Уточнения, внесенные Виктором Михайловичем и Михаилом Никитовичем Бабуриными

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Уточнения, внесенные Виктором Михайловичем и Михаилом Никитовичем Бабуриными

Я уже писал, что через дочь Я. Г. Таубина Ларису Яковлевну я познакомился с сыном соратника и соавтора ее отца Виктором Михайловичем Бабуриным. Он многое рассказал мне о своем отце, о его жизни и работе с Таубиным и дал целый ряд бесценных документов и фотографий, что очень помогло понять их трагическую судьбу, а также ситуацию с 23– и 37-миллиметровыми авиапушками и гранатометом, в создании которых его отец был не только ведущим конструктором, но и полноправным соавтором Таубина. Я дал ему, так же как и Л. Я. Бессоновой-Таубиной, прочитать мою статью о Таубине перед публикацией ее в «МК» и учел их замечания, за которые очень им благодарен. Когда я уже собирался сдавать третью часть своей трилогии в издательство, Виктор Михайлович позвонил мне и сказал, что он познакомился в ФСБ с делом своего отца и предложил встретиться. Мы встретились, и он передал мне тюремное фото отца, ксерокопии нескольких листков дела и выписки оттуда, относящиеся к истории создания знаменитых авиационных пушек и гранатомета и сделанные со слов отца из протокола его допросов.

Этот снимок сделан, скорее всего, в день ареста 16 мая 1941 г.

Я счел необходимым изложить здесь главное из предоставленных мне Виктором Михайловичем материалов.

1. Все документы по аресту М. Н. Бабурина были оформлены в один день – 16 мая 1941 г., и эта дата стоит:

на постановлении на арест, которое подписано замнаркома Государственной Безопасности и Прокурором Союза, то есть арест произведен на самом высоком уровне;

на ордере № 194 на арест и обыск, на который ссылаются в протоколе и акте обыска квартиры;

на протоколе обыска;

на акте о проведении обыска;

на протоколе допроса.

2. В постановлении на арест указаны следующие его причины:

«…Бабурин, работая ведущим конструктором Особого Конструкторского Бюро № 16, вместе с начальником этого бюро Таубиным с целью ослабления оборонной мощи Союза ССР проводят подрывную вредительскую работу. С 1931 г. по 1939 г. разработка гранатомета, после затрат на эту работу 7–8 млн рублей гранатомет не принят на вооружение как не отвечающий тактико-техническим требованиям. В 1937 г. Бабурин и Таубин приступили к проектированию 37 мм автоматической пушки малой мощности, не закончив работ, перешли на новую конструкцию большой мощности (зенитно-противотанковая – израсходовано 1 200 тыс. рублей – не принята на вооружение как устаревшая и имеющая ряд плохо решенных узлов).

С лета 1939 г. Бабурин и Таубин работали по 23 мм авиационным пушкам, но ни один из изготовленных 7 образцов к установленному сроку не был закончен. По принятому на вооружение автоматическому пулемету[66] АП-12 Бабурин и Таубин заслали на завод № 2 7 измененных чертежей и в дальнейшем отказались консультировать завод по выпуску этих пулеметов».

Далее, в постановлении на арест сказано, что пушкой калибра 37 мм Таубин и Бабурин занимались с 1937 г. Значит, постоянные заявления Нудельмана о том, что эта работа была начата под его руководством с 17 мая 1941 г., – как бы это помягче сказать? – ну, скажем, не очень соответствуют действительности. До этого Таубин и Бабурин уже трудились над этой пушкой четыре года! И именно они – главные авторы этой пушки, поставленной на серийные Як-9 и Ил-2 в 1943 г.! Не случайно Ванников, сам просидевший с 7 июня по 25 июля 1941 г. на Лубянке, не побоялся ответить на прямой вопрос Сталина о пушке Нудельмана (речь шла о 37-мм пушке) так: «Хотя пушку Таубина в 1941 году называли вредительской, тем не менее Нудельман при поддержке наркомата вооружения добился на ней очень хороших результатов» [11. C. 150].

Читаем дальше. Гранатомет не отвечал тактико-техническим требованиям?! Так ведь Таубин первым в мире изобрел его, никаких технических требований на него не существовало. Он потому и не «пошел», что, кроме самого изобретателя, никто на свете и понятия не имел, что это такое и зачем оно нужно. После ареста Таубина и Бабурина о гранатомете 30 лет никто даже не вспомнил, пока в 60-е годы американцы до того же самого не додумались (или позаимствовали).

Протокол первого допроса М. Н. Бабурина в день ареста. «Вопрос: Вы арестованы за проведение активной антисоветской пропаганды. Предлагаю вам дать подробные показания о совершенных вами преступлениях. Ответ: Антисоветской работой я не занимался и сознательно никаких преступлений против Советской власти не совершал. Вопрос: Вы говорите неправду. В распоряжении следствия имеются материалы, изобличающие вас во вражеской работе. Учтите, что вам надо говорить правду и по вопросам вашей вражеской работы вы будете допрошены в следующий раз…»

И если Таубин и Бабурин, по утверждению допрашивающих, ни разу ничего так и не довели до ума, за что же их срочно наградили высшим орденом страны? Почему за 26 допросов, которые тянулись до февраля 1942 г., ни следователь, ни Бабурин ни разу не упомянули об этом награждении?

Протокол обыска (первая страница, а весь протокол на четырех двухсторонних листах): «На основании ордера Народного Комиссариата Государственной безопасности СССР за № 194 от 16 мая 1941 г. проведен обыск/арест у гр. Бабурина М. И… При обыске присутствовали Управдом Гаврилов С. А. и жена арестованного… Согласно ордера на арест… изъято… 1. Паспорт. 2. Временное удостоверение ГАУ… 3. Профсоюзный билет… 4. Пропуск № 3… 5. Санбилет… 6. Орденская книжка… 7. Проездные билеты к орденской книжке… 8. Купоны на денежные выдачи к орденской книжке…». На других семи страницах перечислены изъятые «для доставления в НКГБ СССР» 37 позиций: документы, чертежи, записные книжки, фотографии, орден Ленина, охотничье ружье с припасами… «Обыск производился с 3-х до 10 часов 16/V-41 г… опечатана одна комната, принадлежавшая ар-му»

Акт обыска: «Наложен арест на имущество, лично принадлежащее ар-му Бабурину М. Н. (опись имущества на обороте листа) и опечатана одна комната… Имущество и опечатанная комната сданы на хранение жене ар-го Бабуриной А. И. до особого распоряжения НКГБ СССР». В «Описи…» на обороте указаны 15 позиций: рояль, велосипед, радиоприемник, стол письменный, диван, трюмо, два киноаппарата, два фотоаппарата, пальто, два костюма, сервант, «плащ прорезиновый{Так в тексте.} муж. серый»

Бабурин на допросе 13 июня 1941 г. показал, что перевод гранатомета с длинного хода на короткий был сделан по его предложению, одновременно он предложил тогда и новую схему гранатомета.

Эти три совершенно типичных документа свидетельствуют о трагической судьбе М. Н. Бабурина и подтверждают бредовость обвинений, выдвинутых против него и его друга, соавтора и начальника – Я. Г. Таубина. Из справки о смерти М. Н. Бабурина видно, что он умер 31.08.44 г. от пеллагры (авитаминоз «при хроническом недоедании или при однотипном питании»). Справка Военного Трибунала (а ведь Михаил Никитович был гражданским!) ЛВО (реабилитация велась по месту рождения, а не по месту работы!) сообщает, что постановление Особого Совещания при НКВД от 30 сентября 1942 г. отменено и дело прекращено за отсутствием состава преступления. Значит, все эти семичасовые обыски, 26 многочасовых допросов, несколько пухлых томов «дела» – чистая туфта? Но зачем? Зачем было уничтожать лучших, награжденных высшими орденами страны конструкторов? Кто-нибудь когда-нибудь возьмет на себя труд объяснить весь этот бред со смертельным финалом? И сосчитает, наконец, безвозвратные потери, которые страна понесла не на фронте, а в тылу? И не только в количестве человек, а во всем…

«Справка. Гр-на Бабурина Михаила Никитича вообще знаю с его детства. По производственной линии знаком с ним по ГАРОЗ[67] (ст. Галутвин)[68], где он начал свою работу копировщиком и одновременно закончил техникум Коломзавода без отрыва от производства. На службе пользовался среди товарищей вполне заслуженным авторитетом как скромный и порядочный человек и хороший конструктор с изобретательским уклоном. Имею сведения, что и в КБ-16 среди сослуживцев-инженеров он пользовался не меньшим товарищеским, а также деловым авторитетом, хотя и не имел высшего образования. Со своей стороны могу дать о нем лишь положительные отзывы, как о человеке морально устойчивом и преданном партии и Родине. Допущенные им, по-видимому, крупные технические ошибки объясняю недостатком у него необходимых технических знаний в той работе, которую он проводил. Начальник ОКБ ГАУ КА инженер-полковник Хрисанфов. К характеристике гр-на Бабурина М. Н. данной инженер-полковником т. Хрисанфовым присоединяемся. Главный инженер ОКБ ГАУ КА инженер-полковник Агеев. Начальник ОТК ОКБ ГАУ КА инженер-полковник Соловьев».

Этот документ – свидетельство не просто благородства трех инженер-полковников, его подписавших, но и их героизма. Они ведь были членами партии, полковниками Красной Армии да еще командирами высокого ранга, при том подписали эту «справку», фактически – поручительство, втроем, то есть группой, что в те годы вообще считалось недопустимым (был даже термин – «групповщина»). Мало того, они – работники другого предприятия. Значит, нашлись такие люди, которые посмели в разгар войны (а это случилось не раньше января 1943 г., когда было введено звание «инженер-полковник» вместо «военинженера 1 ранга») заступиться за друга, арестованного перед самой войной! А ведь они руководили фирмой «меченой», ОКБ ГАУ КА создал не кто иной, как конструктор-изобретатель Л. В. Курчевский – создатель «динамореактивной пушки» (фактически первого безоткатного орудия), расстрелянный в 1937-м. И самое поразительное то, что три инженер-полковника не пострадали. Виктор Михайлович Бабурин, рассказывал, что дядя Гоша (Георгий Александрович Хрисанфов) довольно часто бывал у них дома и после войны, бывали и Бабурины в его доме.

На допросе Бабурин также сказал, что летом 1937-го на показательных стрельбах из гранатомета в Ногинске присутствовали Тухачевский и Ефимов (скорее, это было весной, так как 22 мая того года Тухачевского и Ефимова арестовали).

В деле Бабурина кроме Таубина упоминаются Ванников, Сакриер, Сатель, Соборнов, Шевченко, Алексеев, Никонов, Пономарев, Цилов, Нудельман.

Из дела Бабурина становится точно известен перечень работ, выполнявшихся в ОКБ-16 под руководством Таубина. Все работы Бабурин перечислил 18 июня, отвечая на вопрос следователя. Вот этот перечень:

– 40,8 мм автоматический гранатомет,

– 60 мм гранатомет,

– 37 мм зенитная пушка, иногда «зенитно-противотанковая пушка», иногда «авиационная пушка» (фактически это три разные пушки, построенные по одной схеме – зенитка, противотанковая пушка и авиапушка,

– 23 мм авиационная пушка,

– 25 мм пушка,

– 20 мм пушка,

– 12,7 мм пулемет.

Итого, за шесть лет работы Бабурина в ОКБ-16 он был ведущим конструктором девяти систем оружия. А Таубин руководил этими работами и вел еще целый ряд других. Это немыслимая нагрузка, тем не менее с ней успешно справлялись, потому что каждый этап работ ОКБ, за которые государство платило деньги, очень жестко принимали заказчики – ГУ ВВС и ГУ АС (ГУ авиационного снабжения). Из десяти упомянутых в деле людей семеро были военными, причем инженерами, они принимали работу ОКБ-16 и считали ее отличной, хотя не пропускали ни единого недостатка. К великому сожалению, все семеро были репрессированы. По вопросам следователя из протоколов допросов да и по предъявленному обвинению заметно, что представители органов технически были не слишком образованны. Чего стоят, например, такие перлы, как «подрывная вредительская работа» путем «разработки автоматического гранатомета», поскольку он не принят на вооружение? Или «автоматический пулемет»? Однако, продолжая эту «нехорошую», по их мнению, тематику, ОКБ-16 под руководством Нудельмана почему-то ничего не сорвало, а все и всегда выполняло и успело выпустить еще в годы войны две лучшие в мире авиапушки, а сам Нудельман впоследствии стал дважды Героем Социалистического труда и получил целых шесть премий. Конечно же значительная часть работ в «послетаубинский» период была выполнена ОКБ-16 по совершенно новой тематике и с блестящими результатами. Но два проекта из многолетнего периода деятельности ОКБ-16 уже без Таубина и Бабурина вызывали и вызывают вопросы: авиапушки НС-37 и НС-23 и в фас и в профиль стопроцентно похожи на «вредительские» БМА-37 (она же 11-П) и ПТБ-23 (она же, только с магазинным питанием, МП-6). Нудельман, который до реабилитации Таубина и Бабурина молчал о самом факте их работы в ОКБ-16 («на законном основании» для тех времен – они ведь были репрессированы), после нее молчал, стиснув зубы, а уж после публикации Ваксберга в «Литгазете» и странички Ларисы Таубиной об отце в «Известиях ЦК КПСС» молчать не смог и стал упоминать имя Таубина в историческом плане – как своего учителя и создателя ОКБ. А про его с Бабуриным пушки отточил формулировку: «Конечно, годы, ушедшие на создание авиационного 23-мм автомата, пушки МП-6, не прошли напрасно. Создание этой пушки дало нам большой опыт, много материала для разработки пушки НС-37» [60. C. 36].

Во-первых, «много материала» оказалось благодаря тому, что разработка этой пушки в ОКБ-16 началась не со следующего дня после ареста Таубина и Бабурина, то есть с 17 мая 1941 г., как утверждал всегда Нудельман, а именно под их руководством и гораздо раньше – с 1937 г. Во-вторых, «материалом» были не только их идеи и чертежи, но и «живые» образцы этой пушки, которые по Постановлению от 4 октября 1940 г. изготавливали для предъявления 25 декабря 1940 г. Под руководством своих подлинных создателей эти пушки были не только изготовлены, но и прошли множество испытаний, в том числе на полигонах. Значит, НС-37 и была той самой БМА-37? Но кто и как через столько лет сможет это подтвердить?

Казалось, что это нереально. Однако подтверждение нашлось, и пришло оно от рабочего – одного из самых уважаемых и заслуженных ветеранов КБТ – ОКБ-16 Алексея Федоровича Сенечкина.

Рассказывает Лариса Яковлевна Таубина-Бессонова:

«Мы много лет жили с Сенечкиными в одном подъезде, они этажом выше. Мало того, еще вместе лет двадцать жили на одной даче, которую когда-то получил отец. Он Алексея Федоровича очень любил и ценил, иногда даже отдавал ему свою путевку в дом отдыха, когда сам не мог пойти в отпуск из-за перегрузки. Когда же отца не стало, Сенечкин помогал нам по содержанию дачи, а потом мы даже стали ее совладельцами, и он занимал полдачи и пол-участка. Он много рассказывал мне об отце. Однажды я задала ему вопрос, постоянно меня занимавший: “Так все же участвовала хоть одна отцовская пушка в войне, или, после того как его арестовали, в ОКБ создали другую?”

Алексей Федорович Сенечкин. 1944 г.

1970-е годы

Он как-то странно посмотрел на меня и спросил: “Если на пальто переставить пуговицы, это как будет – новое пальто или старое?” Я пожала плечами: “Наверное, старое”. А он продолжил: “Принесли мне в цех еще довоенную пушку, и новый начальник ОКБ дал команду – на станке сфрезеровать набитое на ее боку название и на это место приклепать шильдик с новым! Шлеп-шлеп – и пальто из старого стало новое! Всего делов! Фокус-покус!” Я похолодела: “Нудельман?” – “Не-а, Глухарев”. – “А это кто?” – “Да был такой после твоего отца”. Потом уж мне объяснили, что Глухарев какое-то время руководил ОКБ-16 сразу после Таубина, но пробыл очень недолго и его сменил Нудельман»[69].

А теперь обратимся к книге А. Нудельмана и посмотрим, какой же пушкой занимался в начале войны один из лучших механиков ОКБ-16 Сенечкин.

«9 сентября 1941 г. мы (А. Э. Нудельман, М. П. Бундин и слесарь-механик А. Ф. Сенечкин. – А. О.) выехали из Москвы в КБ С. А. Лавочкина, где приступили к установке первого опытного образца пушки на истребитель ЛаГГ-3. С. А. Лавочкин и весь коллектив его КБ и серийного завода… с пониманием взялись за установку пушки НС-37 на свой самолет… Установка пушки была закончена 10 октября 1941 г. Самолет был испытан стрельбой в заводском тире и подготовлен для отправки на испытания на полигон ВВС, а наша бригада 12 октября вернулась в Москву… Государственные летные испытания закончились в марте 1942 г. Для участия в них в феврале 1942 г. на полигон была направлена бригада сотрудников нашего КБ (М. П. Бундин, Г. А. Жирных, Б. Ф. Исаков, А. Э. Нудельман, А. Ф. Сенечкин)… Произошла поломка… Однако нам удалось отремонтировать… Эту наварку и ручную обработку произвел механик. Именно его стараниями, его умением и находчивостью ремонт был произведен без потери времени – этой же ночью, что дало возможность благополучно и своевременно завершить государственные испытания пушки» [60. C. 44–48].

Этот рассказ А. Нудельмана о триумфальном пути авиационной пушки НС-37, созданной в ОКБ-16, можно продолжить, и в нем не раз будет встречаться имя слесаря-механика А. Ф. Сенечкина, который начал этот ее путь с того, что, выполняя приказ начальства, сменил ее название.

Во время нашей первой беседы Лариса Яковлевна Таубина рассказала, как она, будучи уже немолодым и больным человеком, обратилась за помощью в КБ «Точмаш» (так стало называться в то время созданное ее отцом ОКБ-16). Она позвонила в приемную начальника и попросила оказать ей содействие в госпитализации в известную клинику. Ее соединили с человеком по фамилии Разговоров. «Вы поймите, – сказал он ей, – мы вам ничем не обязаны, ведь ни одна пушка вашего отца в Великой Отечественной войне не участвовала!» Идя домой, она горько плакала от обиды за отца…

Лариса Яковлевна, Виктор Михайлович! Вам сказали неправду, ибо 23-миллиметровая пушка Таубина и Бабурина МП-6 защищала Тулу, а 37-миллиметровая авиационная пушка Таубина – Бабурина с 1943 г. участвовала в войне, громя врага с самолетов ЛаГГ-3, Як-9, Ил-2, и она по праву считается одной из самых лучших авиапушек Второй мировой войны.

Пушка НС-37, она же 11-П, она же БМА-37, она же 37-миллиметровая авиационная пушка Таубина – Бабурина

«НС-37 (сокр. Нудельман-Суранов, 11-П-37 – на ранней стадии разработки) – советская авиационная пушка калибра 37-мм». Так описана эта пушка в Википедии. «11-П-37» – прозрачный намек на ее действительное происхождение, этот индекс был присвоен ей ее подлинными создателями – Я. Г. Таубиным и М. Н. Бабуриным и означал не что иное, как одиннадцатый проект авиационной пушки по таубинской нумерации (которая не прекратилась с его смертью), после чего свою многолетнюю работу по 37-мм и 23-мм авиапушкам ОКБ-16 сдавало под руководством Нудельмана и Суранова. Другие названия этой пушки – БМА-37 (пушка Бабурина моторная авиационная), 37 мм авиационная пушка Таубина (в документах Политбюро, ЦК ВКП(б) и СНК СССР). Это на нее по указанию нового начальника ОКБ-16 Глухарева механик Сенечкин нанес новое название, скорее всего «11-П-37», перед отправкой на испытания в начале сентября 1941 г.[70]

А вот вторая таубинско-бабуринская пушка, участвовавшая в Великой Отечественной. Она тоже имела много названий и вариантов: «МП-З» (мотор-пушка 300 выстр./мин.), «МП-6» (мотор-пушка 600 выстр./мин.), «ПТБ-23» (пушка Таубина – Бабурина 23-мм», «6-П» (шестой проект авиационной пушки), «23 мм пушка Таубина» (в документах Политбюро, ЦК ВКП(б) и СНК СССР) – отсутствие слова «авиационная» означает, что руководство страны имело в виду ее использование и для самолетов, и в качестве зенитки, и как противотанковую. На чудом сохранившемся фото этой пушки изображен вариант МП-6 с магазинным питанием (ведь Таубин и Бабурин все же успели заменить его в ПТБ-23 на непрерывное с рассыпным патроном).

Пушка МП-6 с магазинным питанием

Очевидно, что отличие между МП-6 и ПТБ-23, названной позже НС-23, лишь в одном – способе питания, то есть подачи в нее патронов. В ПТБ-23 (НС-23) патроны подавались непрерывной лентой, но ведь в других таубинско-бабуринских пушках этого калибра также использовалось непрерывное питание. Если бы сохранилось фото ПТБ-23, то вообще никакого бы различия не было (может, потому оно и не сохранилось).

Пушка НС-23, она же ПТБ-23

Данный текст является ознакомительным фрагментом.