Гроскурт и Эцдорф

Оставив ОКХ решать проблему организации молниеносного наступления, когда танки, скорее всего, не смогли бы развить высокую маневренность из–за осенней грязи и распутицы, а активному использованию авиации мешали осенние густые туманы, вернемся теперь к усилиям Ганса Остера, пытавшегося привести в соответствие расстановку кадров в рядах оппозиции с новыми реалиями, возникшими в связи с началом войны, чтобы вдохнуть новую жизнь в деятельность оппозиции и сделать ее более эффективной. Именно в эти сентябрьские недели настроенный по–боевому помощник Канариса сумел буквально по нитям «сплести» то, что исследователи, изучающие деятельность оппозиции, называют «головной организацией» или «исполнительным центром». Именно благодаря лично Остеру стало возможным говорить о Сопротивлении как об организованной действенной силе. Его усилиями различные звенья оппозиции были связаны в единое целое и в рамках этого целого выполняли ту роль, на которую были способны.

Как солдат, Остер еще лучше, чем Вайцзеккер, понимал, что «из папок стрелять нельзя». До тех пор, пока кто–либо не принял бесповоротное решение пойти на отчаянный шаг и предпринять собственную попытку покушения на Гитлера, чтобы развязать руки генералам, освободив их от присяги и подтолкнув к решительным действиям, оставалось придерживаться уже устоявшегося направления деятельности – использовать все средства убеждения, чтобы побудить наконец руководство ОКХ сделать решительный шаг. По мнению Остера, подобная деятельность должна была стать более систематизированной, чем ранее. До этого, когда возникала необходимость оказать давление на Гальдера или Браухича, это поручалось тому представителю оппозиции, который на данный момент занимал более высокий пост. Остер же хотел, чтобы представитель оппозиции был постоянно рядом с Гальдером, чтобы в нужный момент подтолкнуть его к решительным действиям. Используя термин, позднее применявшийся в отношении одного колеблющегося генерала, Остер хотел приставить к Гальдеру «часового мастера», который должен был не дать тому падать духом и постоянно подзаводить его, как подзаводят механические часы, а если потребуется, то и выступить в роли «электрического разряда». Человеком, которому можно был поручить это дело, оказался подполковник Гельмут Гроскурт, руководитель 2–го отдела абвера. Гроскурт был человеком решительным и бесстрашным, и те участники оппозиции, которые остались в живых, подчас затрудняются сказать, кого из двух можно считать «Зигфридом оппозиции» – Гроскурта или Остера. Для наиболее рьяных его поклонников Гроскурт ассоциируется с образом Парсифаля. Гроскурт был человеком, приверженным идеалам и стремившимся к ним, он был прост в самом высоком и лучшем смысле этого слова, а глубина, чистота и искренность его чувств исходили от доброты его сердца[47].

С лета 1938 года Гроскурт (вместе с Остером) являлся душой Сопротивления в абвере и сыграл ведущую роль в подготовке переворота, который планировалось осуществить в сентябре. Насколько глубоко он был вовлечен в эти события, можно судить по свидетельствам его брата, рассказавшего, как в один из тех сентябрьских дней Гроскурт просто не смог сдержать эмоционального возбуждения и распиравших его чувств. Он долгое время заметно нервничал, а затем сказал жене и брату: «Вы сможете молчать? Сегодня Гитлер будет арестован». Спустя несколько дней он рассказал, как план пришлось отменить, когда все уже было готово, из–за того, что Чемберлен буквально выбил почву у них из–под ног, объявив о своем приезде для встречи с Гитлером.

Охватившие после сентября 1938 года оппозицию разочарование и упадок духа на Остера и Гроскурта не распространились. Они по–прежнему были столь же активны и столь же уверены в конечном успехе. Очевидно, именно после Мюнхена они приступили к сборке и хранению взрывных устройств; обеспечить это Гроскурту помогала его работа в том отделе разведки, в задачи которого входила организация актов саботажа, подрывных действий и диверсий.

Человек такого типа должен был быть в глубине души убежденным оптимистом, которого не смущало то, что путь к цели может оказаться долгим и тернистым. Для Гроскурта также в известной степени было характерно выдавать желаемое за действительное; он это знал и в этом смысле строго следил за собой, пытаясь пресечь подобные настроения, что называется, на корню. Именно этим можно объяснить его нарочитый скептицизм, близкий к пессимизму, его постоянное ворчание по поводу отсутствия реальных успехов и продвижения вперед, из–за чего Остер называл его «Глушитель». Его надежды были слишком велики, а разочарования слишком сильны, чтобы он мог поддерживать необходимое равновесие в рядах оппозиции. Однако он был незаменим как «локомотив», увлекающий людей за собой, – его прямота и бескомпромиссность привлекали к нему людей не столь сильных духом, как он. Порой он невольно, безо всякой циничной подоплеки, сам того не желая, мог ввести в заблуждение. «Знаешь, Глушитель, – поддразнивал его Канарис, – из тебя бы получился идеальный разведчик. Ты всегда говоришь только правду, а в нашем деле в такое никто никогда не поверит».

Канарис, который очень высоко ценил честных и порядочных людей, решил назначить именно Гроскурта руководителем отдела, занимавшегося вопросами саботажа и диверсий. Если при подобных назначениях не проявлять осторожности, то такое подразделение, как это, легко могло превратиться в благодатное поле деятельности для всякого рода авантюристов. Именно поэтому Канарис хотел, чтобы отдел возглавил человек совестливый, надежный и ответственный. Между Канарисом и Гроскуртом установились по–настоящему товарищеские отношения, причем Гроскурт открыто, в глаза критиковал своего начальника, в частности за его чрезмерную склонность к различным поездкам, что подчас напоминало настоящую манию.

Если и можно кого назвать доверенным лицом Канариса, то это, безусловно, был Гроскурт.

Именно адмирал, а не Остер был инициатором того, чтобы Гроскурт стал связным между абвером и ОКХ. Решение об этом было принято не позднее конца 1938 года. Было ли изначальной главной целью откомандирования Гроскурта в ОКХ постоянно «держать в форме» Гальдера, чтобы не допустить застоя в делах оппозиции в столь важном ведомстве, или нет, но именно эту задачу Гроскурт считал для себя главной и именно ею стал руководствоваться, приступив к работе на новом месте. Гальдер навряд ли в то время догадывался, что стал главным объектом внимания оппозиции. Тем не менее именно он принял решение, сам или под влиянием убеждений Гроскурта, о создании внутри ОКХ Отдела по особым поручениям, руководителем которого был назначен Гроскурт.

Гроскурт хорошо понимал, что в действительности «особое» задание состояло в том, чтобы подготовить переворот с целью свержения режима. Вокруг Гроскурта в этом отделе сформировался слаженный коллектив единомышленников, все члены которого так же, как и Гроскурт, искренне хотели избавить Германию и весь мир от нацистской чумы. Из соратников Гроскурта наиболее яркую и видную роль в делах оппозиции в дальнейшем сыграл капитан (а позднее подполковник) Вернер Шрейдер, бывший руководитель организации «Стальной шлем». В конце октября 1939 года в этом отделе появился уже третий представитель абвера – капитан (впоследствии майор) Фидлер; а в конце ноября того же года – капитан Убершар. Перевод в отдел Гроскурта еще одного представителя оппозиции, Вольфганга Абшагена, работавшего во 2–м отделе абвера и бывшего очень близким соратником Канариса, осуществить не удалось.

Однако при содействии Абсхагена Гроскурт зачислил в отдел в качестве своего личного секретаря его племянницу Ингу Абсхаген, которая симпатизировала оппозиции и разделяла ее взгляды. Инга Абсхаген была зачислена в отдел 26 сентября 1939 года.

Другим очень важным шагом, значительно укрепившим ядро Сопротивления внутри ОКХ, явилось назначение туда представителя оппозиционных кругов МИДа. На этапе деятельности оппозиции, охватившем подготовку заговора в 1938 году, были установлены очень тесные как личные, так и рабочие отношения между Остером и Эрихом Кордтом. Начало войны послужило импульсом к активизации деятельности по подготовке заговора, и Остер решил максимально улучшить связь и координацию между представителями оппозиции в различных кругах и ведомствах, для чего добился назначения в абвер одного из ближайших соратников Кордта Рейнхарда Спитци, который вынужден был покинуть дипломатическую службу, поскольку собирался жениться на англичанке, хотя в конце концов женитьба не состоялась. Рано утром Спитци заезжал к Кордту домой, чтобы обсудить дела, а также передать или получить те или иные сообщения и послания. Именно благодаря успешному действию этого канала связи Вайцзеккер решил поддержать Гроскурта, назначив надежного человека в качестве связного между МИДом и ОКХ.

Этим связным был назначен Хассо фон Эцдорф[48].

Хотя Эцдорф входил в группу молодых антинацистски настроенных дипломатов, которые относились к Вайцзеккеру как к учителю и наставнику, он стал поддерживать с ним тесные отношения, лишь став связным между оппозиционными силами МИДа и ОКХ.

Вполне можно предположить, что он стал работать в этом качестве благодаря рекомендации Эриха Кордта, с группой которого Эцдорф имел очень тесные связи. Безусловно, при выборе его кандидатуры было принято во внимание, что он был майором кавалерии в запасе, а это позволяло ему чувствовать себя более свободно и непринужденно в окружении военных.

Вайцзеккер дал четкие инструкции Эцдорфу внимательно следить за обстановкой и немедленно его информировать о любых планах наступления на Западе, поскольку в этом случае было необходимо предпринять все возможное, чтобы эти планы расстроить. Одновременно Эцдорф должен был всячески содействовать тому, чтобы мысль о необходимости переворота как можно глубже и устойчивее укоренилась в ОКХ. В ходе любых бесед он должен был настойчиво проводить мысль о том, что единственной возможностью заключить мир является свержение Гитлера. С тех пор как Гальдер стал начальником штаба сухопутных сил во время кризиса в сентябре 1938 года, между ним и Вайцзеккером установились очень радушные отношения, основанные на полном взаимопонимании – ведь цель у них была одна: добиться свержения Гитлера. Однако и при этих обстоятельствах поддерживать связь между оппозиционными силами этих двух ведомств было очень сложно, поскольку Гитлер запретил рабочие контакты между МИДом и Генеральным штабом, и за выполнением его распоряжения зорко следило гестапо. Приходилось встречаться под открытым небом в темное время суток. С переводом штаба сухопутных сил из Берлина за город, в Цоссен, поддерживать контакты стало еще труднее.

Однако Вайцзеккер и Гальдер находили возможность общаться лично. В сопровождении высокого и выглядевшего весьма внушительно Эцдорфа, страховавшего их от всяких непредвиденных ситуаций, они бродили, беседуя, по темным улицам. И все же такие встречи были сопряжены с немалым риском; их подготовка требовала много времени и усилий, поэтому и происходили они довольно редко; в основном вся связь осуществлялась через Эцдорфа. Помимо выполнения этих довольно специфических «конспиративных» функций в качестве одновременно и связного, и телохранителя, Эцдорф должен был также регулярно информировать Гальдера и Браухича о текущей международной обстановке и происходящих в ней изменениях. Гальдер особенно приветствовал подобные «лекции» для Браухича: информация Эцдорфа была важным противоядием против откровенной лжи и дезинформации, которую выплескивал, причем совершенно умышленно, на Браухича Гитлер во время их встреч. Как подчеркивает Гальдер, из его дневника хорошо видно, насколько часто происходили встречи и консультации руководства ОКХ с Эцдорфом. Эти записи действительно убедительно подтверждают, что встречи с Эцдорфом проводились весьма часто; в то же время по понятным причинам в дневнике, который лежал на его рабочем столе, он не мог писать, что практически на всех встречах обсуждались вопросы деятельности Сопротивления и то, как сделать ее более решительной и наступательной, причем эти вопросы были одними из самых главных среди обсуждавшихся.

Во время контактов с офицерами ОКХ в Цоссене в начале октября 1939 года Эцдорф обнаружил, что отношение к начавшейся войне у них неоднозначное. Некоторые, в основном молодежь, не знавшая Первой мировой войны, считали, что эта война является справедливой и должна быть доведена до победного конца, по крайней мере до победы над Францией. А это, в свою очередь, как они надеялись, поможет достичь взаимопонимания с Англией. Другие считали, что крупное наступление на Западе чревато слишком большими рисками и что вообще нет никакой политической необходимости вести войну с западными державами, особенно с Англией. Сторонники последней точки зрения, независимо от того, примыкали они к оппозиции или нет, выступали за достижение взаимопонимания с западными странами при одновременном отказе от планов наступления. Вайцзеккер пользовался очень большим уважением и авторитетом среди офицеров Генерального штаба. Трудно сказать, счел Эцдорф или нет, что соответствующая почва уже подготовлена, но он довел до офицеров Генштаба точку зрения своего руководителя, что единственный способ добиться вышеуказанных целей состоит в том, чтобы свергнуть Гитлера. Поскольку это мнение исходило от столь уважаемого и одновременно столь высокопоставленного человека – а с учетом ничтожности Риббентропа – и формально, и фактически «человека номер 1» во внешнеполитических вопросах, оно произвело на сотрудников Генштаба должное впечатление и усилило поддержку оппозиции со стороны ОКХ.

Таким образом, Эцдорф очень скоро стал правой рукой Гроскурта в таком важном ведомстве, как ОКХ. 2 октября 1939 года Гроскурт удовлетворением записал в дневнике: «Советник фон Эцдорф заявил, что он будет представлять МИД в Верховном командовании сухопутных сил. Видно, что он очень честен и что он наш человек, полностью разделяющий наши взгляды»[49].

Это был, безусловно, первый случай, когда антинацистски настроенный офицер нашел взаимопонимание и установил тесный контакт с членами группы Вайцзеккера—Кордта. У него уже имелись тесные и доверительные отношения с такими ее представителями, как Готтфрид фон Ностиц и барон фон дер Гейден–Ринч.

Такие же отношения сложились у Гроскурта с Вайцзеккером; он помог перевести на работу в штаб второго сына Вайцзеккера после того, как его старший сын погиб во время польской кампании.

22 сентября 1939 года они вместе обедали, и на Гроскурта произвело особенно сильное впечатление то, с какой выдержкой и достоинством государственный секретарь переносил обрушившееся на него горе.

Тесное сотрудничество между Гроскуртом и Эцдорфом совершенно очевидно и неизбежно вытекало как из общих целей их руководителей, так и из общности задач, поставленных перед каждым из них. Эцдорф был специально проинструктирован Вайцзеккером держаться ближе к «людям Канариса» в ОКХ и работать в тесном контакте с ними. Вскоре Эцдорф был официально зачислен в штат сотрудников Отдела особых операций и стал активно работать, плечом к плечу, с Гроскуртом для достижения общей цели – подготовки и успешного осуществления переворота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.