5. Намек

5. Намек

Пятигорский кавалерийский полк праздновал двадцатую годовщину Красной армии. Программа празднования состояла из обычных в таких юбилейных случаях двух отделений; в первом было торжественное заседание с речами, во втором — концерт красноармейской самодеятельности.

После речей полкового и городского партийного начальства, от имени отличников военной учебы выступил лучший из них — красноармеец Федор Клим-чук. Его речь, переполненная обязательствами и клятвами верности большевистской партии и правительству, была заранее составлена политруком и утверждена партийным бюро полка. Оратор только заучил ее наизусть и на торжественном заседании повторял по памяти, стараясь не сбиться, не выпустить из нее ни одного слова и ничего к ней не прибавлять. Только в самом конце Климчук позволил себе вставить в речь одну собственную фразу, которой, по его мнению, там нехватало. Он громко, как лозунг, выкрикнул ее:

— Товарищи! Будем смелыми, как Сталин! Этот выкрик вызвал совершенно неожиданный для Климчука эффект. Физиономии сидевшего в президиуме полкового и городского начальства вытянулись, покраснели, а затем побледнели. Секретарь горкома партии с перепугу икнул, командир полка отрывисто крякнул, а политрук, писавший протокол заседания, сломал карандаш. Из затемненного зала послышались смешки красноармейцев, а в задних рядах кто-то даже громко захохотал. Первым оправился от неожиданности председательствовавший в президиуме заместитель начальника штаба дивизии. Он вскочил из-за стола и крикнул в зал:

— Торжественное заседание объявляю закрытым! После десятиминутного перерыва начнется концерт!..

Слушать и смотреть этот концерт Федору Климчуку не пришлось. Еще до начала концерта он сидел "на губе" — в полковом арестном помещении — недоумевая, за что же, собственно, его туда посадили. Не рассеялось его недоумение и на последовавших затем допросах в краевом управлении НКВД.

Допрашивали Климчука поочередно несколько следователей. Первый из них рычал, ругался и требовал "признаний". Второй был явно смущен и обрывал подследственного, когда тот пытался изложить ему окончание своей речи на торжественном заседании в полку. Третий смотрел на Климчука с любопытством и спрашивал:

— Неужели ты до сих пор не понимаешь, какое преступление совершил? Неужели это до тебя все еще не доходит?

— Не понимаю. Не доходит, — разводил руками подследственный.

— Ты сделал злостный контрреволюционный намек.

— Какой намек? На кого? Когда?

— Ну, я твои антисоветские намеки объяснять не стану. За это и меня арестовать могут, — заявил следователь.

Только в камере смертников объяснили Федору Климчуку "состав его преступления":

— Ведь Сталин величайший трус. Это многим известно. В твоей речи ты сделал намек на его трусость и призывал красноармейцев также быть трусливыми.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.