Информация военной разведки в 1933 г.
Информация военной разведки в 1933 г.
Во время конфликта на КВЖД в 1929 году и в последующие годы на Дальнем Востоке был создан крупный центр агентурной разведки оперативно-тактического характера. ОКДВА была армией только по названию. Фактически в начале 1930-х, когда началось усиление дальневосточных рубежей, это был очень крупный и по территории, и по количеству войск пограничный военный округ. В Хабаровске находились командование и штаб армии, а в штабе – разведывательный отдел, закамуфлированный под номером четыре по аналогии с 4-м Управлением Штаба РККА.
Летом 1932-го начальник Разведупра Берзин назначил в Хабаровск своего соотечественника Августа Гайлиса (Валина) на должность начальника отдела штаба армии. Он родился в 1895 году. В РККА с 1918-го, в разведке с 1920-го. Вначале помощник заведующего разведкой 4-й армии, потом в Разведупре был заведующим сектором информационно-статистического отдела. В 1923-м оканчивает Военную академию и направляется на нелегальную работу в Латвию. С 1926 года полем его деятельности становится Восток. В 1926—1927 годах он секретарь Китайской комиссии Политбюро, а в 1930—1931 годах был военным советником ЦК Компартии Китая. В 1931—1932 годах был помощником начальника агентурного отдела Разведупра и с этой должности отправился в Хабаровск. На посту начальника разведки ОКДВА находился до апреля 1937-го, а потом был вызван в Москву и несколько месяцев до дня ареста 26 июля руководил 2-м восточным отделом Разведупра. Через три месяца, 26 октября, комбриг Гайлис был расстрелян. Оборвалась жизнь еще одного крупного разведчика, так много сделавшего для военной разведки на Востоке.
Помощником Гайлиса Берзин подобрал тоже латыша, но постарше и поопытнее. Христофор Салнынь родился в Риге в 1885 году, а в РСДРП вступил в 1902-м. Такого партийного стажа не было ни у кого в военной разведке. Участник первой русской революции, из-под ареста бежал, и с 1908 по 1920 год – в эмиграции. В 1920-м выехал на Дальний Восток. На разведывательной работе в Китае находился до 1923 года. В 1923 году переброшен в Германию. Готовился «германский Октябрь», и в эту страну направляли тех, кто имел боевой и революционный опыт. Того и другого у Салныня было в избытке, и он занимался созданием нелегальной боевой организации Компартии Германии, организацией «красных сотен» в Тюрингии и сети подпольных складов оружия. В 1926—1929 годах опять на Востоке – резидент в Китае. Участник конфликта на КВЖД – руководитель диверсионной работы в тылу китайских войск. В 1930—1932 годах – разведывательная работа в странах Центральной и Восточной Европы. В декабре 1931-го в очередной аттестации Берзин так характеризовал этого крупного и опытнейшего разведчика: «Весьма опытный и развитой работник разведки. Общая подготовка средняя, специальная военная – слабая. Специализировался по вопросам партизанской войны и подрывного дела. Обладает твердым характером и сильной волей. В трудных условиях не теряется, обладает большим мужеством и личной храбростью. Быстро ориентируется в обстановке и быстро принимает решения. Умеет управлять людьми и подчинять их своей воле. Любит дисциплину и сам дисциплинирован. С подчиненными тактичен, пользуется авторитетом и любовью…»
С Гайлисом он проработал в Хабаровске до 1936-го. Получил звание бригадного комиссара, что соответствует комбригу, и в начале 1936-го был отозван в Москву. В Разведупре возрождали активную разведку, и в феврале 1936-го Салнынь был назначен заместителем начальника спецотделения «А». С июня 1937-го по март 1938-го он в Испании – советник 14-го партизанского корпуса по организации диверсий и партизанского движения. Затем отзыв в Москву, арест 21 апреля и расстрел 8 мая 1939 года. Так закончилась жизнь еще одного участника разведывательной работы на Дальнем Востоке.
Со времен российской империи пограничные военные округа имели свою агентурную сеть на территории сопредельных стран. Эта сеть обслуживала территорию в тактической зоне на глубину до 250 километров и отслеживала все изменения в пограничных гарнизонах и крепостях, а также внимательно следила за развитием железнодорожного строительства, которое велось по направлению к границам империи. Под пристальным наблюдением агентуры были также и перемещения войск в пограничных районах. В результате такой деятельности в штабах пограничных округов хорошо знали обо всем, что происходило за линией границы. После окончания Гражданской войны и установления границ на Западе и Востоке Разведупр взял на вооружение этот уже проверенный метод наблюдения за погранзоной возможных противников. Разведотделы западных пограничных округов: Ленинградского, Белорусского и Украинского «просматривали» территорию Финляндии, прибалтийских стран, Польши и Румынии, а южных округов: Закавказского и Среднеазиатского, пограничные районы Турции, Ирана и Афганистана. Это была обычная практика повседневной разведывательной работы в мирное время. На протяжении межвоенного двадцатилетия эта отработанная и проверенная десятилетиями система давала обильную информацию, которая учитывалась при боевой и организационной подготовке войск округов. Поступая в Москву, она существенно дополняла информацию стратегической военной разведки.
Разведотдел штаба ОКДВА не составлял исключения. После начала японской агрессии в Маньчжурии к уже имевшейся агентуре военной разведки в этом регионе добавляются новые резидентуры и агентурные сети. Идет не только наблюдение за усилением и перемещением частей Квантунской и Корейской армий, но и проникновение в структуру японских военных органов на азиатском континенте. Информационный сектор отдела очень внимательно отслеживал всю иностранную прессу, которая поступала в Хабаровск из многочисленных советских консульств в Маньчжурии, Корее и Японии. Вся собранная информация систематизировалась и анализировалась в военно-политических бюллетенях разведотдела. Это позволяло командованию ОКДВА, и в первую очередь Блюхеру, быть в курсе политических и военных событий в дальневосточном регионе.
Информация военной разведки, полученная от агентуры в Маньчжурии и Кореи, дополнялась анализом иностранной прессы и информацией, получаемой из Москвы. Все это обобщалось в ежемесячных военно-политических бюллетенях, которые подписывал начальник 4-го отдела штабе ОКДВА Валин. Вот анализ только нескольких бюллетеней за 1933 год.
В бюллетене № 3 от 28 марта указывалась выявленная агентурой дислокация японских войск в Маньчжурии. На западной ветке КВЖД в Хайларе дислоцировалась 1-я кавалерийская бригада. В районе Цицикара – части и штаб 14-й пехотной дивизии. В Харбине располагался один из полков 10-й дивизии, остальные части дивизии находились на восточной ветке КВЖД от Мулина до станции Пограничная около советско-маньчжурской границы. Отмечались также переброски из этих частей сводных отрядов в китайскую провинцию Жэхэ, где в то время шли бои с частями китайской армии.
В бюллетене № 4 от 5 мая давалась оценка общей обстановки в Маньчжурии. Отмечалось, что в Маньчжурии сейчас нет серьезной организованной силы, могущей иметь решающее значение в антияпонской борьбе. Все вооруженные формирования китайской армии или были разгромлены, или вытеснены на советскую территорию. Подчеркивалось, что это положение составляет важнейший момент для правильной оценки современной военной и политической обстановки в Маньчжурии и внешней политики японского империализма. Вся Маньчжурия и провинция Жэхэ, захваченная в начале 1933 года частями Квантунской армии и присоединенная к Маньчжоу-Го, находилась под полным контролем японских войск. В этом же бюллетене отмечалось, что части, выделенные из составе 14-й и 10-й пехотных дивизий, вернулись из Жэхэ в Маньчжурию и обе дивизии уже в полном составе были сосредоточены в местах своей постоянной дислокации.
В бюллетене сообщалось, что с 28 марта по 1 апреля в Токио была проведена конференция командиров дивизий. Было решено переориентировать высший комсостав японской армии в связи с ее реорганизацией и сложившейся междунеродной обстановкой. С докладами на конференции выступили военный министр генерал Араки и заместитель начальника генштаба генерал Мадзаки. В бюллетене отмечалось, что информация о конференции была получена агентурным путем, хотя и не указывалось, получена ли она из Москвы или добыта агентурой разведывательного отдела. Мадзаки в своем докладе отметил: «На отпущенные правительством средства в текущем году удастся перевооружить только часть дивизий, и полная реорганизация будет закончена только к весне 1935 года…» В его докладе также было отмечено, что в связи с реорганизацией армии генштабом перерабатываются мобилизационные и оперативные планы. На конференции также была признана недостаточность информации о Советском Союзе и ее неточность. Поэтому было решено усилить разведку СССР по линии военных атташе, консульств и другими способами как в самой стране, так и за ее пределами. Как видно, информация о конференции была достаточно подробной. Может быть, отчет о конференции был послан в Харбинскую военную миссию, где у военной разведки были агентурные возможности? Возможно, но это следует отнести к разряду предположений автора, документальных доказательств нет.
К лету 1933 года в Японии уже достаточно серьезно воспринимали угрозу воздушного нападения на острова со стороны Японского моря в случае конфликта с Советским Союзом. В том же бюллетене отмечалось: «По агентурным данным, в районе плоскогорий и в районе Японских Альп проводятся большие работы по созданию оборонительной базы для защиты от воздушного нападения со стороны японского моря. В этих горных районах устанавливаются звукоулавливатели, зенитные орудия, посадочные площадки, строятся ангары для истребительной авиации. Построена горная дорога для перевозки орудий. Районы засекречены, и на их границах расставлены посты».
Более подробно оценка международного положения Японии и подготовки ее к войне была дана в следующем номере бюллетеня (№ 5 от 5 июня 1933 года). В нем отмечалось, что «по совершенно проверенным агентурным данным, часть японских руководящих военных кругов в начале мая считали возможным прибегнуть к военной силе в случае невыполнения нами требований Маньчжоу-Го по вопросу о КВЖД». Такая антисоветская активность Японии, по мнению разведотдела, питалась в значительной степени возросшими надеждами на ухудшение международного положения Советского Союза. В особенности японская военщина возлагала надежды на поддержку Англии и на использование антисоветских настроений, развязанных в Германии гитлеровским переворотом. В Японии планировали возрождение японо-английского союза по типу союза, который помог Японии в русско-японской войне. Но это были только японские пожелания.
В бюллетене указывалось, что задача дипломатической изоляции СССР и сколачивание антисоветского блока не может еще считаться решенной. Отмечалось также, что среди японской военщины растет убеждение в том, что военная мощь СССР выросла и поэтому задача войны один на один против СССР может оказаться для Японии непосильной. Это начали понимать даже в высших военных кругах Японии. В бюллетене приводилась информация, полученная по агентурным каналам: командующий Квантунской армией генерал Муто высказал перед японским правительством ту точку зрения, что хотя СССР и переживает некоторые внутренние экономические затруднения, но военная мощь Союза не может подвергаться никаким сомнениям. Поэтому, заявил генерал, Япония не должна прибегать сейчас к методам грубого давления на СССР, а должна разрешать спорые вопросы на данном этапе дипломатическим путем и продолжать работать над усилением своей армии в Маньчжурии и увеличением средств боевой техники. Подобные высказывания говорили о том, что Япония еще не готова к войне один на один с Советским Союзом, что подготовка будет долгой и что требуются годы, чтобы создать военно-экономическую базу для большой войны. В начале 1930-х империя начала подготовку к такой войне.
Интересна оценка, которая была дана в этом номере бюллетеня кабинету Сайто: «Кабинет Сайто, проведший выход Японии из Лиги Наций, санкционировавший дальнейшее развитие японских военных операций в Жэхэ, Чахаре и Северном Китае, поощрявший провокационные выступления против СССР по вопросу о КВЖД, сумевший провести через парламент огромный военный бюджет, в настоящее время удовлетворяет военщину, ибо она имеет возможность развивать намеченными ею темпами подготовку к большой войне».
В этом же бюллетене отмечалось и усиление японской армии на 4 дивизии, и создание в Маньчжурии в районе Хайлара мощной кавалерийской группы в составе двух кавалерийских бригад, конной артиллерии, бронемашин и моторизованной пехоты. Эта группа в случае войны должна была действовать как оперативное соединение, нанося удар по Забайкалью. В бюллетене № 6 от 20 июля отмечались переброски и дислокация японских войск в Маньчжурии. 4 пехотные дивизии, одна пехотная бригада и две кавалерийские бригады – вот те японские войска, которые были вскрыты разведкой штаба ОКДВА. Корейская армия, состоящая из двух дивизий и частей усиления, не увеличивалась и оставалась в местах прежней дислокации. Особое внимание разведка уделяла формированию маньчжурских кавалерийских частей и созданию мощной группировки конницы. В бюллетене отмечалось: «Наличие на Забайкальском направлении двух кавалерийских бригад и формирование монгольской конницы указывают на стремление японцев создать в этом районе нечто вроде конной армии. Сейчас обе кавалерийские бригады объединяются общим командованием генерала Усами со штабом кавалерийской группы. По агентурным данным, осенью этого года в Маньчжурию будет переброшена из Японии 2-я кавалерийская бригада».
В бюллетене № 7 от 25 августа аналитикам из разведотдела пришлось признать несостоятельность прежних утверждений (1931—1932), когда Францию считали вдохновителем и организатором нового антисоветского крестового похода. В августе 1933-го уже отмечалось: «… Франция, которая до начала этого года последовательно поддерживала японские выступления на Дальнем Востоке, сейчас, после фашистского переворота в Германии и дипломатического сближения с СССР, повернула фронт против Японии…» В бюллетене № 9 от 12 октября давалась оценка военно-политического положения в Маньчжурии. По полученной оттуда информации, японская военщина, являющаяся хозяином положения в Маньчжурии, считает, что главная задача заключается в возможно более быстром оборудовании маньчжурского плацдарма для развертывания здесь в момент большой войны против СССР двухмиллионной японской армии. Цифра в два миллиона явно не соответствовала действительности и была фантастической. Даже к началу 1942-го, когда началась война с США и империя была полностью милитаризована, Квантунская армия, и то только на короткий срок, достигла численности в один миллион человек. На этот раз военная разведка явно ошиблась, приняв за истину чье-то необдуманное высказывание.
Агентура внимательно следила за формированием кавалерийской группы. В бюллетене отмечалось, что, по агентурным данным, окончательно установлено формирование кавалерийской группы под командованием генерала Усами со штабом в Таонане. В этом же бюллетене было зафиксировано, что, по последним агентурным данным, японское командование настойчиво занимается исследованием путей, идущих от границы к Гродеково, проявляя особый интерес к военному строительству на советской территории. Кроме переброски агентов на советскую территорию, японская разведка производит тщательный опрос перебежчиков с советской стороны. Производились также аэрофотосъемки советской пограничной полосы с высоты 200—300 метров. Противодействовать активизации японской разведки в тот период было практически невозможно. Граница, протяженностью в тысячи километров по берегам Амура и Уссури, не была оборудована так, как она оборудуется сейчас. Местное население, в основном амурские и уссурийские казаки, знало границу не хуже пограничников. И удержать их от переправы на другой берег пограничных рек, особенно после начала массовой коллективизации, не удавалось. Сколько людей, бросив все и рискуя жизнью, бежало в Маньчжурию? Об этом мы, очевидно, никогда не узнаем. Не узнаем также и о том, сколько раз японские самолеты нарушали советское воздушное пространство. Конечно, наша авиация отвечала тем же, и наши самолеты так же летали над маньчжурской территорией, производя аэрофотосъемки. Здесь противодействие шло на равных – кто сфотографирует больше.
Агентурная разведка держала под контролем всю территорию Маньчжурии. Отмечались переброска частей 6-й пехотной дивизии из Маньчжурии обратно в Японию и наличие в захваченной провинции Жэхэ 8-й пехотной дивизии и смешанной бригады японских войск. К ноябрю 1933-го, по данным советской военной разведки, в Маньчжурии в составе Квантунской армии оставалось только две пехотные дивизии (10-я и 14-я), одна смешанная бригада и кавалерийская группа, о которой сообщала агентура. Для такой обширной территории – немного. Общая численность армии, по японским документам, – 94 тысячи человек – только для выполнения полицейских функций в захваченной стране. Говорить об агрессивности и возможном нападении на северного соседа было бы наивно. И в штабе Квантунской армии о таком нападении наверняка не думали, несмотря на все разработки вариантов плана «ОЦУ» в японском генштабе. В целом военная разведка в дальневосточных районах в тактическом и оперативном направлениях выполняла свои задачи и регулярно информировала командование ОКДВА. Но получение информации стратегического характера ей было, конечно, не под силу. Для получения такой информации нужны были разработки специальных разведывательных операций в штаб-квартире военной разведки в Большом Знаменском переулке, дом 19.