Гражданские лица и армия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гражданские лица и армия

Взаимоотношения между гражданским населением и вермахтом с началом воздушного наступления противника коренным образом изменилось. Теперь было мало различий между положением человека на фронте и его семьи дома. Прежде главной мыслью было то, что солдат отправлялся на фронт защищать свою страну, свой дом и семью, но во время Второй мировой войны все было не так. Солдат также шел на фронт, чтобы сражаться и часто погибнуть, но, несмотря на все его усилия, его дом, оставшийся далеко в тылу, мог быть разрушен, а жена и дети остаться похороненными под развалинами. Иногда случалось так, что ситуация менялась зеркальным образом: гражданские жители, оставшиеся дома, оказывались на поле боя бомбовой войны и страдали больше, чем солдаты на фронте, особенно если солдату повезло и он попал на относительно спокойный участок.

Гражданское население напрягало все свои силы, и так же, как солдатам на фронте, ему приходилось участвовать в жестоких битвах. Например, до июля 1944 г. немецким солдатам, участвовавшим в боях с силами вторжения союзников на полуострове Котантен в Нормандии, не доводилось попадать под бомбовый удар 700 тяжелых бомбардировщиков. К тому времени население некоторых немецких городов уже годами имело подобный печальный опыт.

Безусловно, на солдат на фронте очень серьезное влияние оказывало сознание того, что далеко в тылу город за городом исчезают в пламени. Многие признаки указывали на то, что это ослабляло боевой дух солдат. У военных цензоров, которые просматривали письма солдат во время войны, были все основания для того, чтобы знать, что именно бомбежки больше всего занимали умы военнослужащих на фронте. Иллюстрирующим это примером являются широко известные «Письма погибших студентов», где, в частности, говорится: «Бомбежки беспокоили нас гораздо больше, чем проблемы с продовольствием. Лучше бы мы голодали, чем терпеть этот постоянный страх за наши дома и наши семьи». И далее: «Обстановка на фронте снова нормализовалась. Но воздушные атаки против наших родных городов, наших жен и детей ужасны!» И наконец: «Только что вернувшийся из отпуска парень рассказывал, что Ганновер практически стерт с лица земли, и это ужасно!»

Кстати, противник тщательно изучал состояние умов солдат на фронте. Так, писала газета «Правда», в письмах, написанных немецкими солдатами с фронта летом 1942 г., обеспокоенность по поводу бомбежек содержится примерно в 3% случаев. К осени 1943 г. эта цифра выросла до 47%!

По мере того как война продолжалась, подвергавшееся бомбовым ударам гражданское население все больше убеждалось, что люфтваффе не способны помочь ему в бедственном положении, в котором оно оказалось. И чем меньше несчастные люфтваффе могли сделать для защиты гражданских людей, тем более крепла такая уверенность. С первыми же массированными ударами с воздуха в рамках первого этапа бомбового наступления на Германию все поняли, насколько глупо вел себя Геринг, когда в борьбе с соперничающими ведомствами за власть он взвалил сложную и неблагодарную задачу организации гражданской обороны на плечи и без того перегруженных ВВС, когда вместо этого можно было оставить все так, как это было принято в других странах, то есть передать эту задачу в руки министерства внутренних дел. В результате жадной борьбы за власть люфтваффе пришлось взвалить на себя решение административных вопросов, которые, как вскоре оказалось, были для них весьма обременительными. Структура люфтваффе создавалась для решения совсем иных задач: она слишком мало непосредственно контактировала с людьми, слишком плохо понимала чувства гражданского населения и совершенно не могла дать того человеческого тепла, в котором люди так нуждались в обстановке невзгод и страданий.

В результате чувства с обеих сторон остались прохладными и обезличенными. А грубый военный тон, которым адресовались обращения к мужчинам и женщинам, не мог способствовать установлению дружеских отношений, предусматривавших взаимопонимание сторон. Мужчины и женщины, которым приходилось переживать в своих домах вражеские бомбежки, чувствовали лишь холодную атмосферу штабного бункера, обитатели которого только начинали понимать нужды гражданского населения. И тут они с удивлением выяснили, что эти нужды причиняют им гораздо больше беспокойства и выходят за рамки того минимума, что администрация могла предоставить людям, чтобы облегчить их страдания.

Гитлер, который иногда проявлял себя как глубоко эмоциональная натура, когда до него доходили новости о судьбе того или иного города, лично и не один раз посещал территории, подвергшиеся бомбежкам. Наконец, когда он передал до этого момента осуществлявшееся люфтваффе руководство гражданской обороной национал-социалистической партии, он решил, что сделал достаточно, чтобы решить все проблемы.

Отношение генералов и фельдмаршалов к страданиям гражданского населения можно легко понять, прочитав их мемуары. Давайте обратимся к генералу фон Типпельскирху и его «Истории Второй мировой войны»: «Какими бы болезненными ни были потери в личном составе и технике, с точки зрения ведения войны бомбежки были недопустимы».

А фельдмаршал Кессельринг в своих мемуарах «Солдат до конца», делая легкий реверанс тому, как стойко гражданское население Британии перенесло пять месяцев бомбежек, в то же время ни единым словом не обмолвился о достойной не меньшего восхищения стойкости граждан Германии, ставших несколько позднее целями в чуть ли не односторонней бомбовой войне.

Страдания немецких мужчин, женщин и детей в тылу не слишком занимали умы фельдмаршалов и генералов. Чувствовалось, что их сердца это не трогало.

Эта отстраненность явно видна в откровенных комментариях доктора Ф. Хартлауба, который был ответственным за ведение официальных записей в штабе Верховного главнокомандования: «Конечно, мы прекрасно знаем, что происходит, но, честно говоря, я не знаю, смогу ли я воспринять это, проявляя искреннее сочувствие. Отсюда нам видно все, что происходит на войне. Это наша работа. В некоторые дни тяжелых боев в налетах участвует до 3 тысяч бомбардировщиков противника. Затем наступает период плохой погоды. За это время противник продвигает еще дальше свою наземную структуру, а мы вырабатываем новый план действий для ночных истребителей. Затем какое-то время удары нацелены, скорее, против наших заводов по производству горючего, чем против городов. Но здесь подробности являются для нас больше помехой, чем подспорьем, поскольку мы никак не можем их использовать. Возможно, это звучит противоречиво, но такова правда».

Война, в которой пришлось участвовать солдатам, редко давала им случай понять страдания и нужды гражданского населения. Пока на фронте удавалось удерживать позиции и отражать удары противника, в вермахте существовала тенденция рассматривать гражданскую оборону как своего рода общественную организацию, как централизованно управляемую структуру взаимопомощи, в которую можно обращаться по мере необходимости.

Осознание того, что организация и развитие гражданской обороны не являются чем-то второстепенным, но так же важны, как и ведение боев на фронте, пришло к властям вынужденно, под влиянием горького опыта Второй мировой войны. Что ж, давайте надеяться, что этот опыт никогда не будет забыт.

Ближе к концу войны, когда проблемы становились все более серьезными, вермахту приходилось направлять довольно значительные силы из своих резервов в подвергшиеся бомбежкам города для оказания помощи в спасательных работах. Эти солдаты выполняли свои обязанности грамотно и ответственно. Они делали все, что могли, для тех, для кого что-то еще можно было сделать. Но для них эта работа была лишь чем-то вторичным.

Искушение взвалить на несчастные люфтваффе вину за то, что происходило с еще более несчастным гражданским населением, было слишком соблазнительным, чтобы противостоять ему. Но те, кто имел хоть какое-то представление о чрезвычайных трудностях, с которыми пришлось столкнуться люфтваффе, не могли предъявить им серьезные обвинения в пренебрежении своим долгом.

Еще меньше доверия было к расчетам зенитных батарей: меньше доверия, но и меньше претензий. Люди, скорее, сами чувствовали себя виноватыми перед артиллеристами. Действительно, сначала их усилия не приносили успеха, и свидетельства промахов зенитчиков часто можно было видеть в ночном небе, когда снаряды взрывались, так и не достигнув целей, как во время фейерверка. Но люди понимали всю необъятность трудностей, то, что артиллеристам ставились задачи, выходившие за рамки их возможностей, задачи, выполнение которых, по всей вероятности, было невозможно на тогдашнем уровне технического развития.

Потом, когда обстановка на фронте становилась все более и более серьезной, батарея за батареей стали сниматься с позиций и отправляться на фронт. В результате в самые худшие времена многие города, которые прежде имели защиту, теперь превратились практически в открытые города. Очень часто в тылу оставляли только устаревшие орудия. Порой они сами годились лишь на роль мишеней. К тому же теперь расчетами таких орудий были не подготовленные солдаты, а школьники, военнопленные или призванные на временную службу рабочие. Расчеты прожекторов состояли из девушек. Они же выполняли обязанности дальномерщиков и вычислителей. Командир одного из подразделений ПВО, по воспоминаниям очевидцев, имел обыкновение торжественно обращаться к своим подчиненным следующим образом: «Дамы и господа, друзья рабочие, школьники, а также tovarishchi!» Насколько этот рассказ был достоверным, было ли это преувеличением, но он отражает состояние подразделений зенитной артиллерии в конце войны.

Но, несмотря на все стенания по поводу возможностей зенитных батарей, более поздние исследования показали, что их эффективность была гораздо выше, чем это было принято считать. Во время самого крупного авиационного наступления союзников, когда американские бомбардировщики атаковали хорошо защищенные промышленные объекты, по возвращении самолетов на базы обнаруживалось, что примерно четвертая их часть получала настолько серьезные повреждения от огня зениток, что их приходилось отправлять в ремонт. Количество таких машин составляло ежемесячно до 4 тысяч. Кроме того, в результате огня зенитных орудий и действий ночных истребителей было ранено примерно 20 тысяч человек прекрасно подготовленного летного состава.

И самое последнее: громкая канонада, которую поднимали батареи зениток, энергично выбрасывая в небо целые склады боеприпасов, давала людям внизу ощущение того, что их не бросили одних. Возможно, это и было самым ценным результатом их деятельности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.