Пришедший из будущего Улица Пречистенка, 20
Пришедший из будущего
Улица Пречистенка, 20
Однажды на зимнем маскараде два совсем еще юных насмешника, художники Валентин Серов и Константин Юон, подхватив Веру под локотки, зашептали с двух сторон:
Улица Пречистенка, дом 20
– Обратите внимание на гвардейского поручика Ганец-кого! Единственный наследник польского магната-миллионера. В вас влюблен, сохнет-убивается!
Вера взглянула и обомлела – этого красавца она видела частенько. Но подойти тот никогда не решался.
– А мы его сейчас приведем! – И развеселые приятели кинулись к поручику, сдерживая хохот.
– Надули купчиху! – потер руки Юон.
– У нее денег немерено! – резонно заметил Серов. – А дружище Ганецкий весь в долгах. Может, она их заплатит?
Вышло еще забавнее – Вера за поручика замуж выскочила. Уж после свадьбы узнала, что никакого папы-магната отродясь не было. Правда, Ганецкий-старший – прославленный генерал, герой Русско-турецкой войны 1877 года. Однако денег у героя нет. Но разве ж в них, проклятых, счастье? Много ли имела его Вера, когда была женой банкира?! Счастье в совместном труде. А умница Алексей Ганецкий сразу же предложил жене вместе делами заниматься. Молодая аж прослезилась: это же невиданное, чтобы муж претендовал не на состояние жены, а на общие хлопоты! В конце концов, Вере не за бухгалтерскими книгами торчать надо, а пожить-повеселиться, пока молодость не ушла. Делами мужчина заниматься должен.
Обосновались молодые на Пречистенке в доме № 20. Конечно, у Фирсановых по Москве больше двух десятков домов – и все в центре. Но дом на Пречистенке Вера купила сама в 1884 году у известного купца Владимира Дмитриевича Коншина, родственника Третьяковых, Морозовых и Рябушинских. В этом доме Веру не преследовали никакие воспоминания ни о самодуре-отце, ни о вражине-муже номер один. Здесь они с Алексеем могли строить свою жизнь как захотят, без огляда на кого-либо.
Однако скоро жизнь молодой четы окрасилась непонятными мистическими тонами. По вечерам в комнатах раздавались непонятные звуки, по ночам слышались тяжелые вздохи. Вера стала зажигать ночники, Алексей все чаще заговаривал о том, что надо бы провести в доме заморскую диковинку – электричество. Но когда Вера услышала цену, вопрос о заморском чуде технической мысли был снят. Дорого!
Но тем временем муж все больше нервничал, Вера вспоминала историю о том, как папаша Фирсанов отвадил от своего дома на Кузнецком Мосту привидение Серого экипажа. Но чтобы столь же успешно избавиться от угнетающего настроения и загадочных стонов-звуков, следовало узнать, кто виновник.
Вера решила выяснить, кто жил в доме до Коншина. Ведь и сам Владимир Дмитриевич почему-то весьма быстро и недорого продал этот дом. Значит, и он столкнулся с чем-то непонятно-неприятным?
Оказалось, что до 1861 года в этом доме на Пречистенке жил, здесь же и умер блистательный генерал, герой Отечественной войны 1812 года Алексей Петрович Ермолов. Только вот чем покойный генерал, отличавшийся невероятным бесстрашием на боях сражений, мог побеспокоить чету новых жильцов, купивших дом, который некогда был его? Да он должен был бы радоваться, что в дом въехали молодые и влюбленные люди, ведь генерал и сам был жизнелюбив и азартен.
Однако была в его жизни одна мистическая история, с которой он прошел всю жизнь и о которой стало известно после его смерти. Вот что раскопал неутомимый Алексей Ганецкий.
Герой Отечественной войны 1812 года и покоритель Кавказа, генерал Ермолов был одним из лучших русских военачальников, человеком огромного личного мужества, пользовавшимся безграничной любовью в армии. Уже при жизни подвиги генерала воспевали Пушкин, Лермонтов, Жуковский. Молодой Лев Толстой обсуждал с Ермоловым тему своей будущей эпопеи «Война и мир».
Однако в истории Алексей Петрович Ермолов остался не только как символ доблести русского оружия. Сохранились многочисленные свидетельства того, что генерал обладал поразительным даром предсказывать судьбу, и, как правило, безошибочно.
Так, например, в ночь перед Бородинским сражением он попрощался со своим другом – молодым генералом Кутайсовым, сказав, что тот «найдет свою смерть от пушечного ядра». И действительно, на следующий день Кутайсов был убит ядром, выпущенным с французской батареи. Напротив, за день до битвы под Лейпцигом 1813 года Ермолов в разговоре с бароном Остен-Сакеном как бы вскользь заметил:
– Не робей, пули для тебя еще не отлито! – Потом сделал небольшую паузу и добавил: – Да и вообще никогда не будет отлито.
И ведь как в воду глядел! Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен не только не получил ни одной царапины в Лейпцигском сражении, но не был ранен и в десятках последующих, участником которых он стал за свою полувековую службу в русской армии.
Поговаривали, что способности к предсказанию у Ермолова проявились неспроста. Вспоминали, что когда он в молодости был в ссылке в Костромской губернии, то сумел встретиться со знаменитым прорицателем того времени монахом Авелем. И якобы Авель открыл ему некую тайну – как возможно увидеть будущее. Так это или не так, сейчас уже не установишь. Однако же есть документально подтвержденный исторический факт – за пятьдесят с лишним лет до своей кончины Ермолов с абсолютной точностью знал об основных событиях, которые произойдут лично с ним на протяжении всей его последующей жизни, включая и дату собственной смерти. И обстоятельства, в которых он получил эти знания, были весьма и весьма загадочные.
В то время Алексей Петрович служил «всего лишь» в чине подполковника и был послан в небольшой провинциальный городок провести одно служебное дознание. И вот как-то вечером сидел он за столом в комнате выделенного ему дома, обдумывая показания разных людей, с которыми столкнулся в ходе расследования. Внезапно прямо перед своим столом Ермолов увидел незнакомого человека, судя по одежде – местного небогатого горожанина. Алексей Петрович вздрогнул – видать, так глубоко задумался, что даже скрипа отворяемой двери не услышал. Хотел позвать ординарца, да язык словно к нёбу прирос. Хотел спросить у незнакомца, что тому нужно, да и как он вообще здесь оказался, но и тут какая-то сила остановила. Незнакомец же, нисколь не смущаясь, взглянул прямо в глаза Ермолову, улыбнулся и вдруг потребовал:
– Возьми перо и бумагу. Пиши!
Как завороженный, Ермолов потянулся за чистым листом, а пришедший, опять улыбнувшись, начал диктовать: «Подлинная биография. Писал генерал от инфантерии Ермолов…»
Алексей Петрович хотел было возразить, что никакой он еще не генерал, а пока лишь скромный подполковник, но опять ничего не смог вымолвить и, словно загипнотизированный, исписал целый лист бумаги, на котором предстали основные события всей его последующей жизни. Здесь говорилось и о войне 1812 года, и о поездке ко двору персидского шаха в 1817 году, и о событиях на Кавказе, и об опале генерала при Николае I, и о весьма долгом периоде жизни в отставке вплоть до кончины в весьма почтенном возрасте. Закончив диктовать, таинственный человек удовлетворенно вздохнул и вдруг неожиданно исчез, словно его и не было. Ермолов же, очнувшись, кинулся к своему ординарцу, находившему в соседней комнате. Но тот поклялся, что никто не проходил в кабинет его высокоблагородия. Более того, и не выходил оттуда. Да и сама входная дверь дома давно была закрыта на замок.
Понимая, что история эта выглядит несколько странной, Ермолов долго никому о ней не рассказывал. И только в глубокой старости поведал о ней одному из своих близких знакомых. Знакомый этот отправлялся со спецпоручением в Европу и зашел попрощаться с Алексеем Петровичем в его московский дом на Пречистенке. Было это в конце 1859 года, и тогда Ермолову шел уже 83-й год. Друг тревожился, застанет ли он в живых старика, когда вернется.
– Не бойся, – сказал Ермолов. – Езжай спокойно. Я не умру до твоего возвращения.
– Ты уж постарайся! – пошутил гость.
– Нечего улыбаться! – хмуро сказал Ермолов. – Я точно всё знаю.
– Ну уж и точно? Точно только Бог может знать, а нам, грешным, ничего не ведомо…
– А вот это не всегда. Ежели Бог допустит, и человеку всё может быть ведомо!
– Ну это как сказать…
Генерал тяжело поднялся со своего массивного кресла и пробурчал:
– Не веришь… Да и я бы не поверил, кабы сказали. Но вот смотри!
Ермолов подошел к письменному столу и извлек из него пожелтевший от времени лист бумаги:
– Узнаешь, чей почерк?
Друг взглянул:
– Твой!
– Тогда смотри. – Ермолов раскрыл пожелтевшие листы. – Здесь записаны все важнейшие даты моей жизни. И записал все это я еще в молодости.
И Алексей Петрович рассказал другу ту самую таинственную историю, случившуюся с ним много лет назад. Он даже показал своему собеседнику весь документ, закрыв лишь последнюю строку.
– Этого тебе не надо читать, – произнес он. – Здесь записаны год, месяц и день моей смерти.
Друг прочел все внимательно и изумился. В самом деле, в документе точно были изложены основные факты ермоловской биографии. Да и бумага по виду была довольно старая. Но, быть может, старик решил пошутить и разыграть своего гостя? Тем более что последнюю строчку посмотреть не дал. Но уж как-то не похоже все это было на характер Ермолова, явно не склонного к подобным розыгрышам.
Сомнения развеялись окончательно, когда после смерти генерала в его архиве обнаружился тот самый документ с указанием абсолютно точной даты кончины – 11 апреля 1861 года. Надо сказать, что и встретил генерал свою смерть весьма примечательно. Он спокойно сидел за столом в своем любимом кресле, постукивая по старой привычке ногой об пол. То есть он спокойно ждал – уверенный в том, что произойдет.
Случай этот, ставший известным после смерти генерала, наделал много шума. Современники живо обсуждали его, гадая, кто же был таинственным незнакомцем, посвятившим Ермолова в тайну его собственной судьбы? Персонажем вещего сна? Вряд ли, ибо подобные сны если и предсказывают события, то не в таких количествах и не с такой точностью. Видением некоего духа в спиритуалистическом понимании? Сомнительно. Ведь генерал не узнал в таинственном госте никого, с кем был бы знаком.
Впоследствии сын генерала Ермолова в подробностях пересказал загадочную историю, приключившуюся в молодости с его отцом, известной исследовательнице оккультных явлений Елене Петровне Блаватской. Она живо заинтересовалась этим случаем и даже посвятила ему большую статью под выразительным названием «Астральный пророк». В статье этой в соответствии с постулатами оккультизма и эзотерической философии она утверждала, что случившееся было проявлением некоего высшего «эго» генерала Ермолова. Ведь если принять доктрину о том, что для индивидуального бессмертного «эго» человека в Вечности не существует ни прошлого, ни будущего, а только одно бесконечно длящееся настоящее, то окажется вполне естественным, что «вся жизнь Личности, которую одушевляет «эго», от рождения до смерти, должна быть столь же ясно видна высшему «эго», как она невидима и скрыта от того ограниченного зрения, которое имеет его временная и смертная форма». По версии Блаватской, Ермолов, работая поздно вечером, внезапно впал в некое дремотное состояние. И личность его внезапно стала восприимчивой к присутствию своего высшего «эго». Именно по его подсказке Ермолов и записал чисто механически все события открывшейся ему биографии.
Что же касается образа странного человека, одетого как небогатый горожанин, то он, по мнению Блаватской, относится к «тому классу хорошо известных явлений, которые знакомы нам как ассоциации идей и реминисценции в наших сновидениях». Иначе говоря – своеобразным отражением множества горожан, которых Ермолову перед этим пришлось опросить в ходе своего расследования.
Что ж, может быть, такое объяснение предвидения генерала Ермолова и справедливо. Кто знает? Поговаривают, что к нему же склонялся в старости и сам генерал, когда на вопрос одного из знакомых, прознавших об этой интригующей истории, ответил, что таинственным человеком был… он сам – только пришедший из будущего.
Выслушав такую историю, Вера поежилась. Неужто такое возможно? Хотя почему бы и нет? Говорят же сведущие люди, что все времена переплетаются. Часто идет человек по городу и вдруг понимает, что уже был тут. Но когда и как – вспомнить не может. Смог ведь папаша Фирсанов изгнать зловещего возницу Серого экипажа с Кузнецкого Моста. Так почему бы и Верочке не заставить старого генерала вести себя поприличнее и не пугать ее с мужем. Даже если он умер и не может найти себе покоя в ином мире, это не повод тревожить обитателей мира, который он покинул.
Но как это сделать? Вера и не представляла. Но у Ганец-кого была богатая фантазия.
– Понимаешь, – сказал он жене, – генерал записал свою жизнь на листок бумаги. Так почему бы не дать ему новый лист и не оставить на столе в кабинете настольную лампу? Пусть пишет и не мешает нам!
Конечно, странный выход. Но ведь попробовать-то можно. И вот, как стемнело, положили на стол в кабинете бумагу и писчие принадлежности, оставили настольную лампу, а сами ушли, плотно затворив дверь. И даже слугам запретили подходить к кабинету.
Помогло! Непонятно почему – но помогло. Видно, генералу и вправду не хватало на том свете своих записок. Так что живых обитателей он в ту ночь не потревожил. Да и в последующие тоже.
На радостях Вера решила отблагодарить милого мужа. Да если б не его умное предложение, так и не спали бы они ночами, слушая охи да вздохи неспокойного генерала-мистика. Понеслась она в банк, выписала десятка два чеков на полмиллиона и приказала назавтра выдать их «господину Ганецкому на ближайшие расходы по делам». Только возлюбленный муж иное применение чекам нашел – отнес в свой банк да и обменял на прежние долговые обязательства. Про это Вера, конечно, не узнала. Зато уже скоро выяснилось, что денег на дела у мужа не хватает – как он заметил: «слишком уж развернулся». Но Вера такому «развороту» только обрадовалась. Главное, муж при деле, дома тихо-спокойно, а денег на всё хватит. Однако, видать, не хватило, потому что у Ганецкого новое предложение появилось:
– Хорошо бы нам, Верочка, к банному делу присмотреться. Вон Хлудов в Китайском проезде Центральные бани выстроил, огромнейшие барыши имеет, а твои Сандуны, от папаши оставшиеся, на глазах разваливаются. Давай Хлудова обойдем, по-новому бани перестроим. Конечно, придется много денег вложить, зато потом – какие доходы будут!
На другой день отправилась чета Ганецких в Сандуны. Муж стал банное хозяйство оглядывать, пометки себе делать. А Вера велела принести в отдельный кабинет серебряную шайку – ту самую, легендарную, которой, говорят, красавица Сандунова пользовалась. Банщиц выгнала, сама в заветную шайку воды набрала. Пока мылась, покойную красавицу просила-молила, чтоб дала и ей, новой хозяйке Сандунов, любовь столь же сильную и верную, что и сама имела. Вышла к мужу распаренная, розовая, кровь с молоком. Ганецкий ее в охапку сгреб да домой на тройке повез. Внес на руках в спальню, уложил на постель белоснежную да и зашептал:
– Богиня, нимфа, Венера из пены!
Наутро Венера, вся еще в истоме, поверенного вызвала и приказала устроить продажу Сандунов «господину Ганецкому». Плату назначить 10 рублей и кредит «банный» открыть без ограничения.
Подписывать документы пошли в кабинет. Поверенный удивился:
– Неужели вы уж работали с утра? Вон лампа-то на столе горит.
Ганецкий улыбнулся. Не рассказывать же поверенному о домашнем призраке бравого генерала? Но тут взгляд его упал на столешницу – за стопкой бумаги стояла крохотная серебряная шаечка, из тех, коими торговали в Сандунах в качестве сувенира. Из такой посудинки знатоки банного дела водочку распивали. Но здесь-то она откуда?
А тут и Вера сувенирчик разглядела и тоже ахнула:
– Ну точно по мыслям! Видно, хорошее мы дело затеяли!
А про себя подумала: «Видно, генерал тоже одобряет наше банное дело!»
Однако думать при свете дня – одно, а вспоминать ночью – совсем другое. Вера детально опросила прислугу – не приносил ли кто из них сувенир в кабинет. Никто не признался. Напротив – выходя после допроса, все только крестились. Боялись слуги духа генеральского. Да и сама Вера стала замечать, что все чаще вокруг оглядывается. И на душе тревожно. Видно, надоело генералу писать свои заметки. Решил он снова попугать своих постояльцев. Ну а когда Алексей в клубе оставался или у друзей ночевать, Вера начинала всерьез подумывать, не перебраться ли в другой дом.
Проблему решила просто – приглядела за Сандуновскими банями место для нового дома – на Неглинной улице, 14 – так, чтобы бани как раз за домом находились. Уж коли заниматься ими – чего же далеко ходить?!
А у мужа уже и новое предложение наготове:
– Надо бы о новинках банного дела по всему миру выведать. Съезжу-ка я быстренько в Европу да Турцию. Сама знаешь, сколь турецкие бани славятся!
И вот полетели в дом на Пречистенке телеграммы:
«Осмотрел Париж. Еду в Ирландию. Вышли денег. Целую».
«Осмотрел Лондон. На очереди Вена. Перешли деньги».
«Приплыл в Стамбул. Дел много. Телеграфируй сумму».
Словом, мировое банное турне растянулось почти на год. Зато вернулся Ганецкий с грандиозными планами:
– Оснастим бани по последнему слову техники. Все лучшее от Востока и Запада. Залы отделаем каррарским мрамором и уральским малахитом. Настоящий банный дворец будет!
А Вера уж на все согласна. А больше всего хочется съехать из дома беспокойного генерала на Пречистенке в новый спокойный дом. Пусть без разных исторических ценностей, зато – тихий. В котором они в Алексеем начнут новую жизнь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.