей отставки, в 1938 году. Выступая против планов решения судетского вопроса силой, Бек весной и летом 1938 года написал несколько очень резких и пессимистических по тону меморандумов, в которых предсказывал, что если Германия пойдет по пути «национал-социалистических авантюр», то ее ждут неисчислимые беды. Главным в мрачном анализе Бека было предположение о том, что в случае нападения на Чехословакию против Германии выступят не только Англия и Франция, но и Америка. Он также утверждал, что США уже сейчас являются членом потенциальной антигерманской коалиции. 5 мая в записке, озаглавленной «Наблюдения по поводу современного военного и политического положения Германии», он напоминал, что во время прошлой мировой войны Америка служила для Англии и Франции базой снабжения, и выражал сомнения в том, что Германия сможет выдержать длительную войну, даже если роль США ограничится только снабжением ее врагов сырьем и продовольствием.

Три недели спустя Бек выразился еще откровеннее. «Германии, – писал он, – противостоит сегодня коалиция Чехословакии, Франции, Англии и Америки, и сотрудничество этих стран уже сейчас гораздо более тесное, чем в 1914 году». В своем «завещании» в июле и августе Бек снова вернулся к этой теме. Америка уже сейчас является поставщиком определенных видов вооружения для Англии. Он предсказывал, что США в случае войны будут поставлять в Англию все, что ей будет нужно, дополнив экономическую помощь пропагандистской и политической поддержкой. Американское общественное мнение уже подготовлено к этому, предупреждал он, а экономика страны сейчас в двадцать раз мощнее, чем в 1914 году. В заключение он писал:

«Если Америка бросит весь свой огромный военный потенциал на чашу весов Англии и Франции (что, к сожалению, вполне возможно), то военная мощь, направленная против Германии, особенно в случае длительной войны, возрастет в такой мере, что Германии нечего будет ей противопоставить».

Мы не знаем, читал ли Гитлер все эти записки целиком, хотя он конечно же знал о точке зрения Бека. Однако фюрер не ценил ни самого Бека, ни его мнение и на совещании 10 августа 1938 года дал ясно понять своим военным советникам, что, невзирая на пораженческие настроения Генерального штаба, он будет осуществлять свои планы. Об Америке не было сказано ни слова, а неделю спустя последовала отставка Бека[71].

Легко понять, почему Америка так редко учитывалась в континентальных планах рейха. Мы уже говорили о том, что Гитлер испытывал глубочайшее презрение к американским военным и полностью разделял взгляды Беттихера на военную промышленность США. Ранее мы уже видели, что Гитлер с течением времени стал рассматривать вступление Америки в Первую мировую войну как фарс, перевооружение американской армии как «чистой воды надувательство», а сведения об объемах производства «гигантским преувеличением». По мере того как Германия усиливала свою континентальную крепость, Гитлер стал считать военное вторжение Америки в Европу совершенно невозможным, и, по его мнению, без своего военного присутствия США не могли играть в Европе никакой роли. Существует масса доказательств того, что взгляды фюрера разделяли и высшие руководители нацистской партии. Министр иностранных дел заявил в ноябре 1940 года Молотову, что вступление Америки в войну «не имеет для Германии никакого значения», по-скольку «Германия и Италия никогда не позволят англосаксам высадиться на европейском берегу». Таким образом, любая попытка вторжения с самого начала была обречена на провал. Американскому посетителю Риббентроп охарактеризовал американское вторжение в Европу как «комедийную катастрофу», как «совершенно смехотворное», «абсолютно безумное» предприятие. Геббельс, Гесс и другие высказывали аналогичное мнение[72].

Поэтому трудно избавиться от мысли, что, хотя в Берлине и признавали влияние Америки на Европейский континент, важным политическим и военным фактором его не считали. При составлении своих планов немецкие политики и военные могли учитывать Америку при определении сроков своих действий или ссылаться на ее пример, но она всегда являлась для них второстепенным фактором. Только тогда, когда континентальные операции стали зависеть от положения дел на море, а также из соображений помощи своему союзнику на Дальнем Востоке, Гитлер начал, и то против своей воли, оглядываться на Соединенные Штаты.

Что касается Европы, то, когда, несмотря на уверенность Гитлера, Америка все же вступила в войну, в ОКВ все оказались в полной растерянности, что, впрочем, вовсе не удивительно. На следующий день после нападения японцев на Пёрл-Харбор генерал Йодль позвонил своему заместителю Варлимонту и потребовал у него информацию о том, какова вероятность американского вмешательства в европейскую войну. Варлимонт ответил, что «мы до этого никогда даже не рассматривали возможности войны с Соединенными Штатами и поэтому не имеем никаких данных, на основе которых можно было бы составить подобный прогноз». Ответ Йодля («попробуйте все-таки что-нибудь сделать») породил у Варлимонта такой комментарий: «Только после этого, и никак не раньше, начали мы разрабатывать стратегию немецких действий против Америки».