Движение за права человека

Движение за права человека

Это движение называли по-разному: «демократическое», «либеральное», «гражданского сопротивления», пока, наконец, не утвердилось за ним название «движение за права человека» или короче — «правозащитное движение». Это название наиболее близко к сути: защита прав личности и требования соблюдения законов — основа этого движения и его отличительный признак.

У нас есть давняя традиция сострадания «маленькому человеку» — ее создала великая русская литература. Однако «законнический» контекст правозащитного движения оригинален. Не потому, что прежде этого вовсе не было в русской истории — была партия конституционных демократов (кадеты), и она тоже родилась не на пустом месте. Но традицию эту в советский период выкорчевали так основательно, что можно смело утверждать: зачинатели правозащитного движения мало что знали о ней и не ею вдохновлялись.

Как не было у правозащитников прямой преемственности с либерально-демократической традицией в русской истории, так не было и заимствований идей международного движения за права человека — опять-таки по причине плохой о нем осведомленности при зарождении правозащитного движения в СССР. Правозащитное движение родилось главным образом из опыта людей, проживших жизнь в условиях беззаконий, жестокости и попрания личности в «интересах коллектива», или ради «светлого будущего всего человечества». Отказ от такого «коллективного» подхода означал отрицание основ официальной идеологии, защищаемой всей мощью советского государства. Требование соблюдения законности в советских условиях является революционным, так как это, по существу, требование к советскому государству перестать быть тоталитарным, стать демократическим. Соблюдение этого требования означало бы изменение характера власти, изменение всего жизненного строя. Между тем правозащитники принципиально отвергают насилие для осуществления какой бы то ни было цели, осуждают его и никогда к нему не прибегают. Каким же способом они действуют? — По словам одного из них, Андрея Амальрика, они

… сделали гениально простую вещь — в несвободной стране стали вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию.

Он добавляет, что

… неизбежно эта революция в умах не могла быть быстрой.[1]

По самосознанию и по характеру деятельности правозащитное движение является не политическим, а нравственным.

Правозащитники настаивают на «определяющем значении гражданских и политических прав в формировании судеб человечества». Эта точка зрения существенно отличается от марксистской, а также от технократической, основанных на примате материальных интересов, экономических и социальных прав. Правозащитники же исходят из убеждения, что только в стране, где имеются политические свободы, граждане могут эффективно защищать и свои материальные интересы.[2]

Правозащитники явочным порядком осуществляют гарантированные советской конституцией гражданские права (свободу слова, печати, демонстраций, ассоциаций и др.), они наладили сбор и распространение информации о положении с правами человека в СССР, оказывают моральную поддержку и материальную помощь жертвам преследований за убеждения.

Жестокие преследования затрудняют и без того сложную работу правозащитников. Видимая со стороны история правозащитного движения состоит из непрерывной цепи судов, помещений в психбольницы, насильственных выталкиваний в эмиграцию, увольнений с работы и т.п. В условиях тоталитарного режима открытость независимой общественной позиции при полной беззащитности от преследований грозит, казалось бы, немедленным крахом. Однако правозащитное движение именно вследствие открытости показало себя неожиданно эффективным — его призыв был услышан и внутри страны и за ее пределами, мир не только получил богатую информацию, но и поверил в свидетельство правозащитников. Правозащитное движение, начавшееся в Москве в узкой интеллигентской среде, вышло за ее пределы, распространилось по стране, проникло в другие социальные слои; его лозунги восприняли многие национальные и религиозные движения, гораздо более массовые, чем правозащитное; оно определило характер и методы зарождающегося движения за социально-экономические права.

Московское ядро правозащитного движения стало связующим звеном между этими движениями, прежде едва знавшими о существовании других; именно правозащитная платформа стала общей для этих движений и создала почву для их объединения. Это оказалось возможным лишь для правозащитного движения благодаря плюралистичности его идеологии, в то же время ее всеобщности, объемлющей сложность переплетения национальных, религиозных, социальных, культурных, а иной раз и личных проблем в советском обществе.

Другое колоссальное достижение правозащитного движения — его выход из изоляции внутри страны на международную арену. Правозащитное движение влилось в международное движение за права человека. Распространение информации о положении с правами человека в СССР способствовало разрушению на Западе мифа о «советской демократии», довольно успешно внедрявшегося советской пропагандой на протяжении десятилетий. Открытые протесты правозащитников против нарушений прав человека в СССР привели к включению в арсенал западной общественности и дипломатии свободных стран в их отношениях с СССР требований соблюдения прав человека.

За 15 лет существования движения правозащитники не добились своей прямой цели — улучшения положения с правами человека в СССР. Власти отвергли предлагаемый им диалог на эту тему. На обращения граждан в высшие советские инстанции (1966-1968 гг.) ответом были репрессии. Обращения через западную общественность (1969-1975 гг.) тоже не имели успеха. Поставленные перед альтернативой: утрата симпатий западной общественности или удовлетворение требований правозащитного движения, власти попытались спасти свою репутацию на Западе отдельными уступками (смягчение преследований писателей за публикации на Западе, осторожность в репрессиях против наиболее известных общественных деятелей и т.п.). Но по мере роста информированности Запада о положении с правами человека в СССР претензии к советским руководителям становились все чаще и резче, и они пожертвовали своим престижем на Западе ради сохранения самоуправства в своей стране. Таким же был итог попытки правозащитников принудить власти к диалогу с обществом через посредничество правительств стран свободного мира (1976-1982 гг.) — на основе гуманитарных статей Заключительного Акта Хельсинкских соглашений.

К началу 80-х годов стало очевидным, что требования правозащитников «преждевременны» в том смысле, что власти бесконечно далеки от осознания жизненных потребностей общества, породивших правозащитное движение. Поскольку мирным путем, единственно признаваемым правозащитниками, эти проблемы можно решить только в сотрудничестве с властями, их отказ от диалога вызвал в начале 80-х годов кризис правозащитного движения, усугубившийся из-за резкого усиления репрессий — активность его снизилась, число деятельных участников, возможно, уменьшилось. Однако это не кризис цели, которая не обесценена в глазах участников движения и далеко за его пределами, и не кризис методов. Преподанный правозащитниками пример «непротивозаконного свободомыслия» (выражение В. Чалидзе), их жертвенная верность своему идеалу оздоровили нравственный климат советского общества, помогли выбиться из безвестности национальным и религиозным движениям, проложили дорогу независимой политической мысли, ныне ищущей альтернативы существующему строю на разных путях — от «социализма с человеческим лицом» до возвращения к национальным устоям.

Я постараюсь обозначить основные этапы правозащитного движения, показать, как оно функционирует, и каковы его масштабы и перспективы.