Глава 32 НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ
Глава 32
НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ
Пока число защитников Рура неуклонно сокращалось, свободные союзные войска вовсе не бездельничали. После окружения Рура началась третья, финальная фаза стратегического плана генерала Эйзенхауэра по разгрому Германии. 1-я, 3-я и 9-я американские армии должны были прорваться через центральную Германию к Лейпцигу и Дрездену одновременно с броском группы армий фельдмаршала Монтгомери в северо-восточном направлении к Бремену, Гамбургу и Эльбе, а группа армий генерала Деверса на юге получила задание наступать на Нюрнберг и Австрию, чтобы предупредить концентрацию немецких войск в австрийских Альпах. Эти скоординированные действия должны были разрезать Германию на два длинных ломтя, после чего предстояло разделаться с каждой половиной по отдельности.
В то время как западные союзники четко представляли свои последующие действия, немцы понятия не имели, что делать дальше. Как признал Йодль, после разгрома Рура верховное командование не имело генерального плана:
«С того момента мы больше не говорили об общем ведении войны. У нас не было резервов, и мы не могли контролировать ситуацию».
Те же оценки мы встречаем в отчете разведотдела штаба SHAEF: «Итак, враг стоит перед лицом катастрофы, но не желает признавать этот факт. Атакованный армиями, превосходящими его в десятки раз по численности и материальному обеспечению, он продолжает сражаться. Национальная капитуляция не стоит на повестке дня, но возрастает число отдельных сдающихся в плен групп. Первые дни апреля ознаменовались 146 тысячами военнопленных. Похоже, никто в Германии не понимает, что делает верховное командование, кроме него самого. Вероятно, оно ждет чуда. Но какого? Секретного оружия; более мощного, чем Кессельринг. Это единственный напрашивающийся вывод. С имеющимися вспомогательными войсками ситуация для немцев безнадежна...»
Не требовался военный гений, чтобы оценить положение Германии как отчаянное. Достаточно было взглянуть на карту. К исходу первой недели апреля 1-ю парашютно-десантную дивизию оттеснили к реке Везер у Миндена, почти сомкнулось кольцо вокруг 25-й армии к западу от реки Иссель в недавно провозглашенной «Крепости Голландия». Погребенные под руинами Рура 15-я армия и 5-я танковая армия оставили зияющую брешь в центре оборонного рубежа Германии между Ганновером и Касселем; и американские танковые колонны уже мчались восточнее Касселя. На юге 7-я и 1-я армии были отброшены к реке Майн; остатки дивизий, разбитых в районе Саар – Мозель, не могли спасти их от дальнейшего отступления. Лишь 19-я армия еще цеплялась за правый берег Рейна южнее Карлсруэ, потому что никто еще не пытался выбить ее с позиций.
Количество военнопленных неуклонно повышалось, как стрелка чувствительного барометра. К середине месяца ежедневно в окружение попадало более 50 тысяч немцев; только за первые десять месяцев сдались союзным армиям более полумиллиона человек. Генералы сопровождали своих солдат за колючую проволоку, но никто не мог сказать, когда все закончится. Стратегически война была Германией проиграна, тактическая ситуация была безнадежной, дух нации сломлен. «Мы маленькие люди, – объяснял один из плененных старших офицеров. – Мы не понимаем, что происходит. Надежды нет, мы должны смириться. Для солдата приказ священен». А в верхах не наблюдалось ни инициативы, ни вдохновения. «Пока Гитлер был жив, мы не заговаривали о капитуляции Германии», – сказал Йодль.
Сбитые с толку, дезорганизованные, рассеянные остатки вермахта прятались по лесам, пока не попадали в плен; сражались, пока их не разбивали наголову; или выжидали, пока волна наступления не пронесется мимо. Все зависело от компетентности, фанатизма или здравого смысла их офицеров. Один человек, как безумный, пытался собрать свои разгромленные армии, но, как шарики ртути, они разбегались при малейшем прикосновении. Над съежившейся страной несся вихрь, закрученный фюрером, неведением и дисциплиной. «Держаться до конца», – приказывал фюрер, и оставалось лишь повиноваться. Или пытаться повиноваться. Или делать вид, что повинуешься.
В нескольких шагах от пропасти оставались два последних очага сопротивления: организация «Вервольф» и «Национальная цитадель».
В немецкой мифологии много зловещего и причудливого. Легенды полны таинственных магических символов, которые притягивают и очаровывают немцев. Языческое почитание свастики, возрождение старинных ритуалов и празднеств, посвященных древним германским богам, уходят корнями в мифы древних тевтонских племен. Движение «Вервольф» также использовало любовь немцев к мистицизму. Вервольф (оборотень) – человеческое существо, временами превращающееся в волка. Символом движения стал «wolfsangel», или «волчий крюк». «Вольфзангель» – языческий оберег, защищавший его владельца от происков «темных сил» и дающий власть над оборотнем – вервольфом. По распространенному суеверию, дом, отмеченный этим знаком, защищен от преследования оборотней.
Когда стало ясно, что последние битвы Второй мировой войны обрушатся на немецкую землю, пришло решение о необходимости групп гражданского сопротивления, которые будут сражаться в тылах Восточного и Западного фронтов. Для выполнения этой задачи СС создало движение «Вервольф», впервые заявившее о себе в Верхней Силезии в борьбе против Красной армии. Важную роль в новом движении отвели гитлерюгенду, а 22 февраля 1945 года к действиям «Вервольфа» подключили и штатный состав вермахта. В оперативном приказе дивизиям Восточного фронта от 22 февраля говорилось: «Отобрать солдат, чьи дома находятся на территориях, оккупированных врагом. Эти люди должны обладать незаурядными способностями, боевым опытом, отвагой и подходить на роль лидеров войск «Вервольфа».
На западе отряды «Вервольфа» официально появились только 1 апреля 1945 года. В радиовоззвании с бесстыдной откровенностью обозначили их цели и методы: «Вервольф» – организация, рожденная моральной силой национал-социализма. Он не нуждается в ограничениях, навязанных воинам нашей регулярной армии. Для борьбы с врагом хороши любые методы. «Вервольф» единолично решает, жить или умереть врагам и предателям нашего народа, а также обладает необходимыми полномочиями для исполнения своих приговоров. Каждый большевик, каждый британец и каждый американец на немецкой земле – законная добыча нашего движения. Мы с радостью используем любую возможность унитожать их даже ценой собственной жизни. Любой немец, предложивший помощь врагу, независимо от его положения и рода деятельности, не уйдет от нашего возмездия».
С истинно немецкой скрупулезностью, по приказу Гиммлера, были созданы школы, где обучали самым эффективным методам партизанской борьбы. Теперь, когда возникла необходимость организовать собственное движение сопротивления, пригодились долгие годы подавления движений сопротивления в оккупированной Европе: немцы успели хорошо изучить их лучшие методы. Насколько хорошо были усвоены эти уроки и как «Вервольф» собирался применять полученные знания, можно узнать из следующего письма от 23 февраля 1945 года доктора Видмана полковнику СС Панцингеру.
Речь идет о применении ядов.
«Во время моего пребывания в Данциге майор Герц среди прочего получил яды для применения организациями «Вервольфа». Я возражал против применения мышьяка, поскольку Герц сказал мне, что, согласно полученным им инструкциям, мышьяк предназначается для отравления алкоголя. Мышьяк не растворяется в чистом спирте, а в разбавленном спирте растворяется медленно. Мышьяк пригоден для отравления пищи, например хлеба, кексов и т. п., но не для отравления спиртных напитков, как планировалось в данном случае.
В Данциг также доставили таблетки для самоубийств. Герц сообщил мне, что в них содержится веронал. Мое мнение по данному вопросу следующее: летальная доза веронала – от пяти до восьми граммов. Такое количество весьма сложно проглотить в форме таблеток. Эту трудность вряд ли можно преодолеть, разжевав таблетки и проглотив их только в случае крайней необходимости, как предлагается в инструкции. Смерть от такого применения веронала относительно медленная, так что остается возможность вернуть человека к жизни с помощью промывания желудка. Можно предположить, что враг воспользуется этим методом. Человек, которого привели в чувство после тяжелого наркотического отравления, ослаблен до такой степени, что во время допроса может легко расстаться с важной информацией. Следовательно, неэффективная таблетка для самоубийства...»
Однако на деле «Вервольф» не продвинулся дальше подготовки и пропаганды. Несколько отдельных банд вырыли в лесах землянки и во время вылазок взрывали мелкие вражеские продовольственные склады и базы горючего. Группы гитлерюгенда досаждали западным союзникам, натягивая проволоку поперек проселочных дорог и разбрасывая битое стекло и гвозди на оживленных шоссе. Случалось, какого-нибудь немца расстреливали за сотрудничество с врагом. И это все. Ни стихийных мятежей, ни партизанской войны, ни серьезного саботажа, ни узлов ожесточенного, фанатичного сопротивления. Пассивно, даже с некоторым угрюмым облегчением смотрели немцы на войсковые колонны западных союзников, заполонившие фатерланд. Война всем надоела до смерти. Никто не хотел превращаться в оборотня. Движение сопротивления предполагает наличие веры в дело, за которое идет борьба. За месяц до конца войны у немецкого народа веры не осталось. Разрекламированный волчий вой вылился в блеяние овцы в волчьей шкуре.
История «Национальной цитадели» еще менее героична. С конца 1944 года в разведотделы союзной армии приходили донесения от агентов, военнопленных и воздушной разведки о том, что в баварских Альпах развернуто строительство колоссального оборонного рубежа. На территории около 240 миль в длину и 80 миль в ширину у границ Швейцарии и Италии ожидалась идеологическая демонстрация национал-социалистского сопротивления. Чем глубже союзники вторгались в центральную Германию, тем достовернее казались эти сведения. По стечению обстоятельств или умышленно, остатки эсэсовских дивизий, защищавших Вену, отводили к краю «Национальной цитадели». Кроме того, немецкие реактивные самолеты базировались на юге. Наряду с великолепными природными преградами – узкими горными дорогами и покрытыми ледниками горными пиками – учитывался тот факт, что личное убежище Гитлера находилось в том же районе. Образ современной Брунгильды, мчащейся на коне в пылающий погребальный костер, вполне мог привлечь человека с таким менталитетом, как у Гитлера. Во всяком случае, этот образ запал в души офицеров разведки западных союзников; опасность существования мощного укрепления в горах была слишком вероятной, чтобы ею пренебречь. Чтобы быстро уничтожить любые центры сопротивления, в том числе возможное прибежище нацистов в этом труднодоступном районе, генерал Эйзенхауэр решил наступать в западную Австрию как можно скорее.
Если Гитлер действительно планировал эффектную финальную сцену, то он хорошо хранил свой секрет. Даже в конце января 1945 года Йодль в письме Гиммлеру возражал против идеи укрепить территорию на швейцарской границе, ни слова не упомянул о «Национальной цитадели». Большинство генералов вермахта ничего не слышали о ней; а те, до кого доходили слухи, только качали головами и говорили, что нет пределов воображению Гиммлера и Гитлера. В любом случае, утверждали они, если бы подобный план осуществлялся, то дивизии регулярной армии вели бы отвлекающие действия, в то время как дивизии СС спешили бы в свои безопасные альпийские укрепления. Генерал-лейтенант Курт Дитмар, «официальный голос» верховного командования, заявил, что, хотя кое-какие приготовления проводились, идея так и осталась на бумаге.
К середине апреля большинство ключевых министерств с чиновниками и документами перебралось из Берлина в окрестности Берхтесгадена. Почти весь штаб верховного командования также перевели в район «Национальной цитадели». Лишь один человек, который мог превратить этот сектор в последний оплот Третьего рейха, не явился сюда. Как бы ни воображал себе Гитлер финал «Гибели богов», союзники успешно расстроили его планы. Едва рухнул Рур, советские войска вторглись в «Национальную цитадель» на востоке, а американские танковые колонны рвались к Мюнхену на западе. К 20 апреля Гитлер решил оставаться в Берлине до конца. Как только он принял это решение, «Национальная цитадель», как и «Вервольф», была сразу забыта.
На западе линии фронта практически не существовало. На третьей неделе апреля авангарды союзников находились в 200 милях восточнее Рейна и неслись через Германию во весь опор. Хотя на немецких оперативных картах еще были обозначены более шестидесяти дивизий, противостоящих американцам, британцам и французам, остатки этих войск не составляли и трети этой численности. Количество военнопленных за последние три недели увеличилось в два раза и перевалило за миллион, включая четыре десятка генералов; тенденция к уменьшению скорости крушения не наблюдалась. Из выздоравливающих, ослабленных, отставших от своих частей, фольксштурмовцев и подростков формировались новые, призрачные дивизии: наспех собранные, необученные, практически невооруженные и морально подавленные части без разбора бросали туда, где назревала наибольшая опасность. А для возмещения недостатка опыта и оружия им (вместо обычных номеров) присваивали яркие, вдохновляющие названия. «Потсдам», «Клаузевиц», «Шарнхорст», «Фон Гуттен», «Ютербог», «Нибелунги», «Гамбург» – под этими знаменами шли в бой новые формирования. Только громкие названия и призраки Фридриха Великого, Вагнера и Бисмарка могли вдохновить эти жалкие подобия боевых частей на дальнейшее сопротивление.
Чтобы закрыть огромную брешь в линии фронта, возникшую в результате окружения 5-й танковой и 15-й армий в Руре, верховное командование в срочном порядке формировало новую 11-ю армию под командованием генерала Вальтера Венка. На укрепление прорванного фронта в сосновых лесах Гарца лихорадочно собрали около пяти дивизий – все, что смогли наскрести. «У нас было мало саперных и моторизованных частей, – сказал Йодль. – Только наскоро собранные дивизии для ограниченных оборонных операций. Единственной реальной силой была армия Венка».
Сначала рассчитывали, что контрнаступление в западном направлении с целью освобождения группы армий «Б» из рурского «котла» сможет осуществить 11-я армия, но войска генерала Брэдли продвигались очень быстро, и надежды немцев не оправдались. Не представляя скорости продвижения и численности передовых американских колонн, верховное командование приказало Венку наступать к Тюрингскому лесу близ Айзенаха. Не успели опомниться, как 11-я армия попала в окружение в горах Гарца. 18 апреля после трехдневного непредвиденного сопротивления немецких «призрачных» дивизий 9-я американская армия, составлявшая правое крыло захвата, взяла Магдебург на Эльбе. Южная клешня, образованная 1-й американской армией к югу от Гарца, 14 апреля без труда дотянулась до Дессау; между двумя американскими армиями остался узкий коридор, через который пытались выбраться из окружения 10 тысяч бойцов Венка. Четыре дня немцы не давали сомкнуться безжалостным клешням, но 18 апреля капкан захлопнулся, и последняя армия Гитлера нашла свою судьбу – окружение.
Предприняли еще одну, последнюю попытку освободить Венка. В районе Зольтау, на 60 миль севернее, недавно сформированная танковая дивизия «Фон Клаузевиц» пополнялась остатками двух танковых дивизий и одной танковой бригады, разбитых на Восточном фронте. Эту дивизию верховное командование послало на помощь окруженному Венку. Поскольку то была последняя серьезная попытка вермахта перейти в наступление на западе, история броска дивизии «Фон Клаузевиц» в горы Гарца представляет некоторый интерес.
«В спешно сформированной из различных частей танковой дивизии «Фон Клаузевиц» было пять или шесть тысяч человек и около восьмидесяти танков и штурмовых орудий, – сказал ее командир, сорокалетний проницательный генерал-лейтенант Мартин Унрейн. – Я получил приказ пробиться в горы Гарца и освободить войска генерала Венка. Продвигаясь на юг, я должен был также беспокоить тылы американских дивизий, наступавших на Магдебург. Я разделил свою дивизию на две боевые группы и, ударив между британскими и американскими войсками, продвигался очень быстро. Столкнувшись сначала с британцами, а затем с американцами, я сумел уничтожить более ста пятидесяти единиц разной союзной бронетехники. Около 60 километров на юг до Брунсвика я прошел почти без труда, а по ночам даже вел свою дивизию по шоссе с включенными фарами. Вторую половину своей дивизии я встретил в лесу южнее Брунсвика, и здесь нас обнаружили американцы. После интенсивной артподготовки, причинившей нам серьезный ущерб, и обращения через громкоговоритель с предложением о капитуляции большинство моих людей сдались в плен. Я остался в лесу в маленьком автомобиле, а затем отправился на восток пешком. Сорвав с мундира все знаки различия и надев обычные брюки, я попытался сойти за французского рабочего, но вскоре меня поймали.
Хотя моя дивизия не дошла до гор Гарца, как я надеялся, она нанесла врагу значительный урон. По моему мнению, она оттянула из окрестностей Магдебурга две-три американские танковые дивизии. Назначение на должность командира танковой дивизии «Фон Клаузевиц» в такой тяжелый для страны момент я считал особой честью, оказанной мне, ибо при отступлении немецкой армии по всему фронту моя дивизия была единственной, способной наступать».
Неудача этой эффектной попытки означала, что большая часть окруженных войск вместе с их неудачными спасителями отправились в союзные лагеря для военнопленных. Самому Венку удалось бежать, и он тут же получил новое задание: взять на себя командование еще одной, только что сформированной 12-й армией и занять сектор на Эльбе между такой же свежей армией Блюментрита справа и 7-й армией слева. Но тут есть одна тонкость. Если соседи Венка стояли лицом на запад, поджидая англо-американские армии, то армия Венка должна была развернуться на восток и наступать в направлении Потсдама. Другими словами, оба фронта теперь стояли спиной к спине и практически слились в один. В центре между Лауэнбергом и Стендалем (Штендалем) немецкое верховное командование решило повернуться лицом к Красной армии. Вот так, словно сиамские близнецы, опасливо косящие в противоположные стороны, вермахт провел свои последние часы, ожидая окончательного решения либо Гитлера, либо Судьбы.
Операцию по разделению сиамских близнецов провели 25 апреля 1945 года в шестнадцать часов сорок минут в Торгау на Эльбе американская 69-я пехотная дивизия и советская 58-я гвардейская дивизия. Они встретились и пожали друг другу руки перед фотокорреспондентами газет западных держав. Мало что осталось от гитлеровского Третьего рейха. Народ, вторивший громогласным сборищам нацистов, провозгласивших победоносное шествие вермахта по покоренной Европе, истративший все силы на производство орудий войны, ошеломленно затих, осознав свое полное поражение. Среди руин своих заводов и домов, окутанные трупным зловонием, немцы Бремена и Ганновера, Магдебурга и Лейпцига, Штутгарта и Нюрнберга больше не маршировали и не кричали «хайль!».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.