Глава 2 ОПЕРАЦИЯ «СЕКС»

Глава 2

ОПЕРАЦИЯ «СЕКС»

Ясным воскресным днем 8 сентября 1935 года Канарис сидел напротив Гитлера в большой гостиной замка в баварских Альпах, впервые оказавшись тет-а-тет с фюрером.

В отличие от Уинстона Черчилля, у которого был врожденный интерес к шпионскому делу и который открыто афишировал свою поддержку интеллидженс сервис, Гитлер притворялся незаинтересованным в разведке, хотя, конечно, был прирожденным конспиратором и изощренным интриганом. Он постоянно заявлял своим сотоварищам, что не испытывает ничего, кроме отвращения, к секретным операциям и что он никогда не унизится до того, чтобы пожать руку шпиону.

В одном из его нескончаемых монологов во время тех любимых послеобеденных бесед со своим окружением, в ходе которых формулировались его самые потрясающие заявления, легшие в основу анекдотов о нем, он как-то рассказал, что Фридрих Великий якобы сделал суровое внушение своему начальнику разведывательной службы лишь потому, что принесенная им ценная информация была добыта шпионом.

Но при беседе с Канарисом эта его позиция никак не проявлялась. Он никогда не давал аудиенции капитану Патцигу, но с новым шефом абвера это была не первая встреча, и Гитлер уже выказывал свое расположение к Канарису, который прекрасно знал, как угодить фюреру, сообщая лишь то, что тому хотелось услышать, и приправляя доклады так называемой «случайной информацией», собранной в ходе секретных операций.

С самого начала их знакомства Гитлер предпочитал иностранную информацию Канариса докладам немецких дипломатов, как более интересную и захватывающую. У немецких послов было принято сообщать только о том, что, по их мнению, было абсолютно достоверным и обоснованным. Канарис же не был связан такими традициями и ограничениями. В результате его сообщения, в отличие от нудных дипломатических докладов, имели злободневный характер, изобиловали пикантными подробностями и сплетнями о личной жизни знаменитостей.

Канарис продолжал лебезить перед Гитлером. Он заявил, что просил аудиенции не только для своего первого доклада о проделанной работе, но, главным образом, чтобы узнать о планах фюрера, в которых абвер может оказать неоценимое содействие.

Гитлер сообщил Канарису о предстоящем аншлюсе Австрии, и тот поспешил заверить, что его служба активно действует в этой стране. Был завербован и стал работать на абвер офицер австрийской секретной службы майор Эрвин фон Лахузен. Фюрер упомянул о вольном городе Данциге и «польском коридоре» как о нетерпимой аномалии, и Канарис ответил, что уже работает над этим вопросом, так же как и над проблемой чехословацких Судет. Он даже сумел завербовать лидера судетских немцев Конрада Генлейна в агенты абвера.

А Советский Союз? О, это очень трудный объект, но зато Польша и Франция находятся под контролем.

Англия? Нет. Гитлер заявил, что ему не нужны шпионы в Англии. Его политика «сближения» принесла свои плоды. В июне с правительством Болдуина было подписано англо-германское военно-морское соглашение. Велись переговоры и о других пактах. Шпионы в Англии были не нужны, они могли только подорвать усилия дипломатов.

Соединенные Штаты? Гитлер пожал плечами. Они далеко и слишком мало интересуются европейскими делами. Ему безразлично, что делается в Америке. Канарис был явно рад, что Гитлер не запретил ему шпионаж против заокеанских англосаксов, ведь, как ни странно, отдаленные и нейтральные США были важным объектом деятельности абвера.

Канарис был необычным шефом разведки, он не испытывал ни малейшего интереса к зарубежным странам. Единственная страна, воспоминание о которой грело его сердце, была Испания, где он провел лучшие годы своей жизни и которую считал своей второй родиной. В течение десяти месяцев он использовал все ресурсы абвера для помощи мятежу генерала Эмилио Мола[15], который, выступив на стороне генерала Франциско Франко 18 июля 1936 года, развязал Гражданскую войну в Испании. Он же стал играть ведущую роль в организации немецких и итальянских военных поставок Франко, обеспечивших ему победу в Гражданской войне. Франция и Польша занимали его только с профессиональной точки зрения. Англия лишь чуть-чуть, а США совсем его не интересовали.

Став руководителем конторы на набережной Тирпиц, он сделал удивительное открытие. Расширяя действующую сеть агентов в Польше и внедряясь во Францию, Данию, Бенилюкс и Чехословакию, он обнаружил, что абвер уже располагает мощной резидентурой в стране, которой он вообще не планировал заниматься, – в Соединенных Штатах.

В тот период Соединенные Штаты были озабочены только внутренними проблемами, но все же у абвера было за океаном около дюжины агентов, включая самых лучших. Интересно, что проникновение в эту страну не было результатом разработок абвера. Это было дело лишь одного разведчика, действовавшего под кодовым именем Секс, который осуществлял тайную войну на этих далеких берегах только по своей собственной инициативе. Со временем он превратил США в объект германского шпионажа, в первую очередь в столь важной области, как авиация.

К концу двадцатых годов интерес к Соединенным Штатам вновь ожил, главным образом из-за того, что рейхсвер, ограниченные вооруженные силы Германии, в 1926 году принял решение нелегально возродить военно-воздушные силы – «черное люфтваффе», включив их в состав вермахта, который тайно воссоздавался германскими милитаристами. В этих целях было создано специальное военно-авиационное бюро «Флигерцентрале» во главе с майором (впоследствии фельдмаршалом) Гуго Шперрле, асом Первой мировой войны. Бюро были переданы несколько эскадрилий устаревших самолетов.

Будучи связанной жесткими ограничениями, германская авиационная промышленность не могла обеспечить свою зарождающуюся авиацию. За границу были отправлены агенты с поручением закупать все, что возможно. Соединенные Штаты особенно заинтересовали эту агентуру своими революционными разработками в области авиации – гироскопами, автоматическими бомбардировочными прицелами, шасси, убирающимися в полете, и другими изобретениями, такими, как авиагоризонты, четырехлопастные пропеллеры и высокооктановое горючее.

Кое-что из подобного оборудования им удалось закупить, но вскоре немцы натолкнулись на два препятствия. Они израсходовали свои средства и обнаружили, что наиболее необходимые изделия, особенно производимые для ВМФ США, засекречены и не подлежат продаже.

Разработчикам из Флигерцентрале пришла идея, что, если они не могут приобрести нужное им оборудование на открытом рынке, значит, следует украсть то, что им не позволяют купить. Задание было поручено абверу, во главе которого тогда стоял полковник Фриц Гемпп, и в Нью-Йорк был направлен агент для создания специальной сети, занимающейся авиацией.

Отобранный Гемппом для этой миссии разведчик сошел с борта океанского лайнера «Берлин» компании Ллойда в порту Хобокен в Нью-Йорке 27 марта 1927 года. Это был неприметный скромный человек, не выделяющийся в толпе. И хотя нос был чуть великоват, губы слишком узкими, а уши слегка оттопыренными, его лицо было незапоминающимся. Скромно постриженный и просто одетый, среднего роста, он был абсолютно незаметным.

В его немецком паспорте он значился как Вильгельм Шнейдер, родившийся в 1893 году в Вецларе-на-Лане, женатый, по специальности настройщик роялей. Как и тысячи других, он прибыл в США на волне эмиграции в поисках лучшей доли в Новом Свете. Быстро пройдя таможенные и иммиграционные формальности, Шнейдер сошел на берег и затерялся в огромном городе на берегу Гудзона.

Подобно пчеле, погибающей после того, как ужалит, Вильгельм Шнейдер перестал существовать, едва выйдя от инспектора иммиграционной службы, но лишь для того, чтобы возродиться под тщательно разработанной маской местного уроженца. Он сменил множество имен, был Вилли Меллером, Уильямом Секстоном, Биллом Лонкисом – это лишь несколько имен из тех, что он использовал за последующие восемь лет. В узком кругу знатоков он более известен как Уильям Лонковски.

На самом деле он не был Шнейдером и уроженцем Вецлара, и, хотя в его чемодане лежал набор камертонов, он не был настройщиком роялей.

Он родился в Силезии, был авиатехником в годы Первой мировой войны, к концу которой ему исполнилось двадцать пять лет. После нескольких неудачных попыток начать новую жизнь (включая даже учебу на медицинском факультете) он вернулся к своему первому увлечению и попытался связать свое будущее с авиацией. Он был знающим конструктором, но не смог найти работу на тех нескольких авиационных заводиках, что были в те годы в Германии. Тогда он вернулся в рейхсвер, для того чтобы реализовать себя в абвере.

Лонковски не засел в бюро. Летом 1922 года его послали во Францию сделать обзор состояния французской авиации. Его доклад получил столь высокую оценку, что, хотя он и не прошел медкомиссии, на которой выяснилось, что у него хроническая язва желудка, его зачислили в резерв в качестве перспективного «крота» в ожидании важного задания в соответствии с его незаурядными способностями. Такая возможность представилась в 1926 году. Гемпп предложил ему отправиться в США, и Лонковски охотно принял предложение.

Перед выездом Лонковски снабдили шифровальной книгой, а он сам получил кодовое имя. Имя было выбрано весьма необычным. Человека, не имевшего никаких плотских желаний и вожделений, назвали «Секс», а его миссию окрестили «Операция «Секс». На самом деле кличка была образована от одного из его фиктивных имен – Уильям Секстон, которым он одно время пользовался.

Лонковски дали из фондов абвера месячное содержание в 500 долларов. По тем временам это была немалая сумма, хотя она была удивительно мала для агента такого уровня. Но это было все, что абвер мог платить из своих мизерных фондов иностранной валюты.

Лонковски получил закупочный лист, который был составлен для него Флигерцентрале по материалам американских авиационных и технических журналов. Ему следовало разыскать тактико-технические данные авиамотора, разработанного Э.Г. Смитом, который якобы вдвое превосходил по мощности любой из тогдашних аналогов, двигателя «Кеминез» с воздушным охлаждением, проходившего испытания на авиационном заводе «Фэйрчайлд» на Лонг-Айленде, и пропеллера Майкарта фирмы «Вестингауз электрик».

Когда кандидаты проходили «селекцию» (так назывался научный метод подбора агентов) по их пригодности к шпионской работе, они должны были доказать, что обладают эмоциональной стабильностью и мало подвержены стрессам. Лонковски был исключительно мнительным человеком, всегда взвинченным и напряженным, а его язва не давала ему покоя. Тем не менее он был ближе к тому, чтобы стать превосходным разведчиком, чем любой из хладнокровных и непроницаемых британских денди.

Лонковски, хотя и был первоклассным авиаинженером, великолепно знающим свою специальность, был тем не менее очень прост. Он вел спартанский образ жизни, питался в основном тостами и молоком, и его коллеги называли его Каспар Милкитост. Он не был претенциозным, амбициозным или самонадеянным. Он пренебрежительно относился к замшелой театральности шпионажа и к его причудливой обрядности. В общем, он был превосходным шпионом.

Идея охватить всю американскую авиапромышленность, тем более с помощью лишь одного человека, была более чем дерзкой. Лонковски же не был ни озадачен, ни обескуражен. К началу 1928 года он уже освоился на новом месте и разработал свой образ действий. Он оставил настройку роялей и решил вернуться к своей специальности авиамеханика. С этой целью он стал подыскивать работу на одном из авиационных заводов на атлантическом побережье, где смог бы приобрести авторитет и связи, необходимые для создания агентурной сети. Он выбрал завод «Айрленд эркрафт корпорейшн» на Лонг-Айленде в качестве своей первой базы, используя ее и как стартовую площадку для внедрения своей агентуры на другие заводы.

Начав работу со скромной должности авиаконструктора, Лонковски совершил стремительную карьеру на заводе «Айрленд», быстро достигнув положения, позволяющего ему влиять на наем и увольнение сотрудников. Вскоре он уже смог отказаться от шпионской работы и стать резидентом, как и предусматривалось его заданием. Первым делом он обзавелся новой крышей, чтобы мотивировать свой интерес к вопросам, которые не должны были интересовать настройщика роялей. Он стал американским корреспондентом немецкого авиационного журнала «Люфтрайзе», хотя порой, представляясь авиационным журналистом, пользовался своими визитными карточками, где значился настройщиком роялей.

Еще до отъезда из Германии он подобрал себе двух помощников для работы в США. Первым был Вернер Георг Гуденберг, уроженец Гамбурга, чертежник с некоторыми познаниями в электротехнике. Другим был земляк Вернера двадцатидевятилетний Отто Герман Фосс, квалифицированный авиамеханик, выпускник Гамбургского технического института.

Осенью 1928 года Лонковски вызвал Гуденберга и Фосса и устроил их на «Айрленд эркрафт», положив начало хорошо продуманной операции по проникновению в американскую авиационную и военную промышленность. К 1932 году у Лонковски была уже налаженная шпионская сеть. Фосс и Гуденберг (к тому времени они уже готовились принять американское гражданство) были его ведущими агентами. Они оба уже покинули «Айрленд эркрафт». Фосс переехал в Балтимор, устроившись на завод, выпускавший винты для американского ВМФ. Гуденберг перешел на авиационный завод в Бристоле, Пенсильвания, на котором велись эксперименты по использованию алюминия для фюзеляжей. Лонковски отправил в Берлин обильную подборку докладов и чертежей, включая конструкцию «несгораемого самолета» и информацию о «самом мощном в мире двигателе с воздушным охлаждением», разработанном «Райт эронотикал корпорейшн». Прямо из конструкторского бюро «Кертис эрплейн энд мотор компани» он добыл чертежи самолета-истребителя, «способного садиться на корабль или на воду». Но отклик был далек от предполагаемого. Он продолжал получать свое ежемесячное содержание, но это была практически его единственная связь с абвером.

Полковник Гемпп ушел в отставку, а его преемник не интересовался операцией «Секс». Флигерцентрале наладило свои собственные контакты и больше не зависело от чужаков, работающих на абвер. Операция «Секс» была заморожена, а Лонковски затерялся среди других «кротов» абвера. Но позднее мы о нем еще услышим.

И вот наступил 1934 год, второй год пребывания Гитлера у власти.

Соединенные Штаты стали объектом нацистской пропаганды. Предполагалось, что миллионы американцев немецкого происхождения смогут быть организованы в серьезную политическую силу, способную оказать влияние на новую администрацию Рузвельта. То, что многие американцы немецкого происхождения достигли замечательных успехов в Новом Свете, было предметом гордости в Германии и аргументом для шовинистической гордости нацистов. Гитлер однажды заявил, что две трети американских инженеров – немцы. «Те люди, – сказал он, – от которых изначально зависело развитие [Соединенных Штатов], почти все имели германские корни».

Вдохновленные словами фюрера нацисты вышли на германо-американские землячества и сумели одурманить своей назойливой пропагандой тысячи людей. Их последователи расхаживали со свастикой, устраивали демонстрации и беспорядки. Попытки вербовать шпионов, особенно среди тех «инженеров», о которых говорил Гитлер, были малоуспешными. Вся их деятельность в Нью-Йорке имела результатом привлечение лишь одного кандидата, врача по имени Игнац Теодор Грибль.

Доктор Грибль родился в Вюрцбурге, прекрасном старинном городе в Баварии в 1899 году, воевал артиллерийским офицером в Первую мировую войну и был ранен на итальянском фронте, где познакомился со своей будущей женой, австрийской медсестрой Марией Ганц. После войны при поддержке Марии он изучал медицину в Мюнхене до 1922 года, когда фрейлейн Ганц эмигрировала в США, пообещав выслать ему деньги на проезд, как только сможет. В начале 1925 года она сумела профинансировать его путешествие, затем помогала ему во время учебы в медицинском колледже Лонг-Айленда и в университете Фордхэма и дала ему денег, чтобы купить практику в городе Бангоре, штат Мэн.

Там у них завязались хорошие знакомства с некоторыми немцами, но ему не очень понравились жители Новой Англии. Честолюбивый молодой врач жаждал космополитской атмосферы Нью-Йорка, где ярче мог развернуться его талант. В 1928 году они переехали, и Грибль обосновался в Йорквилле, в самом сердце немецкой колонии Манхэттена, специализируясь на акушерстве и хирургии варикозных вен. Его уважали в округе, он стал официальным врачом нескольких немецких землячеств и процветал. Он и его жена приняли американское гражданство, и Грибль был зачислен в американскую армию как офицер запаса.

Грибль был политически активен, и нацизм стал прибежищем. Этот пухлощекий коротышка в очках стал активным нацистским пропагандистом еще до прихода Гитлера к власти. В 1933 году он решил расширить свою подрывную деятельность. Некоторые из его друзей занимали важные посты в американских оборонных учреждениях, и он решил, что сумеет привлечь кого-то из них к своей формирующейся шпионской сети во имя новой Германии.

3 марта 1934 года он направил Йозефу Паулю Геббельсу письмо с предложением своих услуг, сославшись при этом на лично известного Геббельсу своего брата Карла, ветерана нацистской партии, готового поручиться за него. Он писал Геббельсу, что уже не новичок в шпионаже, поскольку еще в 1922 году, будучи студентом-медиком в Мюнхене, во время летних каникул выполнял секретное задание абвера во Франции и вернулся оттуда с информацией, которую полковник Гемпп охарактеризовал как «интересную и полезную».

Геббельс переправил его письмо не в сонный абвер, который не интересовался ни Америкой, ни какой-либо еще страной, кроме Польши, а в гестапо, которое, как он знал, начало создавать всемирную сеть агентов и осведомителей. Из главного управления гестапо в Берлине заявление Грибля было препровождено в Гамбург в «Морское бюро» банковской расчетной палаты, где служащий Пауль Краус занимался созданием нацистских ячеек на трансокеанских лайнерах.

Краус использовал членов своих плавучих ячеек исключительно как курьеров. «Из Гамбурга, – писал он в своих рекомендациях по созданию всемирной сети, – в среднем тысяча судов ежемесячно отплывают во все порты мира, поэтому связь с иностранными государствами может поддерживаться с помощью завербованных членов команд этих судов». Работа по созданию этой сети началась еще в 1930 году, конечно нелегальная, поскольку фашисты еще не были у власти. К 1934 году, за год до назначения Канариса, у Крауса уже были тысячи агентов или кандидатов на эту роль, которые были аккуратно занесены в белые, желтые и голубые карточки, и их можно было привлечь к работе в случае необходимости. Особенно важное значение в том, что касалось Соединенных Штатов, имели члены экипажей «Европы», «Бремена», «Нью-Йорка» и «Гамбурга» – самых быстроходных трансокеанских лайнеров «Норт Джёрман Ллойд», курсировавших на линии Гамбург – Нью-Йорк.

На «Европе» в число агентов входили инженер, помощник капитана и стюард Карл Шлютер, на «Бремене» – два стюарда, один из них – Карл Айтель, на «Нью-Йорке» был Тео Шульц, а на «Гамбурге» один из помощников капитана. Хотя их и можно было использовать для сбора информации, после создания шпионской сети в США они должны были действовать главным образом в качестве курьеров.

Вербовка Грибля предоставляла Краусу возможность создания такой сети, и он пригласил доктора в свой офис в Стелла-Хаус в Гамбурге, чтобы обсудить возможности сотрудничества. Грибль за свой счет прибыл в Гамбург и охотно согласился работать на «Морское бюро» в качестве агента-вербовщика, подыскивая людей, которых можно было бы «развить» в полезных агентов. Вернувшись в Нью-Йорк, Грибль активно включился в деятельность общества «Друзья Новой Германии», с намерением использовать его как базу и крышу для шпионской деятельности. Он надеялся создать в ней несколько ячеек, но сумел организовать лишь одну, состоящую из него самого и трех «друзей» – Акселя Уиллер-Хилла, Оскара Карла Пфауса и еще одного молодого человека.

Ячейка не была такой неприметной, какой следовало бы быть звену шпионской сети. Маленькая группа будущих агентов была хорошо известна среди «друзей», которые нередко прохаживались по адресу «секретных ребят д-ра Грибля». Но как оказалось, секретная работа Грибля была нешуточным делом. Уиллер-Хилл и Пфаус стали важными винтиками в механизме немецкого шпионажа. В 1934 году, однако, этим ярым нацистам было далеко до того, чтобы называться секретными агентами. У них не было доступа к секретной информации и не было знакомств с теми, у кого был такой доступ. Поскольку им не удалось раздобыть ничего стоящего отправки в Гамбург, Гриблю пришлось позаботиться о поисках более перспективных кандидатов.

Он вспомнил своего старого приятеля еще по Новой Англии, который, по-видимому, отлично подходил для шпионской игры. В досье Грибля в абвере он значился под псевдонимом Данеберг, проходил под литерой «Т» (от слова «тыловой») и числился как субагент Ф-2307/д-ра Г.[16] Из обнаруженного в архивах абвера личного дела Данеберга я узнал, что это был пятидесятиоднолетний однорукий американский инженер немецкого происхождения Кристиан Ф. Даниэльсен. Грибля в нем привлекло то, что он работал в конструкторском бюро завода по строительству новых эсминцев «Бат Айрон» в городе Бангор, штат Мэн. Грибль пригласил Даниэльсена в Нью-Йорк для возобновления знакомства, выслав ему 75 долларов на проезд.

Как оказалось, это был весьма полезный визит. Даниэльсен прожил в Штатах уже сорок лет и был натурализованным гражданином. В Германии у него были три дочери, кое-какое имущество, и он испытывал ностальгическую привязанность к старой родине. Он охотно согласился работать на Грибля и, таким образом, стал не только первым, но и одним из ценнейших членов формирующейся шпионской сети. Уже сразу после этого первого приезда Грибль вместе с Даниэльсеном отправился в Бангор, остановился в отеле и подождал, пока конструктор съездит к себе на завод и скопирует чертежи нового военного корабля, над которым работал. Эти материалы стали первым звеном в цепочке военных секретов США, выуженных Гриблем.

Затем неожиданно и по собственной инициативе к сети Грибля присоединился настоящий профессионал. В октябре 1934 года в приемной доктора в Йорквилле появился новый пациент с жалобой на воспаление надкостницы. Войдя в кабинет, он обратился к врачу:

– Не узнаешь, Игнац? Мы познакомились во Франции, выполняя задание полковника Гемппа.

– Ну да! – воскликнул Грибль. – Ты Вилли Лонковски! Надо же! Что ты делаешь в Америке?

Лонковски рассказал о себе все: как был послан шесть лет назад в Штаты, как без малейшей помощи с родины создавал шпионскую сеть, как, непонятно почему, был позабыт абвером, а затем добавил:

– Я читал в газетах, что ты трудишься на благо нашей новой Германии. А потом я прослышал, что ты ищешь людей моей профессии. Вот я и пришел предложить свои услуги.

У Грибля это была самая необычная консультация в жизни, как для врача, так и для разведчика. Пока «пациент» лежал в кресле дантиста, он согласился объединить свою организацию со шпионской сетью Грибля.

Агент Секс с новыми силами приступил к работе. Весь 1933 год и большую часть 1934 года он был законсервирован, ломая голову, почему он больше не нужен абверу. Но все это время он не бездельничал. Он создавал и расширял свою сеть, чтобы быть наготове, когда придет команда из Берлина.

Его первые агенты Отто Фосс и Вернер Гуденберг были готовы добывать сведения, но, кроме них, были и другие. После того как Грибль и Лонковски объединились, в их группе появились уроженец Швейцарии, капитан армии США, поставлявший данные о новом вооружении пехоты, чертежник судостроительного завода из Нью-Йорка, конструктор-оружейник из Монреаля, инженер металлургической лаборатории государственного судостроительного завода из города Керни, штат Нью-Джерси, а также контактеры на военно-морских верфях в Бостоне и в Ньюпорт-Ньюс, штат Вирджиния, а также и на нескольких авиационных заводах. И все это, не считая Даниэльсена в Мэне.

Это была удивительная сеть, с высокими шпионскими данными и значительным потенциалом. Но она работала в вакууме. Абвер по-прежнему не подавал признаков жизни. Канарис еще не появился на сцене. Краус в Стелла-Хаус не знал, что ему делать с материалами, которые была готова поставить группа Грибля – Лонковски. Его руководство из гестапо не было заинтересовано в оборонной информации и не было подготовлено к работе с ней. Его курьерская организация стремительно росла, была готова в любой момент начать работу. Но в тот момент у Крауса курьеров было намного больше, чем отчетов, которые следовало доставить.

Эта аномальная ситуация резко оборвалась. В конце 1934 года в отделение абвера в Вильгельмсхафене, занимающееся военно-морской разведкой, был назначен новый заместитель начальника, человек, которого называли то «герр доктор», то «доктор Эрдхофф», то «Н. Шпильман». Его настоящее имя было Эрих Файффер, и он имел ученую степень доктора политэкономии. В сорок с лишним Файффер после пятнадцати лет пребывания в отставке, когда он занимался бизнесом, возвратился в абвер в скромном звании капитан-лейтенанта, связав себя с рейхсмарине в надежде, что флоту понадобятся его способности. Его назначили начальником агентуры, когда практически еще не было агентов.

Этот высокий худощавый человек в очках стал неуловимым организатором немецкого шпионажа в США на все последующее беспокойное десятилетие. Его фамилия встречалась в каждом деле о шпионаже, которое удалось раскрыть ФБР, и Файффер проходил как один из организаторов в нескольких судебных процессах в Нью-Йорке. Но следить за ним приходилось издали, а судить заочно. В лучших традициях великих организаторов шпионажа Файффер оставался призрачным, безликим кукловодом, он дергал за веревочки, но сам не показывался.

Судя о нем только по его неудавшимся операциям и по его провалившимся агентам, явно плохо подготовленным, американская контрразведка быстро списала его со счетов как упорного, но не компетентного тупицу, чей массированный налет на американские военные секреты был столь же решительным и рискованным, сколь глупым и нерасчетливым. Но количество его успехов значительно превышало число неудач, и он стал одним из лучших мастеров шпионажа этого периода «штурм унд дранг».

Это все еще была доканарисовская эпоха, когда контакты с нацистами были редкими и случайными. Файффер, как прагматик, не разделял антипатии капитана Патцига к ним. Едва появившись на Вильгельмсхафен, он установил рабочие отношения с управлениями гестапо в Бремене и Гамбурге и был сторицей вознагражден за это.

Всего лишь через несколько месяцев после прихода на Вильгельмсхафен, 2 января 1935 года, когда он еще и не начинал формировать штат агентов, неожиданный звонок из Гамбурга вовлек его в работу. Это был Краус, звонивший из Стелла-Хаус с вопросом, не хочет ли Файффер повидать двоих «друзей», которые привезли ему «подарок» из Америки.

– Я готов за них поручиться, – заверил Краус. – Они выудили очень крупную рыбку.

Друзьями были стюард с «Бремена» и инженер с «Европы», решившие предложить свои услуги абверу, а их «подарок» привел в восторг даже флегматичного и скептического Файффера. Инженер с «Европы», еще новичок в разведке, принес номер торгового журнала «Мэрии ньюс» и несколько старых номеров «Нэшнл джиографик». Но «подарок» стюарда был значительно более ценным – он привез первую посылку от Грибля и Лонковски.

Это было засекреченное руководство для ВМФ США по тестированию металлов на судоверфях, которое Грибль получил от инженера из Керни, и донесение Лонковски о некоторых фактах из личной жизни Фредерика Т. Бёрчхолла, главного европейского корреспондента «Нью-Йорк таймс», весьма досаждавшего Берлину своими яркими, дельными и аргументированными антифашистскими статьями. Он привез также образец теллура, который использовался в экспериментах по борьбе с коррозией на кораблях ВМФ США, и фотопленку с чертежами экспериментального самолета, разрабатываемого фирмой Сикорского в Фармингдейле, Лонг-Айленд.

Стюард сообщил доктору Файфферу, что может доставить гораздо большее количество подобных материалов, поскольку Грибль и Лонковски ждали только слова от абвера, чтобы развернуть широкомасштабную разведывательную работу. Стюард вкратце обрисовал предложения Лонковски в отношении будущего сотрудничества: он может вновь приступить к работе немедленно, восстановить все свои старые связи и вместе с Гриблем завести новые. Они планировали отправлять донесения в Вильгельмсхафен Файфферу с судовыми курьерами каждым рейсом «Европы» и «Бремена». Материалы предполагалось передавать на 35-мм фотопленке, а переснимать должен был Лонковски в лаборатории, оборудованной в его доме на Лонг-Айленде.

Как отмечал позднее Файффер, столь вовремя случившийся приезд Айтеля с этими «подарками» полностью изменил характер и направление деятельности отделения в Вильгельмсхафене. США заняли верхнюю строчку в списке объектов разведывательной деятельности, и были предприняты меры по ее расширению. Новые агенты были внесены в досье абвера. Карл Айтель, ставший главным курьером, числился в списках абвера под номером Р-2307[17]. Грибль получил псевдоним Илберг и новый номер – А-2339. Вся серия номеров 2300 была зарезервирована Файффером для агентов, задействованных в операции «Секс».

Наконец, 5 января Айтель с подробными инструкциями для Грибля и Лонковски отплыл обратно в США на «Бремене». После этого благодаря блестяще разработанным Файффером указаниям работа развернулась в строгом соответствии с правилами шпионажа. 12 января 1935 года у агента Секса в «Хофбраухаусе», немецком ресторанчике на Восемьдесят шестой улице, состоялась явка с агентом Р-2307. Началась новая многообещающая фаза операции «Секс».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.