Молниеносное награждение

Молниеносное награждение

Просматривая кинокадры немецкой кинохроники приема в честь делегации Молотова в берлинском отеле «Кайзергоф» 12 ноября 1940 г., я обнаружил среди гостей, проходящих из холла в банкетный зал, человека, лицо которого где-то уже видел. Он идет рядом с советским полпредом в Берлине Шкварцевым, на другом кадре слева от него идет командующий сухопутных войск вермахта генерал Браухич. Несколько дней лицо этого человека не выходило у меня из головы – огромный лоб, характерный нос, слегка курносый, густые брови…

И вдруг я вспомнил, где видел это лицо – в журнале «Известия ЦК КПСС» в начале 90-х годов. Пришлось полистать эти журналы, и в № 6 за 1990 г. я обнаружил на с. 223 в рубрике «Читатель уточняет» публикацию, посвященную этому человеку, с двумя его фотографиями.

Кадры немецкой кинохроники: на входе в банкетный зал отеля «Кайзергоф» 12 ноября 1940 г. во время приема в честь делегации Молотова

Я. Г. Таубин

М. И. Калинин вручает Я. Г. Таубину орден Ленина

В тексте сообщалось, что это выдающийся советский конструктор оружия – Яков Григорьевич Таубин (1900–1941), начальник и главный конструктор ОКБ-16 Наркомата вооружения, создатель первого в мире пехотного автоматического гранатомета. Его дочь Лариса Яковлевна Бессонова прочитала в № 2 этого же журнала за 1990 г. впервые опубликованное постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 4 октября 1940 г. «Об изготовлении новых образцов вооружения для НКО», которым Таубину и его КБ поручалась работа по форсированию создания 37– и 23-миллиметровых авиационных пушек и разработке крупнокалиберного (12,7 мм) пулемета. Однако в именном указателе к этому постановлению были неправильно указаны инициалы и годы жизни ее отца. Лариса Яковлевна возмутилась и опубликовала в № 6 журнала упомянутую выше справку об отце и две его фотографии, чудом сохранившиеся в семье Таубиных. Из справки следовало, что за успешные разработки группа работников ОКБ-16 в ноябре 1940 г. была награждена орденами и медалями, в том числе сам Я. Г. Таубин – орденом Ленина. Далее сообщалось, что в мае 1941 г. Таубин был арестован и 28 октября 1941 г. в составе группы военачальников по указанию Берии расстрелян в поселке Барбыш Куйбышевской области. Посмертно реабилитирован в 1955 г. Таким образом Лариса Яковлевна как бы вернула из небытия имя и образ отца после многих лет безвестности, которая была десятикратно несправедливой, потому что созданное Таубиным в 1934 г. ОКБ (иногда пишут, что это произошло годом раньше) существует до наших дней и продолжает начатое им дело. Оно прославилось своими разработками под руководством сотрудника и последователя Таубина – Александра Эммануиловича Нудельмана (1912–1996), дважды Героя Социалистического Труда, лауреата трех Сталинских, двух Государственных и Ленинской премий. Созданные ОКБ-16 и защищавшие нашу страну в годы Великой Отечественной войны автоматические авиационные пушки, которые считаются лучшими во Второй мировой войне, были развитием первых таубинских пушек типа МП-6 (мотор-пушка), ПТБ-23 (пушка Таубина – Бабурина 23 мм), ПТБ-37 (пушка Таубина – Бабурина 37 мм), БМА-37 (Бабурина моторная авиационная)[38]. Позже этим конструкторским бюро были созданы и многие другие выдающиеся образцы современного оружия уже по совершенно новой тематике.

Но вернемся к началу нашей истории. Что мог делать в Берлине выдающийся советский конструктор оружия и начальник ОКБ Наркомата вооружения за полгода до начала войны? Обнаруженный мной в Архиве внешней политики РФ список членов делегации Молотова из 66 человек, среди которых Таубин не значился, ясности не внес. Но зато в РГАСПИ в «Особой папке» решений Политбюро я обнаружил приложение к решению Политбюро П29/60 (постановление СНК и ЦК № 1882-779) от 4 октября 1940 г. «Об изготовлении новых образцов вооружения для НКО», которое заслуживает того, чтобы привести его текст полностью:

«1. НКВ форсировать работы по пушке калибра 37-мм со сроком поставки к 25 декабря 1940 года на полигонные испытания.

2. ВВС совместно с НКАП и НКВ организовать проведение летных сравнительных испытаний самолетов нового поколения в ноябре-декабре 1940 года.

3. НКАП совместно с НКВ переоборудовать истребитель «Мессершмидт-110» под пушки ПТБ-23 и провести летные испытания при стрельбе боевыми боеприпасами по реальным целям на земле и с воздуха. Срок окончания стрельб – ноябрь 1940 года.

4. Командировать группу конструкторов НКАП и НКВ во главе с наркомом Б. Л. Ванниковым в Германию».

То есть согласно этому приложению нарком вооружения Ванников, главный конструктор упомянутых пушек и начальник ОКБ-16 НКВ Таубин, начальник ОКБ-15 НКВ главный конструктор Шпитальный, а также руководство ВВС и НКАП должны были выехать в Берлин. И вообще, изучение документов того периода показывает, что судьба испытаний пушки ПТБ-23 в составе истребителя Ме-110, приобретенного у Германии, почему-то оказалась очень жестко связанной с поездкой Молотова в Берлин.

5 ноября 1940 г. зам. начальника ГУ Авиационного Снабжения ВВС дивизионный инженер Сакриер докладывает письмом № 553–577 о ходе работ по пушке ПТБ-23, в том числе сообщает: «второй вариант – пушка ПТБ-23, оборудованная системой пневмозарядки, совместимой с пневматикой самолета “Мессершмидт-110”. Данный образец отправлен в Москву, где в течение 3–5 дней будет произведена окончательная отладка пушки на самолете. Предполагается закончить отладку установки к 6 ноября 1940 года» (http://www2.warwick.ac.uk/fac/soc/economics/staff/academic/harrison/aviaprom/ver6/1940b.doc). Этот срок был выдержан, и 10–12 ноября пушка ПТБ-23 в составе самолета Ме-110 успешно прошла на полигоне ВВС в Ногинске летные стрельбовые испытания. Причем оказалось, что при стрельбе с воздуха новыми бронебойно-зажигательными снарядами она безотказно при самых разных режимах полета пробивала 25-миллиметровую броню (бронеспинка!) при темпе стрельбы 600 выстрелов в минуту. Вывод акта испытаний, подписанного от ГУ АС ВВС Сакриером, гласил: «Рекомендовать запуск ПТБ-23 в валовое производство с устранением выявленных недостатков».

Я уверен, что после подписания этого акта в тот же день все вышеупомянутые лица вылетели в Берлин, возможно прямо с ногинского аэродрома-полигона, на котором проходили эти испытания. Во всяком случае, мне удалось обнаружить, что 12 и 13 ноября 1940 г. многие из них присутствовали на официальных мероприятиях, связанных с пребыванием делегации Молотова в Берлине, – на банкетах в отеле «Кайзергоф» и в советском посольстве, а также на проводах Молотова на Ангальтском вокзале утром 14 ноября. Я разглядел их на некоторых фото из альбома о берлинской поездке Молотова, обнаруженном в РГАСПИ, а также в кинохронике об этом визите. Но условия съемки и качество отпечатков, сделанных с кинокадров, а главное – полное нежелание героев съемки быть удачно запечатленными (Шпитальный, например, заметив кинокамеру, просто отвернулся) не дают возможности точно идентифицировать некоторых из обнаруженных лиц. Точнее было бы сказать, как в известном случае с заснятым не там, где надо, высокопоставленным чиновником: обнаружено «лицо, похожее на…». Таких, «похожих на…» (да еще в штатском!) крупных советских военачальников и руководителей оборонной промышленности – Смушкевича, Штерна, Рычагова, Проскурова, Хрулева, Первухина, Малышева, Ефремова, Носенко, Ванникова, Володина и других – набралось немало[39].

Важно то, что большинство из них 15 ноября 1940 г. оказались на совещании у Сталина в его кремлевском кабинете (вместе с Таубиным и Шпитальным), где они докладывали результаты своей поездки в Берлин. А также то, что всего через четыре дня после этого совещания участник поездки в Берлин нарком вооружения (НКВ) Ванников подал 19 ноября Сталину докладную записку, в которой ходатайствовал о награждении конструкторов – создателей 23-миллиметровой авиационной пушки Таубина и Бабурина, а также ряда работников ОКБ-16, возглавляемого Таубиным. Следует отметить, что в этой докладной записке не указано, за что именно всех этих людей представляют к награде – за принятие созданной ими пушки на вооружение, за ее испытания или за ее разработку. Видимо, вождь прекрасно знал, за что. Возможно, по соображениям секретности их заслуги нельзя было оглашать. Но само собой напрашивается предположение, что ходатайство о награждении появилось именно в связи с итогом этой поездки в Германию. Вполне вероятно, что во время этой командировки в ходе испытаний авиационной пушки Таубина – Бабурина или, что более вероятно, после ознакомления с ней или с чертежами, а также с результатами ее стрельбовых летных испытаний в составе немецкого истребителя Ме-110, проведенных в СССР, немецкие специалисты очень высоко ее оценили. Не исключено, что немцы решили даже оснащать ею свои истребители и заказали для Германии целую партию этих пушек.

Поэтому когда Сталину доложили об этих успехах, он дал указание Ванникову срочно подготовить проект указа о награждении Таубина и группы работников его ОКБ. То, что в списке оказалось еще 16 человек, наводит на мысль, что Сталин, будучи в тот день в прекрасном настроении благодаря удачной поездке вообще и успеху с пушкой в частности (впервые не мы просим оружие у немцев – а немцы у нас!), на вопрос Ванникова «Сколько еще человек включить в список?» – ответил: «Как в номере этого КБ».

Награждение Таубина и его сотрудников прошло молниеносно. Постановление Политбюро по вопросу этого награждения П22/203 было принято на следующий день после представления – 20 ноября 1940 г. Его подписали лично Сталин, Молотов и Микоян, а Калинин, Каганович, Ворошилов и Андреев дали согласие по телефону.

Яков Григорьевич Таубин

Михаил Никитович Бабурин

В тот же день вышел Указ Президиума Верховного Совета. 21 ноября он был опубликован на первой полосе газеты «Правда» и многих других советских газет («Красная Звезда», «Московский большевик» и др.). И уже 28 ноября 1940 г. Калинин в Кремле вручил Таубину орден Ленина (фото Таубина и Бабурина с группой работников авиазавода № 32 НКАП, награжденных за ту работу, также было опубликовано в печати).

Проект Указа с визами членов Политбюро

На сохранившейся в семье Таубина фотографии, запечатлевшей момент вручения ему высшей награды СССР, видно, что церемония происходит не как обычно – в Екатерининском, или Свердловском зале Кремлевского дворца, а в отдельном кабинете (об этом свидетельствуют книжные полки на заднем плане).

Хотелось бы узнать, что же стало причиной столь небывалой срочности, публичности и даже экстраординарности этого награждения. Впечатление такое, что таким образом кому-то подавался некий знак, но кому и какой? Следует обратить внимание и на то, что Постановлением Комитета Обороны при СНК СССР № 423 от 16 ноября 1940 г. (то есть на следующий день после описанного совещания у Сталина) авиационную пушку ПТБ-23 приняли на вооружение (непонятно только, для какого самолета). А 23 ноября 1940 г., через три дня после подписания Указа Президиума ВС СССР о награждении Таубина и ряда работников его КБ, был подписан совместный приказ наркома авиапромышленности (НКАП) и начальника Главного Управления ВВС Красной Армии (ГУ ВВС КА) за № 657с/0293 «О конструировании и изготовлении установок на самолеты под 23 мм пушку и под 12,7 мм пулемет Таубина – Бабурина». В нем трем авиазаводам поручалось конструирование и изготовление установок для размещения пушек и пулеметов Таубина – Бабурина на самолетах Ильюшина и Лавочкина с целью проведения их испытаний.

Вырезка из газеты «Правда» с Указом

Однако в указе о награждении говорилось: «За успешное освоение новых образцов вооружения». Значит, испытания таубинской пушки в составе какого-то самолета уже были проведены, в противном случае в указе было бы сказано: «За разработку». Но единственные завершенные к тому времени испытания пушка ПТБ-23 прошла лишь на борту истребителя «Мессершмитт-110», приобретенного у Германии (одного из пяти штук). С какой же целью они проводились? Вариантов лишь три: либо Советский Союз собирался создавать аналогичный двухмоторный истребитель, либо изготавливать Ме-110 по немецкой лицензии, либо немцы решили использовать в своем Ме-110 лучшую на тот момент в мире авиационную пушку Таубина – Бабурина. Если это так, то полигонные испытания Ме-110 с пушками ПТБ-23 на полигоне НИИ ВВС проводились, вполне возможно, совместно с немцами. Тогда не исключено, что и запуск пушки ПТБ-23 в серийное производство был осуществлен безотносительно к конкретному советскому самолету, в первую очередь – для поставки немцам, но, естественно, и для советских самолетов тоже (поэтому одновременно с Таубиным и Бабуриным не наградили конструктора самолета – ведь им был Вилли Мессершмитт). Это подтверждается и тем, что пушка Таубина – Бабурина ПТБ-23 проходила затем полигонные испытания в составе трех самолетов. Сначала (в ноябре 1940 г.) – на купленном у Германии истребителе Ме-110, на который вместо двух его штатных пушек «Эрликон» поставили две ПТБ-23, в том числе одну – с пневмоперезарядкой, совмещенной с пневматикой самолета. А в марте-апреле 1941 г. – на штурмовике Ил-2 (испытания прошли полностью) и на истребителе ЛаГГ-3 (испытания не были закончены).

Слева – фото, сделанное после вручения наград в Кремле. Справа – оборотная сторона этой фотографии, на которой рукой М. Н. Бабурина написано: «Сидят слева направо: 1. ведущий конструктор конструкторского бюро № 16 М. Н. Бабурин. 2. начальник конструкторского бюро № 16 Я. Г. Таубин. 3. директор завода № 32 М. С. Жезлов; стоят: работники завода № 32: 1. начальник конструкторского бюро И. В. Веневидов. 2. главный инженер А. Ф. Гостинцев. 3. главный конструктор Г. М. Можаровский». Из этого следует, что вместе с Таубиным и Бабуриным наградили не конструктора самолета, а руководство авиазавода, обеспечившего установку пушки ПТБ-23 на каком-то самолете.

Тогда вся эта история с молниеносным награждением главного конструктора Таубина и сотрудников его ОКБ, а также запуск созданной ими авиационной пушки в серийное производство до того, как она была испытана на советских боевых самолетах, приобретает совсем другое звучание.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.