Замечания к докладу Хрущева на ХХ съезде КПСС

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Замечания к докладу Хрущева на ХХ съезде КПСС

В Интернете (http://yadocent.livejournal.com/tag/документ) среди архивных материалов РГАСПИ, представленных в Выставочном зале Федеральных архивов на выставке «ХХ съезд КПСС. Преодоление…» (3 марта – 9 апреля 2006 г.), я обнаружил интересный документ – сопроводительное письмо от 23 февраля 1956 г., с которым членам и кандидатам в члены Президиума ЦК КПСС, а также секретарям ЦК КПСС (всего 16 чел.) был разослан проект доклада первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева ХХ съезду партии «О культе личности и его последствиях». Я привожу этот документ под названием «документ № 1».

Документ № 1

Очевидно, ранее было принято решение о том, что по прочтении текста проекта доклада каждый даст свои предложения о внесении в него поправок и дополнений. На данном экземпляре письма имеются предложения лишь одного из шестнадцати его адресатов по внесению в текст доклада восьми поправок (семь написанных от руки пунктов справа от печатного текста и восьмой – слева):

1) + Мерецков[199]

2) Добавь, что англичане (Черчилль) заранее нас предупреждали + Сов[етское] Посольство (Деканозов) в Германии также предупреждало о готовящ[ейся] войне.

3) Приведи телеграмму Сталина и Жданова из Сочи

4) + О роли раб[очего] класса, Крым, Ленинград + члены партии, молодежи, сов[етского] народа, тыла в войне

5) Опустить о разм…? [нрзб.]

6) Добавить о выселении целых народов (вместе с коммунистами)

7) Не пора ли избавляться от «частной собственности» (наименования городов, фабрик и заводов), “национализировать”.

8) Члены ЦК находились [?] на своем посту, выполнили свой долг перед партией.

Возле каждого пункта поставлена красным карандашом галочка, вероятно, означающая, что Хрущев был ознакомлен с этой поправкой. Просмотрев же текст доклада Хрущева, зачитанного им с трибуны съезда, я обнаружил, что практически все поправки были внесены в него и прозвучали на съезде (ничего нельзя сказать только о неразборчиво написанном п. 5). Не прозвучала лишь часть п. 2 о том, что советское посольство предупреждало Сталина о готовящейся войне[200]. Совершенно очевидно, что это было сделано из-за упоминания в той поправке фамилии советского посла Деканозова, расстрелянного в 1953 г. вместе с Берией. Не побояться сделать в то время подобное предложение Хрущеву для восстановления исторической справедливости было весьма мужественным поступком.

Документ № 2

Я стал искать автора этих поправок. Из обнаруженного мной на той же выставке документа № 2 стало известно, что свои замечания по докладу дали лишь два человека из списка: кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК Д. Т. Шепилов и секретарь ЦК П. Н. Поспелов (у остальных – «замечаний нет»). Учитывая, что на списке рассылки в документе № 1 подчеркнута фамилия лишь одного адресата – Шепилова, я предположил, что этот экземпляр был отослан ему, а значит, и предложения по поправкам написаны им. Однако слова в тексте поправок, свидетельствующие об обращении на ты («добавь», «приведи»), по отношению к первому секретарю ЦК могли позволить себе лишь люди, находившиеся с ним в товарищеских отношениях, члены сталинского Политбюро – Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян, Маленков и Булганин. А содержание поправок говорит о том, что перечисленные лица предложить их не могли, поскольку ставили вопросы, которые касались их самих (например, об использовании их фамилий в названиях «городов, фабрик и заводов»). Обратив внимание на пометку в документе № 2: «поправки сообщили Шуйскому», то есть первому помощнику Хрущева Г. Т. Шуйскому, я понял, что автор поправок мог обращаться на ты именно к последнему, будучи его коллегой по многолетней работе в аппарате ЦК. Окончательно же решить, кем написаны поправки в документе № 1, помог документ № 3, на котором среди подписей членов и кандидатов Президиума и секретарей ЦК я обнаружил подпись «Д. Шепилов» (справа от слова «областях») и убедился, что поправки на документе № 1 написаны той же самой рукой. И тогда стала понятна главная направленность поправок Шепилова. Скорее всего, он предлагал ознакомить делегатов съезда со странностями и вредоносностью поведения и политики Сталина перед началом и в годы Великой Отечественной войны (из восьми пунктов лишь один п. 7 был не о войне, а в п. 5 текст неразборчивый). Ведь Шепилов – единственный из состава Президиума ЦК, кто воевал с начала до конца войны в Действующей армии и прошел весь ее тяжкий путь, начав рядовым, а закончив генерал-майором – начальником Политотдела 4-й Гвардейской армии. Скорее именно поэтому главная тема его поправок к докладу Хрущева – проявления культа личности в период войны.

Совершенно очевидно, что, вспоминая не отдельное событие, а длительный период, человек выстраивает все самое важное, сохранившееся в памяти, в единый временной ряд. Это видно и в поправках Шепилова.

Вот наиболее вероятная цепочка его воспоминаний и ход его мыслей: предвоенная обстановка (предупреждения со всех сторон о готовящемся ударе Гитлера) – телеграмма Сталина и Жданова из Сочи – роль народа в войне – преследование целых народностей – передача заслуг в «частную собственность» вождей, и в первую очередь Сталина – несмотря на все это, члены ЦК выполнили свой долг в годы войны. Из этого следует, что по своему временному расположению в этой цепочке загадочная телеграмма Сталина и Жданова из Сочи должна тоже относиться к войне. Ведь достоверно известно, что Жданов в 1941 г. выехал в отпуск в Сочи 19 июня и вернулся в Москву 24 июня (из «Кремлевского журнала» видно, что в этот день в 20.25 он вошел в кабинет Сталина следом за летчиком Супруном, который в день начала войны тоже находился в Сочи, и, скорее всего, вместе с ним Жданов прилетел в Москву). Об отъезде Жданова упоминал Молотов в беседах с Ф. Чуевым о начале войны: «Кто-то мне недавно говорил, упрекая: “Жданов-то где был?” Он в Сочи был, когда началась война. Ну, конечно, можно было не ездить в Сочи в тридцать девятом году или в сороковом году, да и дальше в сорок первом, а, в конце концов, больному человеку, что с ним сделаешь, как-то надо дать передышку. Упрекают: “О чем они думали? О войне? Нет, они в Сочи сидели!” Оптимисты, мол, какие, члены Политбюро»[102. С. 45].

Микоян в своих мемуарах «Так было» пишет: «Кстати, за 2–3 дня до начала войны Жданов уехал в Сочи на отдых. Он был наивен и верил каждому слову Сталина, который разрешил ему ехать. Я лично был тогда крайне этому удивлен, потому что не верил сталинским расчетам» [55. Глава «Канун войны» (http:/militera.lib.ru/memo/russian/mikoyan/04.html)].

В двух своих предыдущих книгах о начале войны я уже высказал предположение о том, что 22 июня 1941 г. Сталина в Кремле и вообще в Москве не было, так как он выехал вместе со Ждановым 19 июня 1941 г. в отпуск в Сочи и вернулся лишь 3 июля (этим, на мой взгляд, и объясняется целый ряд загадок 22 июня – невыступление Сталина по радио в тот день, задержка выступления Молотова до 12.15, отсутствие руки Сталина на самых важных документах, связанных с объявлением войны). Поэтому я думаю, что автор поправок, предлагая в пункте 3 «привести телеграмму Сталина и Жданова из Сочи», скорее всего, имел в виду какую-то неизвестную телеграмму из Сочи за подписью Сталина и Жданова, которую они отправили в Москву членам Политбюро накануне или в первые дни войны, потому что она стала бы документом, явно подтверждающим отсутствие Сталина в Москве 22 июня 1941 г. Однако Хрущев в своем докладе привел совсем другую телеграмму Сталина и Жданова из Сочи, полностью относящуюся к теме доклада, очень важную, даже знаковую, но… не имеющую никакого отношения к войне. Вот эта телеграмма от 26 сентября 1936 г.: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года». Полагаю, что Никита Сергеевич схитрил и, следуя только что провозглашенному им принципу коллективности руководства, учел поправку № 3 и привел телеграмму Сталина и Жданова из Сочи, очень важную и нужную для доклада, но совсем не ту, которую, судя по всему, имел в виду Шепилов.

И сделал он это отнюдь не для того, чтобы прикрыть Сталина, а скорее для того, чтобы прикрыть себя. Ведь если бы он рассказал о телеграмме Сталина и Жданова из Сочи 1941 г., то сначала ему пришлось бы рассказать, что 19 июня они выехали туда из Москвы, но он сам, скорее всего, выехал в одном с ними поезде и вышел в Киеве[201]. Причастность Хрущева к отъезду Сталина из Москвы накануне войны и вообще к загадкам первых военных дней (кроме отъезда из Москвы еще и его приезд с Жуковым в Тарнополь 22 июня, а также самоубийство во время разговора с ним наедине члена Военного Совета КОВО корпусного комиссара Вашугина), на мой взгляд, ярко проявилась и в том, что, придя в 1953 г. к власти, он почему-то не восстановил отмененный Сталиным 23 декабря 1947 г. праздничный День Победы 9 мая, не говоря уж о Параде Победы.

Документ № 3

Арестованный Берия написал 1 июля 1953 г. письмо в ЦК, в котором он обращался к членам узкого круга руководства партии и страны. В частности, в его обращении к Молотову есть такие строки: «Вячеслав Михайлович! …Вы прекрасно помните, когда в начале войны было очень плохо и после нашего разговора с т-щем Сталиным на его ближней даче Вы вопрос поставили ребром у Вас в кабинете в Совмине, что надо спасать положение, надо немедленно организовать центр, который поведет оборону нашей родины, я Вас тогда целиком поддержал и предложил Вам немедленно вызвать на совещание т-ща Маленкова Г. М., а спустя небольшой промежуток времени пришли и другие члены Политбюро, находившиеся в Москве (значит, не один Жданов, а несколько членов Политбюро отсутствовали в ней после начала войны! – А. О.). После этого совещания мы все поехали к т-щу Сталину (которого тоже не было в Москве, раз к нему поехали! – А. О.) и убедили его [о] немедленной организации Комитета Обороны страны со всеми правами» [50. С. 76].

Напомню, что, судя по документу № 2, поправки к проекту доклада Хрущева на ХХ съезде дали лишь два человека – Шепилов (он к тому же был еще тогда и министром иностранных дел СССР) и Поспелов. Поскольку из списка рассылки видно, что эти замечания написаны рукой Шепилова (сравните почерк на документе 1 и нижнюю подпись в столбце подписей на документе № 3), то авторство этих поправок очевидно.

Дмитрий Трофимович Шепилов

Замена в докладе Хрущева неизвестной телеграммы Сталина и Жданова из Сочи в Москву 1941 г. телеграммой 1936 г. позволяет установить истинную причину крутого поворота в судьбе и блестящей нестандартной карьере молодого профессора, который с началом войны стал рядовым красноармейцем, за четыре года войны дослужился до генерала, а после войны – до партийного лидера, члена-корреспондента АН СССР и дипломата-министра. Речь идет о Дмитрии Трофимовиче Шепилове. Его стремление правдиво восстановить события последних предвоенных дней и первых дней войны грозило вскрыть кое-какие неприятные детали деятельности Н. С. Хрущева в тот период. Человека, требующего точно указать, кто и как встретил начало войны, обвинили в том, что он в 1957 г. примкнул к антипартийной группировке Молотова, Маленкова, Кагановича, выступавших против борьбы с культом личности. И даже придумали оскорбительную для него формулировку «и примкнувший к ним Шепилов». Дмитрий Трофимович потерял почти все свои звания и должности и, как пишут его друзья, даже квартиру. Говорят, что после всего случившегося он иногда при знакомстве представлялся как человек с самой длинной в СССР фамилией – Ипримкнувшийкнимшепилов!

Одновременно была пущена утка, объясняющая причину его опалы. Якобы он рассказывал, что однажды напомнил Хрущеву о том, что проходящие через него документы становятся историческими и будут храниться вечно в архивах. А в его резолюции – первого лица партии и государства «Ознакомиться» якобы было сделано пять ошибок: «Азнакомица». Еще говорят, что на июньском пленуме Шепилов будто бы сказал: «Неграмотный человек не может руководить государством!»

В Википедии статья о Д. Т. Шепилове заканчивается так: «участвовал в подготовке доклада Хрущева “О культе личности и его последствиях”, однако подготовленный вариант доклада был существенно изменен». Теперь мы знаем немного больше о том, что именно кроется за словами «существенно изменен». Осталось только найти телеграмму Сталина и Жданова из Сочи, отправленную в июне 1941 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.