Глава 12. СЧЕТ 3:0 В ПОЛЬЗУ 56-Й
Глава 12. СЧЕТ 3:0 В ПОЛЬЗУ 56-Й
По пути на север мы активно обсуждали причины такой перестановки. Корни признался, что слышал разговоры о создании «канадской» флотилии, но не считал их серьезными. Что же касается объединения в одной флотилии канонерок и торпедных катеров, это, принимая во внимание наших потенциальных противников, был весьма разумный шаг.
Когда мы прибыли на Маддалену, совершив тяжелое и неприятное путешествие с заходом в Бизерту, первым делом начался обмен новостями. Мы привезли с собой почту, и, хотя уже было 19 января, основную ее часть составляли рождественские открытки. В результате существенных недостатков в организации почта оседала на Мальте и отправлялась на Маддалену или в Бастию только при наличии оказии – если туда шла одна из лодок наших флотилий. Похоже, командование не отдавало себе отчета, насколько важна регулярная доставка почты морякам, и только спустя несколько месяцев установление регулярного воздушного сообщения с Сардинией улучшило ситуацию.
Кроме того, оказалось, что наша идея внести некоторое оживление в жизнь флотилии, доставив с Мальты ящик джина и скотча, оказалась весьма удачной. Выпивку было нелегко достать, однако в те времена преодолеть проблему нормирования спиртного было трудно, но можно, если как следует посуетиться и достаточно правдоподобно обосновать жизненную необходимость в дополнительных литрах. Позже торговая кооперация ВМФ, армии и воздушных сил начала выдавать только норму, составляющую одну бутылку на каждого офицера в месяц, при предъявлении соответствующих документов, так что добавить что-нибудь стало невозможно.
Новости о ситуации на театре военных действий, которые мы узнали, были не из приятных. Пока нас не было, в нашем районе вместо итальянских кораблей появились немецкие эсминцы, более быстроходные и лучше вооруженные. Уже несколько раз наши лодки едва не ввязались в бой с ними. Во время одного из своих первых патрулей на 655-й Пик выпустил все свои торпеды по такому эсминцу, но промахнулся. Теперь стало обычным патрулирование совместно с американскими катерами РТ, служившими радарным «гидом», да и такая система позволяла следить за перемещениями противника.
На 663-й тоже произошли изменения. Я с радостью узнал, что Деррик стал старшим помощником Томми Лэднера – сам я уже привык к новой должности. Их новым штурманом стал юный и удивительно красивый младший лейтенант по имени Тони Марриотт, который оказался не только хорошим товарищем, но и совершенно бесценным спутником на Корсике, потому что говорил на двух языках. Лично мне казалось, что французская речь давалась ему куда легче английской. И хотя преимущества наличия такого человека в команде были очевидны, но ведь это касалось пребывания на берегу! А тут как-то раз во время операции Деррик и Тони с ужасом услышали, что, производя какие-то навигационные расчеты, Тони бормочет тоже по-французски! Они были потрясены и возмущены. Как же можно было доверить свои жизни невежественному иностранцу! Однако их страхи очень скоро развеялись. Независимо от того, на каком языке Тони бормотал в процессе работы, он оказался умелым штурманом и выполнял все задания с неизменной точностью и аккуратностью. Он стал и вовсе незаменим, когда 663-ю стали использовать для высадки французских агентов на маленькие острова – Монтекристо и Пьяноза, расположенные к югу от Эльбы.
На следующий день мы перешли в Бастию и сразу же приняли участие в операции по широкомасштабной высадке.
Далеко на юге армии союзников были остановлены между Неаполем и Римом. Они вели тяжелые и упорные бои, и их положение усугублялось отвратительной погодой. Была намечена высадка дополнительных сил союзников, которым предстояло отрезать немцев от их главных снабженческих баз в Риме. Высадка планировалась в небольшом порту Анцио, расположенном в 30 милях к югу от Рима. Существовала надежда, что наши войска быстро продвинутся в глубь территории, соединятся с 5-й армией и будут готовы идти дальше к Риму, предварительно изолировав опорный пункт в Кассино. (На деле немцы повели себя не так, как хотелось бы, не допустили проникновения со стороны Анцио и вынудили наши войска вести долгие и изнурительные зимние сражения, прежде чем началось наступление на Рим.)
В предстоящей высадке нам была отведена следующая роль: совместно с американскими патрульными торпедными катерами РТ нам предстояло ввести в заблуждение противника, заставив его поверить, что одновременно идут высадки войск союзников в разных местах. Для этого мы должны были создать достоверную картину подготовки к высадке в районе Чивитавеккья – к северу от Рима. Планировавшие эту операцию командиры надеялись, что ложная высадка, по крайней мере, задержит отправку войск в район Анцио. Поэтому наши инструкции заключались в следующем: «создать как можно больше шума в окрестностях».
Основной метод – проигрывание пластинок с записями звуков вторжения, транслируя их через громкоговорители: грохот разматывающихся якорных цепей, отрывистые команды десантникам и так далее. У нас имелся запас фейерверков, призванных исполнять роль вспышек больших орудий, а на РТ установили дополнительные громкоговорители, что вызвало некоторую растерянность моряков. В отличие от обычного бесшумного подхода нам предлагали произвести как можно больше шума. Что ж, это хоть какое-то разнообразие.
Мы вышли в море ровно в 17.00 и взяли курс на Чивитавеккью. Все-таки приятно было ощущать себя сплоченной командой! Впереди шел Дуг на 657-й, за ним следовали мы на 658-й, затем Томми на 663-й, Питер Барлоу на 659-й, позаимствованной в 57-й флотилии, и Пик на 655-й. Незадолго до полуночи мы прибыли в точку встречи с американцами в 4 милях к югу от острова Джильо и все вместе направились к берегу со скоростью 14 узлов.
В этом месте наша программа была прервана. Неожиданно захрипел и ожил динамик радиотелефона. Мы дружно повернули головы в его сторону. Перед выходом в море был получен недвусмысленный приказ не нарушать радиомолчание без острой необходимости. В чем дело?
– Привет, Уимпи, это Стэн! – Мы переглянулись. Стэн Барнс был командиром флотилии американских РТ. Должно быть, у них что-то произошло. – У меня цель на направлении красный-4–0, расстояние 2800 ярдов. Что мне делать? Оставить ее вам и продолжать основное задание?
– Сколько их? – услышали мы ответ Дуга. – Не сомневайтесь, мы о них позаботимся.
– Похоже, один большой и два маленьких. Они все ваши. Удачи, Уимпи.
Мы увидели, как колонна РТ, плавно изогнувшись, повернула вправо. Дважды мигнула сигнальная лампа с 657-й, мы увеличили скорость и продолжали держаться за ее кормой. Ночь была очень темной, видимость не превышала 500 ярдов, поэтому заблаговременное сообщение американцев, имевших совершенные радары, было очень полезным. Теперь мы могли рассчитывать, что наши собственные, значительно менее эффективные радары засекут цели и помогут нам их не потерять.
В общем, начало было хорошим. Через несколько минут мы услышали:
– Всем «собакам» от Уимпи. Одна цель прямо по курсу, 1500 ярдов, другая – на направлении зеленый-2–0, 1700 ярдов. Обе приближаются. 18 узлов. Первой атакуем цель слева по борту.
Я сразу передал всю нужную информацию артиллеристам, предупредив, что следует готовиться к атаке цели слева по борту. Мы приближались к кораблям противника с кормы, догоняя их, а наше присутствие все еще оставалось незамеченным.
В 2.07 мы увидели корабли. Этот момент для меня всегда был наиболее тяжелым – начинают дрожать руки, внутренности в животе сжимаются, и при этом следует сохранить лицо, никому не показать, как ты себя чувствуешь.
Я опустил бинокль и пробормотал в трубку телефона:
– Всем орудиям: противник в пределах видимости, слева по борту один лихтер с торпедными катерами на траверзе. Приготовиться!
Расстояние быстро сокращалось, но с лихтера не открывали огонь. Но очень скоро они нас увидят…
– «Собакам» от Уимпи: открыть огонь!
Я нажал кнопку зуммера и, как обычно, удивился немедленному и оглушающему отклику. Создавалось впечатление, что, вдавив пальцем ничем не примечательную кнопку, я одновременно открыл огонь из всех орудий на борту. Пять канонерок открыли огонь по одной мишени. Не приходилось сомневаться, что только после первых попаданий противник нас заметил. Должно быть, с его конца зрелище было потрясающее. Пять непрерывных потоков трассирующих пуль и снарядов сходились над ним, а ответный огонь он мог вести не более чем по двум из нас.
Он все-таки ответил – наверное, от отчаяния. Мы на 658-й даже не удивились, когда в качестве мишеней он выбрал именно нас и 657-ю – все же мы были первыми двумя кораблями в колонне.
Ожил телефон, и голос с явным йоркширским акцентом, принадлежавший нашему стюарду Кристону, бодро доложил:
– Престон и Брейшоу ранены, сэр, но орудие в порядке. Занять их место?
– Конечно! – прокричал я в ответ и доложил новости Корни.
Все остальные орудия вели яростный огонь по лихтеру, ответный огонь которого начал ощутимо ослабевать. В нескольких местах на палубе корабля противника уже виднелись пожары.
Я заметил, что на 657-й прекратили огонь – цель сместилась в корму. Я тоже нажал кнопку зуммера, чтобы огонь прекратили, и, пока мы выполняли резкий поворот за лодкой Дуга, внимательно следил за целью. Остальные последовали за нами, и началось сближение для второй атаки. Кристон уже устроился на сиденье в башне «пом-пома» и ждал приказа. Тони проводил Престона и Брейшоу в штурманскую рубку, где пытался оказать им первую помощь. Я послал одного наблюдателя, чтобы поработал заряжающим, и мы снова открыли огонь.
Тут на сцену вышли вражеские торпедные катера. Для меня так и осталось загадкой, почему они не приняли участия в первой перестрелке.
Вероятно, нападение застало их врасплох и они сочли более уместным переждать в стороне? Но теперь их команды явно оправились от неожиданности и открыли огонь. Один из них внезапно повернул и на бешеной скорости устремился к нам, яростно стреляя из всего наличного оружия. Он пулей проскочил между 659-й и катером Пика, едва не своротив нос последнего. Вражескому катеру изрядно досталось от наших лодок, но он продолжал движение и очень быстро исчез в темноте. Мы так и не узнали, то ли его командир решил, что с него достаточно и пора спасать свою шкуру, то ли на катере просто вышло из строя рулевое управление, то ли он действительно пытался протаранить 655-ю, но промахнулся.
Второй немецкий катер, изрядно потрепанный нашим огнем, огрызался недолго. Вскоре орудия на нем замолчали, катер остановился, а яркие языки пламени принялись лизать надстройку. Лихтер тоже горел, явно лишившись способности сопротивляться.
В динамике раздался искаженный радиосвязью голос Пика, непривычно напряженный:
– Уимпи от Пика: я поврежден, выхожу из боя и следую курсом на запад.
Я оглянулся и увидел корму удаляющегося катера Пика. Но Дуг снова шел на сближение с лихтером, намереваясь с ним покончить. Это было похоже на стрельбу по трупу, но огонь разгорелся еще больше, и теперь мы могли быть уверены: это судно не привезет грузы на фронт.
Лихтер осел в воду очень низко: вероятно, он был полностью загружен, а судя по периодически взлетающим в небо цветным ракетам, он вез боеприпасы. В нем все время что-то взрывалось, словно кто-то подбрасывал в костер горсти патронов.
Мы отошли подальше и направились в западном направлении, чтобы разыскать Пика и оказать ему необходимую помощь. В это время открыли огонь береговые батареи. Мы увеличили скорость и дальше пошли на зигзаге. Мы уже успели отойти на внушительное расстояние и приступили к поискам катера Пика, когда ночное небо озарилось яркой вспышкой и прогремел чудовищный взрыв. Наша лодка содрогнулась, словно по ней стукнули гигантским подводным молотом. Столб огня и дыма взметнулся в небо на 1500 футов. Лихтер взорвался.
Мы продолжали идти в западном направлении и через некоторое время услышали доклад Пика о том, что повреждения устранены. На рассвете мы соединились и вместе с триумфом вернулись в Бастию.
Меня очень беспокоило состояние наших раненых. Матрос Брейшоу был в тяжелом состоянии – у него было несколько страшных ран по всему телу. А Престон был ранен в лицо шрапнелью, и я серьезно опасался за его глаза. Как только мы бросили якорь, их немедленно отправили в госпиталь в сопровождении медика базы. Здесь было вполне прилично налажено медицинское обслуживание, в отличие от нашего первого опыта в октябре. Но бедняга Брейшоу – хороший матрос и приятный человек – на следующий день умер, после чего у нас уже не было настроения радоваться несомненному боевому успеху.
Мы все отлично понимали, что иногда за вражеские корабли придется платить жизнью наших людей – такова арифметика войны. Но с этим было чрезвычайно тяжело смириться и вовсе невозможно забыть, особенно если погибший пользовался любовью и уважением команды.
У нас тоже не обошлось без повреждений, правда, они были не слишком серьезными: один 20-мм снаряд взорвался на шкафуте слева по борту и покорежил защитные щиты «пом-пома». Еще один снаряд попал в бортовой топливный бак, но, к счастью, не поджег его. Мы всегда старались как можно дольше держать бортовые танки полными, потому что жидкий бензин в полном баке менее взрывоопасен, чем его пары в пустом.
У Пика два 20-мм снаряда снесли выхлопные трубы, и машинное отделение сразу наполнилось дымом – оставаться там стало невозможно. Люди покинули помещение и смогли вернуться, только когда туда забрался моторист в противогазе и заткнул дыры. На 657-й повреждения оказались незначительными.
Дуг ввел неукоснительное правило: все лодки должны получать топливо сразу после возвращения в гавань. Несмотря на бурные ночные события, мы при первой возможности приняли на борт все необходимое, довольно быстро устранили полученные повреждения и к полудню уже снова были готовы к вечернему выходу в море. На коротком совещании командиров было решено, что на очередное патрулирование выйдут 657-я, 663-я и 669-я, а мы и Пик останемся, чтобы отправиться в море следующей ночью, если будет необходимость.
Стэн Барнс присутствовал на совещании и доложил, что его катера вышли точно в назначенное место и, как было приказано, принялись производить как можно больше шума, но все их старания оказались поблекшими по сравнению с чудовищным взрывом, который мы случайно добавили к шоу.
Корни, Тони и я проводили ушедших в море товарищей, после чего приготовились провести спокойный вечер на борту. Перед Корни стояла тяжелейшая задача написать родителям Брейшоу, Тони собирался перенести с черновиков записи в вахтенный журнал, а мне следовало проверить с рулевым кое-какие счета. Участие в боевых действиях не может отменить повседневную работу.
Прежде чем лечь спать, Тони и я вышли на мостик подышать свежим воздухом. Ночь была темной и удивительно спокойной. Наши лодки отправились в район, лежащий немного севернее места нашей вчерашней стычки. Заметят ли они что-нибудь?
Ответ на этот вопрос я узнал на следующее утро ровно в 4.00. Меня разбудил громкий скрежет по корпусу корабля – рядом швартовалась лодка – и рев двигателей рядом с ухом. Я сбросил шерстяное одеяло, которым укрывался, и понесся по трапу на верхнюю палубу.
С мостика 663-й мне улыбался Деррик.
– Как все прошло, Деррик, удачно?
– Признаться, наши надежды не оправдались. Мы наткнулись на конвой лихтеров в сопровождении кораблей эскорта и, конечно, атаковали. Но на 657-й и 659-й возникли какие-то неисправности, и пришлось уходить. Мы определенно потопили торпедный катер и, почти наверняка, лихтер. – Деррик зевнул и потянулся. – Твоя очередь завтра, Ровер. Иди спать, пока есть возможность. Ночью ее уж точно не будет.
Он оказался прав. Дуг и команды трех лодок смертельно устали после двух беспокойных ночей. Поэтому Корни получил команду вести небольшое подразделение из 658-й и 655-й, а также американского катера «РТ-217» на ночное патрулирование.
Как только стемнело, мы вышли в район патрулирования, расположенный к югу от острова Капри, и приступили к поиску. Все-таки исключительно удобная вещь этот американский радар, постоянно осуществляющий поиск вокруг. Мы практически не рисковали подвергнуться внезапному нападению противника, а сами имели все шансы заблаговременно обнаружить конвой.
Четыре часа прошли спокойно, затем раздался звонок из радиорубки. Корни снял крышку с голосовой трубы:
– Мостик – говорит капитан.
– Сигнал от старшего офицера береговой группы (оперативное командование в Бастии). Здесь сказано: «Замечено подозрительное перемещение противника в районе Вада-Рокс. Немедленно приступайте к патрулированию участка от Секке-де-Вада до Пьомбино».
– Спасибо, понял.
Корни сбежал вниз по трапу в штурманскую рубку и внимательно изучил карту вместе с Тони. Спустя несколько минут мы уже легли на новый курс и со скоростью 22 узла двигались в северном направлении. Чтобы добраться до нужного участка, нам потребовалось два с половиной часа. Здесь мы снова приступили к поиску, медленно двигаясь на юго-восток со скоростью 5 узлов.
Было 4 часа утра – пора было подумать о возвращении домой, и как раз в это время щелканье динамика радиотелефона заставило нас стряхнуть остатки сна.
– Привет, Корни, это Дойл. – Речь командира «РТ-217» не узнать было невозможно – он был выходцем с юга. – У меня здесь сразу несколько целей, расстояние 4 мили, пеленг 85 градусов, курс норд, скорость 12 узлов. Конец связи.
– Привет, Дойл, это Корни. Роджер.
И снова Корни отправился к Тони в рубку. Времени на размышления не было. Быстрый взгляд на карту, несколько точных движений измерителем – вот и все. Вернувшись на мостик, Корни уверенно приказал:
– Поворачиваем на северо-восток, Ровер. Увеличь обороты до 1800 (около 22 узлов). – Он взял трубку радиотелефона. – Привет, Пик и Дойл. Это Корни. Курс северо-восточный, 22 узла. Конец связи.
Мы набрали скорость и легли на новый курс. Корни объяснил, в чем заключается его план. Он хотел обогнать конвой и пересечь его курс, чтобы атаковать со стороны берега, где низкие облака и высокий берег сделают нас практически невидимыми.
Через 20 минут Тони закончил прокладку и доложил, что подойти к берегу будет невозможно. Тогда Корни решил атаковать с западного направления. В условиях плохой видимости, если мы к тому же снизим скорость, можно будет подобраться к противнику, оставаясь незамеченными.
Дойл постоянно сообщал новую информацию. По мере сокращения расстояния на экране его радара появлялись новые детали. Судя по всему, нас ожидала жаркая ночь.
– Вижу по крайней мере пять целей, Корни. Расстояние 1000 ярдов.
Когда расстояние сократилось до 500 ярдов, мы, наконец, смогли рассмотреть конвой в бинокли. Он состоял из шести лихтеров в двух колоннах. Единственным видимым кораблем эскорта был торпедный катер, замыкающий конвой.
Непрерывная линия кораблей представляла собой идеальную мишень для торпедной атаки. Поэтому Корни приказал Пику и Дойлу уходить влево и действовать по обстановке. Дойл выпустил одну торпеду – мы ждали, затаив дыхание. Расстояние составляло всего 300 ярдов, и Дойл доложил, что торпеда движется правильно, однако взрыва не последовало.
– Черт побери! Лихтера, должно быть, идут без груза! – воскликнул Корни. – Нет смысла тратить торпеды.
Он отозвал Пика и начал медленное движение вдоль замыкающих судов конвоя. А тем временем РТ тоже вышел из боя, оказавшись на юго-западной стороне, причем он двигался с такой скоростью, что его тут же заметили с вражеского катера и открыли огонь. Для нас положение сложилось идеальное – внимание противника было отвлечено. В течение минуты мы приблизились на 100 ярдов, причем для команды вражеского катера оставались невидимыми.
Думаю, немцы так и не поняли, откуда был нанесен удар. Совершенно очевидно, о нашем присутствии он узнал только после мощного бортового залпа, произведенного одновременно нами и 655-й. Снаряды попали в цель, и в течение каких-то 30 секунд он остановился – в машинном отделении и на мостике начались пожары. Какой-то безрассудно храбрый артиллерист, должно быть в порыве отчаяния, выпустил в нашу сторону очередь, но один выстрел нашего 20-мм «пом-пома» заставил смельчака замолчать.
Я осмотрел поле боя в бинокль. Лихтера больше не располагались в двух аккуратных колоннах, а были изрядно разбросаны и вели беспорядочный огонь, как мне показалось, одновременно во всех направлениях. В западной стороне виднелся дымок, оставленный РТ, совершившим маневр уклонения.
В стане врага чувствовалось смятение. Противник явно не знал, где враг, а где друг, так что нам почти нечего было опасаться. А внизу у радара царствовал Ганнинг. Настал его звездный час. Громким голосом с усилившимся от волнения акцентом он постоянно докладывал о потенциальных целях. Он отлично понимал все преимущества американского радара, но считал, что явное предпочтение, отдаваемое всеми заморскому прибору, задевает его честь и подрывает репутацию, поэтому всячески стремился доказать, что наш радар тоже совершенен и незаменим.
Мы потеряли РТ, но в создавшейся ситуации это было не важно. Корни мог передвигаться внутри конвоя, неожиданно атаковать, а затем переходить к другой мишени, сея страх и смерть.
Так мы атаковали еще один катер противника, а вслед за ним необычайно агрессивное крупное судно, которое вело по нашей лодке огонь снарядами всех мыслимых калибров вплоть до 88 мм.
Хоуи, находившийся у 6-фунтового орудия, был, как всегда, точен, и Кристон, все еще заменявший у «пом-пома» Престона, который находился в госпитале, посылал в корпус строптивой мишени снаряд за снарядом.
Вскоре ответный огонь все-таки стал слишком сильным, поэтому пришлось отходить. Мы двинулись на север, потеряв при этом контакт с Пиком. Он отлично понимал, как трудно будет воссоединиться, поэтому действовал очень быстро. Он проследовал в западном направлении, проинформировал Корни об этом по радио, на долю секунды зажег все навигационные огни (этого было достаточно, чтобы мы его заметили) и атаковал попавшийся на пути лихтер.
Мы оказались в одиночестве. Корни взял у Ганнинга цель, наиболее удобную для нашего теперешнего положения, и 658-я неторопливо направилась к одинокому лихтеру. Его команда не подозревала о нашем присутствии, пока мы не открыли огонь, а поскольку мы успели приблизиться на расстояние 100 ярдов, ответить они не успели.
У нас была теория относительно артиллерии лихтеров. Мы знали, что на них имелось 88-мм и несколько 20-мм орудий, поэтому они могли представлять для нас серьезнейшую опасность. Но их орудия были защищены бетонными стенками – артиллеристы сидели в своеобразных бетонных окопах, которые не только уменьшали число раненных в перестрелке, но и снижали моральный дух орудийных расчетов. Согласитесь, куда безопаснее спрятаться за надежным укрытием, чем поднять над ним голову и вести постоянный огонь. У наших артиллеристов были значительно менее надежные приспособления для защиты, поэтому они ими почти никогда не пользовались.
Мы перешли к следующему лихтеру, команда которого также не проявила видимого желания сражаться. Правда, в составе конвоя все-таки было одно судно, выделявшееся своими размерами, а его команда – агрессивным настроем. Завершив вторую атаку на лихтер, мы почувствовали, как по корпусу ударяют снаряды. Пора было уносить ноги.
У нас была пробоина в районе машинного отделения примерно на ватерлинии, и Ласт послал на мостик котельного машиниста с просьбой о помощи, потому что «там стало слишком много воды». На заделку пробоины общими усилиями ушло всего несколько минут, воду откачали, мы удалились от конвоя и отправились в точку рандеву с Пиком и Дойлом.
Оглянувшись назад, можно было увидеть любопытное зрелище. Черное небо озарялось вспышками – это конвой продолжал отбивать воображаемые атаки. Мы провели адские полчаса, но получили только незначительные повреждения, да и раненых не было.
Но наши трудности, как выяснилось, еще не закончились. Неожиданно резко ухудшилась погода. Из-за сильного ветра и волнения возвращение домой заняло четыре часа. Было уже 8.30, когда мы, усталые и промокшие, вошли в гавань Бастии, где нас встретила команда 663-й в полном составе. Офицеры и матросы с волнением ожидали нашего возвращения. Они уже знали о бое и понимали, что у нас, скорее всего, не было возможности приготовить горячий завтрак, поэтому нас ожидал готовый завтрак на всю команду.
Их неподражаемый рулевой Николл, как только мы завершили швартовку, завладел всеобщим вниманием. На борту появился кок с добровольными помощниками, которые приволокли термосы с чаем и тарелки жареного бекона. А Томми велел нам бросать все дела и идти завтракать к ним в кают-компанию. Такие проявления истинного товарищества были очень трогательными и типичными для 56-й флотилии.
Мы расположились за столом, но приступить к завтраку не успели, потому что появились Дуг и Кэм, желавшие услышать новости. В кают-компании было слишком мало места для такого количества людей, но им принесли стулья (правда, втиснули их с большим трудом) и дали по чашке кофе, а Корни, пока в неофициальной беседе, поведал о нашей ночной работе.
На следующий день поступили разведывательные донесения о том, что один катер и один лихтер потоплены, еще три лихтера повреждены и (что порадовало нас больше всего) 900-тонный минный заградитель сел на мель в районе Вада-Рокс, как раз там, где мы вели бой. Видимо, это было то самое большое судно, которое мы заметили в конце боя.
В связи с непогодой в последующие трое суток операции не проводились. Так у нас появилось время привести все на лодках в порядок. Работы оказалось немало: нужно было получить боеприпасы, выполнить профилактику двигателей и орудий, устранить мелкие дефекты.
Когда командиры уединились с капитаном Дикинсоном (старший офицер берегового командования) и коммандером Алланом, чтобы обсудить ночные события, сказано было много, и не только приятного. Но одно не подлежало сомнению. 56-я флотилия взяла хороший старт и не только трижды за три ночи вступала в сражения с противником, но и вышла из них почти без потерь.
У немцев флотилия торпедных катеров располагалась в Ливорно, Баратти или Пьомбино. Должно быть, там тоже было проведено подобное совещание, только людьми владели совсем другие чувства. За три ночи они потеряли три катера и еще два получили повреждения. Такая ситуация не могла не отразиться на моральном духе команд.
На официальном рапорте Дуга Бобби Аллан написал следующее: «…только что созданная 56-я флотилия впервые действовала в новом качестве. После такого начала нельзя не отметить, что люди оказались на высоте. Они придерживаются крайне агрессивной тактики и достигают весьма удовлетворительных результатов…»
А для нас ночные события явились превосходным уроком. За три ночи все мы узнали больше, чем за долгие недели тренировок.
Дуг и командир его лодки считали доказанными два основных принципа. Во-первых, то, что низкие скорости являются более эффективными в ближнем бою, чем высокие, потому что отсутствие струи за кормой и бурунов, появляющихся вокруг форштевня корабля, идущего на высокой скорости, снижают шансы противника на обнаружение наших лодок, да и нашим артиллеристам при небольших скоростях легче не потерять мишень. А во-вторых, что после начала сражения результаты зависят по большей части от команды, а не от офицеров. Офицеры должны только подвести корабль поближе к цели, после этого на первый план выступают артиллеристы, и все дальнейшее, а значит, и конечные результаты зависят только от их меткой стрельбы.
Нам повезло. Господь благословил нас отличной командой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.