4. Камерный каэр

— Этого мальчика привели к нам два старика, — говорит Пронин, указывая на худого белобрысого парнишку лет семнадцати, сидящего в углу камеры с печально опущенной головой.

— То-есть, как привели? — удивленно спрашиваю я.

— Конечно, они не брали его за руки и не тащили в тюремные ворота, но, тем не менее, он попал сюда из-за двух стариков, — туманно объясняет мне Сергей Владимирович, а затем начинает рассказывать довольно обычную для советских тюрем историю паренька.

Шура Карелин, потеряв в раннем детстве родителей, умерших во время эпидемии сыпного тифа, воспитывался у своего деда, казака станицы Горячеводской. Дед был человеком старого закала и старался воспитывать внука "не как-нибудь по-комсомольски, а по всем правилам доброго царского времени на казачьих землях". Одним из этих правил было уважение к старшим, услужливость и помощь им, если таковая потребуется. Это и другие, не менее похвальные правила Шура усвоил твердо и не задумывался применять на практике.

Работал он подмастерьем сапожника в мастерской дамской обуви артели "Красный кустарь" города Пятигорска и, однажды утром, спеша на работу, увидел, как трамвай сбил с ног старика, переходившего улицу. Не медля ни секунды, юноша поспешил на помощь пострадавшему. Он поднял с мостовой упавшего старика, отвел его в находившийся поблизости парк, усадил на скамейку и принес воды. Потом вступил в объяснения с неторопливо пришедшим к месту происшествия милиционером и, наконец, побежал за каретой скорой помощи.

Когда его хлопоты окончились и карета увезла легко раненого, но сильно помятого старика в больницу, было уже около восьми часов и он стремглав помчался в мастерскую, дрожа от страха перед последствиями опоздания на работу…

За часовое опоздание Шуру Карелина судили, как прогульщика, но, принимая во внимание его несовершеннолетие и пролетарское социальное положение (подмастерье сапожника), приговорили к шести месяцам тюремного заключения, вместо обычного, в таких случаях, года.

В общей камере осужденных, куда Шура попал, были не только противники советского режима, но и его сторонники, а также некоторое количество засланных сюда энкаведистами сексотов. Между заключенными часто разгорались политические споры, причем советскую власть ругали, главным образом, осужденные на большие сроки, которым, в сущности, терять было больше нечего. Люди с большими сроками заключения из тюрем и лагерей, обычно, не выходят.

По юношеской неопытности Шура иногда вмешивался в эти споры, поддерживая противников советской власти такими аргументами:

— Раньше у дедушки, по праздникам, всегда в борще свинячья нога плавала, а теперь мы и картошку-то редко видим.

— Дедушка говорит, что в таком свинушнике, где мы с ним живем, раньше даже нищий не стал бы жить.

Об этих разговорах камерные сексоты донесли "кому следует" и Шура был вызван из тюрьмы на допрос в управление НКВД. Не выдержав "методов физического воздействия", он подтвердил на следствии свои антисоветские выступления в камере, а когда следователь спросил его:

— Кто научил тебя так думать и говорить? Юноша ответил со слезами на глазах:

— Дедушка…

В результате дело Шуры Карелина энкаведистьг "переквалифицировали": шестимесячный судебный приговор отменили и сделали юношу "камерным каэром". В обвинительном заключении следствия так и было написано:

"Отбывая срок за прогул, осужденный Карелин Александр проявил себя, как камерный каэр. В тюремной камере выступал с контрреволюционными разговорами, провокационно агитируя других заключенных на проявление враждебных чувств и произнесение таких же выражении по отношению к советской власти и большевистской партии…"

Впоследствии мы узнали, что Шура Карелин получил 5 лет концлагерей, а его дед, арестованный вскоре после признаний внука на допросе, 10 лет. Еще восьми арестантам, вместе с Шурой принимавшим участие в "камерной контрреволюции", сроки тюремного заключения были увеличены.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.