Молчание Кирова

Молчание Кирова

Возникает большое искушение причислить к данной, весьма влиятельной группе С.М. Кирова, руководившего одной из важнейших парторганизаций — Ленинградской. Именно Кирова региональные бароны (Косиор, Варейкис, Шеболдаев, Эйхе и др.) пытались сделать лидером партии вместо Сталина на XVII съезде. Однако осторожный «Мироныч» от такого подарка отказался, сообщив об этом Сталину. Кто-то оценивает это как проявление лояльности вождю, кто-то склонен считать, что Киров сделал ставку на постепенное оттеснение Сталина от власти. Последнее предположение кажется надуманным. Киров не имел никаких политических амбиций общепартийного и всесоюзного масштабов. Партийная документация свидетельствует о том, что он очень редко посещал заседания Политбюро и высказывался лишь по вопросам, связанным с Ленинградом. Его волновали только нужды города — новые капиталовложения, ресурсы, утечка местных кадров в столицу, открытие новых торговых точек. Хрущев сообщает в своих воспоминаниях: «В принципе Киров был очень неразговорчивый человек. Сам я не имел с ним непосредственных контактов, но потом расспрашивал Микояна о Кирове… Микоян хорошо его знал. Он рассказывал мне: «Ну, как тебе ответить? На заседаниях он ни разу, ни по какому вопросу не выступал. Молчит, и все. Не знаю я даже, что это значит». Действительно очень странно. Все-таки Киров был важнейшей политической фигурой, хотя бы уже в силу того, что возглавлял «вторую столицу». Говорят, что в тихом омуте черти водятся, и, весьма возможно, это в полной мере относится к Кирову. Уж не представлял ли он собой законченного регионального сепаратиста, мечтавшего о полной самостоятельности Ленинграда, но очень тщательно свои вожделения скрывавшего (даже от самих регионалов)?

Логика подсказывает, что оппозиция никогда бы не предпочла Кирова Сталину, если бы видела в нем человека, полностью лояльного вождю. Какая-то кошка между Сталиным и Кировым пробежала.

Некоторые историки пытаются доказать, что обоих лидеров связывали не просто деловые отношения, но и дружба. Так, биограф Кирова А. Кирилина сообщает, что ленинградский босс стал жить у Сталина во время своих визитов в Москву. Ранее он жил у Орджоникидзе: «В последние годы он тоже заезжал к Серго, завтракал с ним, оставлял портфель, уходил в ЦК. Но после заседаний в ЦК Сталин уже не отпускал Кирова, и Киров заходил за портфелем уже только перед отъездом…»

На первый взгляд это сообщение свидетельствует о наипревосходнейших отношениях между двумя руководителями. Но на все такие вещи необходимо посмотреть хотя бы дважды. И на второй взгляд возникают уже некие «смутные сомнения». «Не отпускал» — это как-то подозрительно выглядит. Такое впечатление, что Сталин Кирова просто блокировал, не желая, чтобы тот особенно контактировал с другими боссами. Ну и про портфельчик тоже весьма интересно — все-таки Киров предпочитал оставлять его у Орджоникидзе. А почему? Ведь он мог понадобиться в деловых целях. Видать, Киров не считал нужным держать такую важную вещь, как деловой портфель, рядом со Сталиным.

Есть свидетельства, которые позволяют нам отнести Кирова к одним из самых ярых противников генсека. Очень любопытные данные сообщил француз Ж. ван Ейженорт, бывший секретарем и телохранителем Троцкого в 1932–1939 годах. Согласно ему Киров пытался наладить контакты с «демоном революции», когда последний проживал в Париже. «Мироныч» послал своего доверенного человека в столицу Франции, но там Троцкого не оказалось, и вместо него посланец общался со Львом Седовым. Сообщение Ейженорта кажется фантастическим, особенно в свете сказанного выше. И тем не менее полностью отмахнуться от него нельзя — слишком уж важный источник информации. Весьма возможно, что какие-то контакты с троцкистами Киров все же имел, хотя бы и через бывшие зиновьевские кадры. (Один из вождей левой оппозиции Г.Е. Зиновьев возглавлял Ленинградскую ПО до Кирова.)

К ним у Кирова было отношение достаточно трепетное, несмотря на то что в середине 20-х годов он был на переднем крае борьбы с левой оппозицией, имевшей наиболее сильные позиции именно в северной столице. Многие из участников зиновьевской оппозиции продолжали занимать значимые посты в партийно-государственном руководстве Ленинграда. Они, конечно, «покаялись», но в ряде случаев это покаяние было липовым. Можно со всем основанием утверждать, что бывшие зиновьевцы активно контачили со своими бывшими вождями и были весьма недовольны сталинским режимом. В Ленинграде они создали тайный оппозиционный кружок, который был разоблачен под названием «ленинградский центр». Считается, что чекисты полностью фальсифицировали дело этого центра, но это вряд ли. Кирова бывшие зиновьевцы не убивали, террором не промышляли, но оппозиционных воззрений все же придерживались. Показательно, что лидер кружка И. Котолыванов, активный участник левой оппозиции в 20-х годах и секретарь факультетского партбюро Ленинградского индустриального института, так и не признался в подготовке покушения на Кирова, зато сделал признание в создании тайной организации и взял на себя моральную ответственность за убийство Кирова. И это несмотря на весьма жесткое давление со стороны следствия. Историк А.В. Шубин, стоящий на антисталинских позициях, по этому поводу делает такое вот показательное заключение: «Как и большинство зиновьевцев, он не порвал связей с группой единомышленников, решивших действовать внутри партии. Заявление Котолыванова с просьбой о восстановлении в ВКП(б) редактировал сам Каменев» («Вожди и заговорщики»).

Кирова предупреждали о том, что нельзя доверять бывшим зиновьевцам. Однако же он действовал прямо противоположным образом. Почему? Весьма возможно, что «Мироныч» все же решил включиться в политическую игру — в самый последний момент. Есть ведь и еще одно свидетельство «оттуда». Деятель Французской компартии М. Боди, со слов кремлевского врача Л. Левина, рассказывал о «тайных мыслях» Кирова, которые сводились к тому, чтобы отказаться от колхозов, вернуться к НЭПу и дать свободу всем оппозиционным течениям, в том числе и троцкистам.

В любом случае Киров устраивал оппозицию своим сугубо региональным складом ума. В свое время она обожглась на Сталине, который хоть и был аппаратчиком, но оказался способен мыслить в общенациональных масштабах. А Киров был типичным вотчинником. Вот показательный случай — летом 1934 года Киров без разрешения Москвы использовал неприкосновенные продовольственные запасы Ленинградского военного округа. Великолепный образчик отношения к оборонным нуждам всей страны! Такими мерами Киров пытался завоевать дешевую популярность «питерского пролетариата».

Преследуя эту задачу, «Мироныч» не останавливался и перед жесткими репрессивными мерами. Так, он весьма лихо «решил» жилищную проблему в Ленинграде, которая там была весьма острой. Кирову советовали соорудить около города два кирпичных завода, и на базе выпускаемой ими продукции начать строительство упрощенных пятиэтажных домов (по сто квартир в каждом). Это должно было решить проблему, хотя и не сразу. Но Кирову ведь нужно было поддерживать свое реноме сверхэнергичного руководителя! И он принял решение выселить из Ленинграда семьи «непролетарского происхождения». В течение одного (!) дня из северной столицы выслали в более северные края десятки тысяч «бывших» (чиновников, священников, дворян и их потомков), музыкантов, врачей, инженеров, юристов, искусствоведов. Среди них было огромное количество детей, стариков, женщин. Многие из высланных погибли в дороге…

Ко всему прочему Киров устраивал регионалов тем, что сам не претендовал на весомую роль в «коллективном», олигархическом руководстве. Идеальный боярский «царь». Такой мог бы стать лидером только для того, чтобы передать власть регионалам. А власти у Кирова в 1934 году оказалось очень много, особенно если учесть его «тихое» и «скромное» поведение. Он был участником сразу трех руководящих партийных органов — Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК.

Впрочем, вряд ли можно утверждать на все сто, что именно Сталин приложил руку к убийству Кирова. Не меньше оснований для его убийства было у той же самой оппозиции. Взять хотя бы мотив мести, ведь Киров не только не поддержал их, но выдал тайные планы вождю. Такое не прощают.