9. Вагнер, Ницше, Х.С. Чемберлен

9. Вагнер, Ницше, Х.С. Чемберлен

Музыка Рихарда Вагнера – конечный результат развития европейской музыки. Написав несколько опер в традиционной манере, Вагнер принял участие в революции 1848 года и был вынужден бежать. В изгнании он разработал свой революционный музыкальный стиль, который – после периода ожесточенных нападок – покорил Европу. Одним из самых ранних почитателей Вагнера был Ницше, познакомившийся с композитором в Швейцарии. Ницше написал восторженное эссе о его миссии и в «Рождении трагедии» исказил исторические факты о происхождении греческой трагедии, чтобы доказать, что музыка Вагнера стала кульминацией двухтысячелетней истории развития искусства. С помощью своего почитателя баварского короля Вагнер смог создать собственный театр в Байройте, и Ницше был приглашен на его открытие. Философ был до крайности разочарован. Вагнер изменился настолько, что мгновенно развеял все романтические иллюзии Ницше. Вагнер стал немецким мастером, хотя Ницше очень хорошо понимал, что его музыка была обращена к художникам с усложненным космополитическим вкусом. Вагнер к тому же стал антисемитом. Ницше уехал и больше никогда с ним не встречался.

Впрочем, Вагнер всегда был антисемитом. Уже в 1852 году он говорил о засилье еврейских денег и высмеивал Мендельсона. Евреям он советовал: «Помните, что только одно может избавить вас от тяготеющего над вами проклятия: освобождение Вечного жида – ваше вымирание». Он написал эссе, которое в Третьем рейхе было в качестве введения предпослано сборнику расистских писаний Гобино «Арийский человек», и это было логично, ибо Вагнер пишет, что Гобино испытал кровь современного человечества и нашел, что она непоправимо испорчена. Это очень верный вывод, добавляет Вагнер. По его мнению, Гобино справедливо утверждает, что человечество состоит из неравных рас, которые не могут быть уравнены. Самая благородная раса может править расами низшими, но не может уравнять их с собой, смешиваясь с ними, ибо из-за этого она сама станет менее благородной. Что это, если не национал-социализм? Алексис де Токвиль предвидел, однако, угрозу, исходившую из лжеучения Гобино, и писал, что оно приведет к полному уничтожению человеческой свободы, к высокомерию, насилию, презрению к другим нациям, тирании и низости всякого иного рода; коротко говоря, к гитлеровскому Третьему рейху.

Лютеранский богослов профессор Паулус Кассель выступил в 1880 году против Вагнера и его антисемитского кружка, так как Вагнер оскорбил «еврейского Бога создателя», сказав, что сомневается в еврейском происхождении Христа, а один из членов вагнеровского кружка Эрнст фон Вольцоген сделал из Иисуса кельто-германца. Вагнер в своей книге «Евреи в музыке» писал, что творчески евреи никогда не проявляли себя в искусстве, на что преподобный Кассель отвечает словами святого Иеронима, который сказал, что наши псалмы были нашим Симонидом, Пиндаром, Горацием и Катуллом. «Какое музыкальное и поэтическое влияние на мировую историю может сравниться с таковым псалмов? Они стали книгой гимнов мира, утешили множество несчастных и смягчили множество ожесточившихся сердец». Кассель приводит слова 26-го псалма: «…не предавай меня на произвол врагам моим, ибо восстали на меня свидетели лживые и дышат злобою». По сцене театра Вагнера двигались нибелунги и валькирии. Какое действие они должны были оказывать и оказывали на публику? Чему мы можем научиться у Сигурда, который сам хуже того дракона, которого он предательски убивает? Кто главные герои? Обманщик Вотан, женщина-демон, коварные карлики. Чему может научиться здесь нация, кроме как подогревать свои собственные страсти! Если нас приводит в ярость оскорбительная статья Вагнера «Познай себя», то станем ли мы слушать «Кольцо нибелунгов», чтобы снова обрести душевное спокойствие? Эта опера учит только мести и жажде мести. Кассель призывает проявить больше христианского смирения сочинителя «Тристана» и «Кольца», воздвигшего вавилонский таран против вечных Божественных истин, за что его самого ожидает судьба Вавилона. Он переживет то, о чем сказано во 2-м псалме.

В 1899 году профессор Артур Древс написал книгу о смысле музыкальных драм Вагнера, в которой особо напомнил немцам о статье композитора «Познай себя», в которой Вагнер укоряет соотечественников в том, что они признают евреев немцами.

Вагнер задумывал свое «Кольцо нибелунгов» как оптимистическую драму человеческого прогресса, обновления мира революционным героем. Но позже, под влиянием идей Шопенгауэра, он совершенно изменил смысл, превратив цикл в трагедию о гибели богов и людей. В своем блестящем эссе с анализом «Кольца» Бернард Шоу показал, что вопреки замыслу Вагнера его оперы сохранили свой первоначальный смысл современной драмы, «пугающе реальной» и злободневной истории капитализма и жажды денег. Шоу привлек внимание к тому факту, что Вагнер в 1848 году был революционером, но смог бежать из Германии, в то время как его сотоварищ по борьбе Бакунин был схвачен и посажен в тюрьму. Шоу уподобляет вагнеровского героя, сумевшего вырваться из-под власти Вотана, русскому революционеру, который остался в мире, чтобы свергнуть капитализм. «Политическая философия Зигфрида противоположна политической философии Шопенгауэра». Но Вагнер предпочел убедить себя в собственном пессимизме и объявил оптимизм проявлением иудаизма, а еврея сделал мальчиком для битья, подставив его под удар вместо всего современного человечества.

Шведский критик Вильгельм Петерсен однажды заметил, что музыка Вагнера несет на себе явный отпечаток космополитизма. Ницше находил сходство между сочинениями Вагнера и французской романтической музыкой. Томас Манн сравнивал «Кольцо нибелунгов» с «Ругон-Маккарами» Золя, находя между ними замечательное духовное родство, сходство целей и методов, любовь к грандиозному и величественному. Манн рано подпал под обаяние Вагнера и очень любил его музыку, хотя любовь эта не была лишена ницшеанского сомнения в душевном здоровье автора колдовских мелодий. Манн сравнивает Вагнера с могущественным волшебником, в распоряжении которого полный набор орудий соблазнения – земных и дьявольских. Его музыка, утверждает Томас Манн, – это не музыка в смысле Моцарта или Бетховена, это – литература, психология и символизм. Музыка Вагнера возникает не из мифического источника, как думают немцы. Конечно, некоторые пассажи несут на себе отпечаток этого божественного вдохновения, но по большей части музыка Вагнера рассудочна, обдуманна и тщательно рассчитана, как плод труда старательного гнома. Вагнер, подчеркивает Манн, не немец в обычном, разговорном смысле этого слова; он – аналитик и интеллектуал, хорошо вписывающийся в европейское искусство. Вагнер не персонифицирует германизм как таковой, но скорее являет миру наиболее чувственную картину и критику немецкого характера. Его Зигфрид – не только герой северного мифа, но и вполне современный человек XIX века и социальный революционер, которого Шоу по праву сравнивает с Бакуниным. Томас Манн не без иронии напоминает нам, что Вагнер, обожавший буржуазную элегантность и роскошь, шелка и бархат, пышную одежду с гагачьим пухом и вычурные покрывала, был своей буржуазной экстравагантностью вдохновлен на сочинение музыки, содержавшей нечто большее, нежели стремление одеваться в шелка, музыки для нордического героя Зигфрида, наполнившего грудь немецкой молодежи высокими чувствами человеческой славы. Немецкие юноши сотнями тысяч жертвовали свою жизнь на алтарь ложной славы кайзеровской войны. Они пошли за дудкой гаммельнского музыканта Гитлера, пошли с невиданным и неподдельным восторгом. Музыка Вагнера, описанная Томасом Манном как благословенно чувственная, высоко парящая, пожирающая чувства, глубоко опьяняющая, гипнотически ласкающая, тяжело и роскошно убранная, отравила целую нацию.

Венский профессор Леопольд фон Шредер, друг Х.С. Чемберлена, восхвалял «Кольцо нибелунгов» как «совершенную арийскую мистерию в Байройте». На самом деле «Кольцо» в том виде, в каком нашел его Вагнер в северных германских сагах, есть миф о «нордическом» мошенничестве, клятвопреступлениях, инцесте, предательских убийствах, потрясении мира и сожжении богов. Короче говоря, это миф о Третьем рейхе, разнесенном на куски бомбами союзной авиации. Гитлер видел в «Кольце» миф о борьбе арийских героев с низшим миром еврейства, каковое он почти сумел истребить. «Хайль Зигфрид» в «Нибелунгах» превратилось в «Хайль Гитлер!» Третьего рейха. В своих речах Гитлер снова и снова говорил о мировом еврействе, нанесшем удар в спину – как Зигфриду. Не потому ли он приказал эсэсовским офицерам сжечь его труп, когда Германия пылала в огне 1945 года? Томас Манн говорит о Гитлере в вагнеровских выражениях. Германия была «спящей красавицей, окруженной изгородью из роз вместо языков пламени, сжегшего Брунгильду, и улыбнувшейся, когда герой Зигфрид поцелуем пробудил ее от сна. Германия, проснись!». В описанном Шоу Альберихе мы снова узнаем Гитлера. Шоу рассказывает, как этот карлик жаждет золота, проявляя «животное скудоумие и эгоистическое воображение и не выказывая ни малейшей способности видеть что-либо с точки зрения другого человека». После того как Альберих получает золото (власть), «орды его сотоварищей были обречены на рабскую нищету – над землей и под землей, – понуждаемые к труду невидимой плетью угрозы голодной смерти».

В Вагнере, говорил после войны Томас Манн, было «слишком много от Гитлера, действительно, слишком много скрытого и вскоре ставшего явным нацизма». Гитлера Вагнер напоминал еще и тем, что был постоянно исполнен самолюбования, был невероятно нескромен, все время произносил напыщенные монологи, всегда бахвалился, всегда кого-то поучал. Вагнер обожал власть, которая была для него священной. Вагнер символизировал власть могучими волшебниками в шлемах с лебедиными перьями, а немецкую нацию – выстроенным в ряд хором, ослепленным блеском господ и непрестанно удивляющим ся ходу событий. Немцы узнавали себя в аморальном простаке Зигфриде. Без героев Вагнера они никогда не предались бы столь откровенному злу. По мнению Генриха Манна, есть две Германии: одна гармоничная и космополитическая – Моцарта, Гете и Шиллера, и вторая – Германия Вагнера и Трейчке, учивших немцев искать свой уродливый германизм в ненависти ко всему миру. Герман Гессе характеризовал Вагнера цитатой из древнекитайской книги L? B? We: «Чем оглушительнее гремит музыка, тем более меланхоличным становится народ; чем опаснее страна, тем ниже опускается правитель».

В то время, когда Гитлер преследовал и истреблял евреев, Томас Манн написал эпическую сагу «Иосиф и его братья», в которой воздал должное евреям и их религии. Произведение структурой напоминает «Кольцо нибелунгов», но духовно оно – полная противоположность напыщенной музыкальной драме Вагнера, нордическому мифу, очаровавшему Гитлера. Томас Манн рассказывает миф монотеизма, достояния иудеев и христиан. Мы читаем о том, как три начала – душа, дух и материя – были заложены в основание созданной Богом Вселенной. По велению Отца, роль Духа состоит в том, чтобы указать душе, что ее истинное место не в этом мире, объяснить ей, что земные устремления ошибочны, и заставить ее устремиться в высшие сферы мира, чтобы обрести счастье в лоне Господа. Что может быть более противоположным концу «Кольца нибелунгов», чем этот конец, возвещающий спасение человеческой души?

С Ницше все обстоит намного сложнее. Его духовное развитие изобилует противоречиями. Можно сказать, что было несколько Ницше. Он был замечательный поэт, великий психолог, великий знаток немецкого языка, которым мастерски владел. Он проанализировал духовные изъяны европейской цивилизации, проявив недюжинную интуицию и проникновенность, он первым выступил против нигилизма цивилизации. Но и сам он лишь укрепил его и способствовал своим учением распространению тоталитаризма.

В молодые годы он называл косным того человека, который не понимал, что разные мнения разных людей могут мирно сосуществовать друг с другом. Он не хотел иметь ничего общего с людьми, твердившими соблазнительную ложь о расе, и говорил, что немецкая нация представляет собой результат смешения множества рас. В 1870 году он сказал, что Германская империя уничтожила немецкий дух и что объединенная Германия приняла в качестве государственного принципа лозунг «Германия, Германия превыше всего!». Ницше упрекал Бисмарка за то, что тот сделал вкус немцев «национальным», заразив их «национальной нервной лихорадкой» – то антифранцузской, то антисемитской, то антипольской лихорадкой вагнеровской тевтонской и прусской «тупости». С другой стороны, сам он гордился тем, что является добрым европейцем, и обвинял немцев в том, что они обожают тучи, дымку, туман и мрачность, что они неуловимы, что они более противоречивы, более непредсказуемы и более страшны, чем другие нации. Они, говорил Ницше, «хорошо знают окольные пути в хаос».

Все это хорошо, но, с другой стороны, Ницше питал отвращение к возвышению парламентского вздора, к появлению демократов, к оглуплению Европы и унижению европейца. Ницше высмеивал идею «свободы» и «равных прав» и высокомерно рассуждал о лавочниках, христианских чучелах, женщинах, англичанах и других демократах. Для того чтобы остановить упадок Европы, Ницше создал героическую философию «сверхчеловека» в своем панегирике «Так говорил Заратустра», в котором Томас Манн усмотрел зарождавшуюся манию величия Ницше. Сам он, однако, придерживался того мнения, что учение его евангелия возвестило наступление новой эпохи в истории человечества, возвестило переоценку всех ценностей. Величайшая опасность, учит Ницше, таится в «добре и справедливости». Поэтому новый пророк восклицает: «Ломайте. Ломайте все доброе и справедливое!» и «О братья, ожесточитесь!». Хорошо все, что укрепляет ощущение силы, плохо все, что происходит от слабости. Новый пророк, принесший эту странную весть, не желает, чтобы его путали с проповедниками равенства, утверждающими, что все люди равны. Ницше знает лучше: «Все боги мертвы: мы хотим, чтобы жил сверхчеловек!»

Он высмеивал как абсурдную идею о том, что все люди равны перед Богом. Для людей, говорит он, существуют запретные деяния и мнения, являющиеся прерогативой сильных личностей, которых недостойна остальная масса, порочащая страсти сильных людей. Ницше призывает покончить с этим преступлением против сильных, заново проведя грань между моралью господ и моралью рабов. Для первых он выводит следующее уравнение: Бог = благородство = могущество = красота = любовь Бога – и выдвигает лозунг: «Зло – это то, что зло для меня». Что же касается морали рабов, то «бунт рабов в сфере морали» был изобретением иудеев и христиан. По другому поводу он сказал: «Когда Платон и Сократ заговорили об истине и справедливости, они перестали быть греками и стали евреями». Если это не национал-социализм, то что это? «Зло – это то, что зло для меня»? В Третьем рейхе говорили: «Добро – это то, что полезно для немцев» – и действовали соответственно. Европейские народы будут долго помнить эти действия.

Ницше написал книгу «Антихрист», в которой назвал христианство аморальным позорным пятном человечества. Себя он, однако, провозгласил «евангелистом» новой веры, каковая переживет тысячелетия. В 1921 году Карл Краус проклял память Ницше в поэме «Антихрист», в которой писал, что Ницше не был – как он воображал – «мудрым и знающим целителем пороков своего времени, но лишь глубочайшим выражением его болезни, от которой оно до сих пор не оправилось». Разве он не высмеял Бога и святых, все, что они выстрадали и чему учили? Разве не он призывал ничтожества переоценить все ценности? Христианский Бог достаточно хорош для нас – всех остальных, – и Он освободит нас от зла. В том же году на германской политической сцене появляется Гитлер. Пятнадцать лет спустя один из его паладинов Бальдур фон Ширах сфотографировался на фоне бюста Ницше в его веймарском архиве и сказал, что идеи этого немецкого философа породили два великих национальных движения – национал-социализм и фашизм.

После того как нордическая Германия потерпела сокрушительное поражение, оставив после себя опустошенную Европу, Томас Манн назвал Ницше творцом и провозвестником европейского фашизма. Слова Ницше об «опасной жизни» стали девизом Италии Муссолини, а сверхчеловек стал идеалом Гитлера. Варварство, спущенное с цепи Ницше, кажется еще ужаснее оттого, что явилось оно спустя сто лет после гуманизма Гете и Шиллера. Ницше прославлял инстинкты, силу, динамизм, нисколько не заботясь о политических последствиях высказанных им идей. Типичный немец. В странах своего изгнания Томас Манн узнал, что в них возвышенный прагматизм направляет духовные дела и этот прагматизм ставит дух и мышление в положение ответственности за воздействие мышления на жизнь и действительность. Такой подход всегда был чужд Германии, где философия всегда была отделена от политики. Томас Манн приводит слова одного англичанина, который признался, что испытывает глубокую и искреннюю симпатию к немецкой культуре, но никогда не мог отделаться от сопутствующего этой симпатии отчаяния. Складывается такое впечатление, что любая дорога, избранная немецким поэтом или философом, приводит его на край бездонной пропасти, от которой он не может отойти и вынужден бросаться в нее вниз головой. Это, говорит Манн, как раз случай Ницше, типичный случай фатальности, нависающей над Германией и ее мыслителями. С его влечением к безграничным просторам мысли, с его романтической страстью, с его стремлением развернуть свое «я» в беспредельность, лишенную определенной цели, он еще раз отчетливо продемонстрировал немцам все, что сделало их пугалом и бичом всего мира и в конце концов довело до саморазрушения.

Третьим примером немецкой устремленности к бездне, имя которой национал-социализм, был Х.С. Чемберлен, зять Вагнера. В 1876 году, незадолго до того как он стал фанатичным поклонником Вагнера и немецким националистом, Чемберлен нетерпеливо обращается к Германии как к стране, путь которой не должен походить на пути других наций, потому что будущее Европы зависит от немцев. Под влиянием сочинений Вагнера и Гобино он задумывает и пишет «Основания XIX века». Книга имела большой успех в Германии. Император, большой друг Чемберлена, писал ему, что «германский ариец, дремавший в глубине моей души, часто восставал против традиций, но в очень странной манере. Теперь пришли вы и, как волшебник, навели порядок в запущенном дворе, зажгли во тьме свет. Вы указали цели, к которым мы должны стремиться во имя немцев, да и всего мира». Это Вильгельм II. Но самым опасным читателем Чемберлена был Адольф Гитлер.

Фанатичный ненавистник евреев Чемберлен пытался сделать из Христа «арийца». Он превозносил превосходство арийской и нордической расы и описывал всемирную историю как битву между германизмом и иудаизмом. Его дилетантская ересь была вскоре опровергнута историком Фридрихом Герцем, который в 1933 году был вынужден покинуть Германию и умер в Англии. Но немецкие интеллектуалы предпочитали слушать Чемберлена, и в период между 1900 годом и годом прихода Гитлера к власти в пораженной манией величия и антисемитизмом Германии его злокачественная книга была издана многократно. В 1921 году Фриц Кан опубликовал книгу «Евреи как раса и культурная нация», в которой опьяненные Чемберленом немцы могли прочесть – если бы удосужились это сделать – слова профессора Макса Мюллера, знаменитого этнолога, жившего в Оксфорде. Мюллер сказал это по поводу печально знаменитой книги Чемберлена: «Я снова и снова повторял, что когда я говорю об арийцах, то имею в виду не кровь, волосы, кости или череп, я говорю только о тех, кто говорит на арийских языках. Этнолог, говорящий об арийском языке, арийской крови, арийских глазах и арийских волосах, на мой взгляд, впадает в такой же грех, в какой впал бы лингвист, заговоривший о длинноголовой лексике или о короткоголовой грамматике. Это хуже вавилонского смешения, это прямое мошенничество».

Немцы могли бы прислушаться и к словам знаменитого немецкого ученого Конрада Бурдаха, сказавшего незадолго до Первой мировой войны и повторившего в 1925 году во время подъема национал-социализма: «Пангерманская расовая мифология – это фантастическая догма, объясняющая свершения еврея Иисуса примесью в его крови белокурого аристократического германизма! Можно было бы посмеяться над этим бредом, если бы он не представлял опасность для мира. Нельзя даже приблизительно предвидеть, какой вред он может нанести немецкой чести, какие насмешки и какую ненависть со стороны других народов навлечем мы на свою голову».

Во время Первой мировой войны Чемберлен был одним из наиболее ярых пангерманистов и утверждал, что Германия всегда была истинной родиной свободы, что политическая свобода Великобритании есть ложь, «демократическая тирания». Он активно переписывался с кайзером, а в 1923 году приветствовал Гитлера такими словами: «То, что Германия породила Гитлера в годину своих самых тяжких испытаний, доказывает, что нация еще жива».

Профессор Фёрстер говорит о «несравненном духовном величии евреев», которые поклонялись одному, и только одному Богу и молили его построить на земле Его храм, построить как можно скорее, уже в наше время. Несомненно, еврейство было высшим центром монотеизма в мире. Все другие народы отделили Бога от мира, и только евреи ощущали его в реалиях жизни. Германский национализм предал все великие немецкие традиции, и это предательство стало не меньшим несчастьем для немцев, чем для евреев. Х.С. Чемберлен возвышал арийскую расу, не видя однобокости арийцев, которые отделили метафизическое и сверхъестественное от физического, и в этом была трагедия арийцев. В Германии возвышенный идеализм привел к безбожному обожествлению власти. Расизм национал-социалистов был подготовлен австрийским антисемитизмом. Но еврейский дух не только видел Бога за каждым явлением жизни, но также видел его и в судьбе евреев, в тайной связи между виной и несчастьем нации.

Теодор Хеккер записал в дневнике в 1941 году: «Ницше, Вагнер и Чемберлен – главные подстрекатели современной немецкой ментальности. Они виновники всех подвигов и злодеяний». Многие немцы теперь пытаются обелить этих людей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.