Архитектор в паутине дворцовых интриг
Архитектор в паутине дворцовых интриг
Нараставший кризис экспансионистской политики Третьего рейха сопровождался усилением борьбы за власть в его верхах. Превращение Шпеера в одного из влиятельных деятелей Третьего рейха привело к тому, что он стал активным участником дворцовых интриг. В ходе них он, бывший соперник Геринга, стал его союзником. Логика борьбы столкнула его с влиятельнейшим Борманом и его союзниками – статс-секретарем Ламмерсом и Кейтелем. Более того, вместе с Геббельсом, Леем и Функом Шпеер пытался противопоставить Геринга как председателя учрежденного, но не работавшего Совета министров по обороне страны самому Гитлеру. Хотя эти попытки провалились, противостояние Шпеера с Борманом не прекращалось.
И все же значение военной промышленности для хода войны и активная роль Шпеера в ее развитии принуждала Гитлера укреплять положение министра вооружений, несмотря на противодействие Бормана. 2 сентября 1943 г. статус Шпеера был усилен. Теперь он стал не рейхсминистром вооружений и военного снабжения, а рейхсминистром вооружений и военного производства.
К этому времени Шпеер обрел немало влиятельных союзников в руководстве вооруженными силами Германии. Он вспоминал: «Моя работа позволила мне установить товарищеские контакты с руководством армии, авиации и флота: с Гудерианом, Цейтцлером, Фроммом, Мильхом, а затем и Дёницем. Даже в непосредственном окружении Гитлера я сблизился с антибормановскими силами. Их представляли адъютант Гитлера по вопросам армии генерал Энгель, адъютант Гитлера по вопросам авиации генерал фон Белов, адъютант Гитлера по вопросам вооруженных сил генерал Шмундт. Кроме того, врач Гитлера доктор Брандт, которого Борман считал личным противником, был близок мне».
В ходе встреч Шпеера с этими лицами, последние не раз давали ему понять, что готовы поддерживать его. Так во время встречи Шпеера с адъютантом Гитлера генералом Шмундтом, последний заявил: «Вы всегда можете положиться на армию, господин Шпеер. Она за вас».
Поддерживали Шпеера и ведущие промышленники Германии. Связи Шпеера с деловыми кругами Германии стали столь прочными, что, когда Гитлер собирался выступить перед ними, он обратился к Шпееру, чтобы тот дал ему совет, на что следует обратить первостепенное внимание в речи. По совету Шпеера, Гитлер заверил аудиторию в «нерушимости частной собственности». Гитлер подчеркнул: «Будущее не принадлежит коммунистическому идеалу равенства».
Летом 1943 г. начальник генерального штаба армии Цейтцлер сказал Шпееру: «Фюрер очень вами доволен. Недавно он сказал, что возлагает свои самые большие надежды на вас. Так что новое солнце взошло после Геринга». Отмечая положительное отношение к нему Гитлера, Шпеер писал: «В это время Гитлер, наверное, решал вопрос о том, кого выбрать своим преемником. Репутация Геринга была подорвана. Гесс исключил себя из этого списка. Авторитет Шираха был разрушен интригами Бормана. Сам Борман, а также Гиммлер и Геббельс не отвечали его представлениям об «артистическом типе», который хотел видеть Гитлер в фигуре руководителя. Возможно, Гитлер разглядел во мне те черты, которые он находил в себе. Он считал меня одаренным художником, который в короткое время добился впечатляющего положения в партийной иерархии. Наконец, мои достижения в сфере вооружений продемонстрировали мои особые способности в военной области. Только в области внешней политики я не преуспел. Возможно, что он считал меня художественным гением, который успешно переключился в политику, а потому я косвенным образом служил для него подтверждением его собственной карьеры».
Однако на пути дальнейшего возвышения Шпеера стоял Борман. Статс-секретарь Бормана Г. Клопфер позже писал: «Борман считал, что Шпеер является убежденным противником партии и рвется к тому, чтобы стать преемником Гитлера». Шпеер замечал: «Борман посвятил всю свою энергию для того, чтобы сократить мою власть. После октября 1943 г. гаулейтеры создали фронт борьбы против меня. Не прошло и года, как мне настолько трудно стало работать, что я часто хотел отступить и подать в отставку».
От гаулейтеров исходило сопротивление программе тотальной мобилизации экономики на нужды войны, проводимой Шпеером. 6 октября 1943 г. Шпеер выступил перед гаулейтерами с речью, в которой он постарался «развеять иллюзии о том, что скоро будет готова гигантская ракета». Одновременно он призывал: «Нельзя более терпеть то, что некоторые гау (округа. – Прим. авт.) препятствовали закрытию предприятий потребительской промышленности. Если гау не будут реагировать на мои просьбы в течение двух недель, я буду готов приказать их закрыть. И будьте уверены в том, что я готов прибегнуть к авторитету правительства рейха! Я говорил с рейхсфюрером СС Гиммлером, и отныне я буду действовать твердо по отношению к тем, кто не выполняет этих мер».
Упоминание Гиммлера подействовало на гаулейтеров. Некоторые из них тут же бросились к Шпееру, негодуя, что он грозил им концентрационными лагерями. На другой день участники совещания направились к Гитлеру в Растенбург. Перед началом встречи гаулейтеров с Гитлером Борман успел ему пожаловаться, что Шпеер угрожал им. Гитлер осудил Шпеера. «Отныне, – вспоминал Шпеер, – я не мог рассчитывать на поддержку Гитлера».
Тогда Шпеер обратился за поддержкой к Гиммлеру, послав ему записку о саботаже гаулейтеров. Однако Гиммлер медлил с ответом. Вскоре выяснилось, что попытки Гиммлера надавить на гаулейтеров через аппарат СС оказались безуспешными, так как Борман сумел убедить Гитлера в опасности такого вмешательства рейхсфюрера СС.
В конце 1943 г. у Шпеера возникли конфликты с Гитлером. Как-то в ноябре 1943 г. Цейтцлер позвонил Шпееру и сообщил об очередном военном совещании у Гитлера. Последний отстаивал необходимость обороны Никополя любой ценой. Гитлер утверждал, что без никопольского марганца производство стали в Германии прекратится. При этом фюрер ссылался на Шпеера, сказав, что три месяца назад ему пришлось прекратить производство вооружений из-за нехватки марганца. Между тем, как говорил Цейтцлер, немецким войскам под Никополем грозил новый Сталинград, если они не отступят.
Откликаясь на просьбу Цейтцлера, Шпеер провел совещание с руководителями сталелитейных компаний Рёхлингом и Роландом по вопросу о марганце. На основе полученных сведений Шпеер составил меморандум, который направил Цейтцлеру и Гитлеру. Из него следовало, что запасов марганца в Германии хватит на 12 месяцев. Но, в случае потери никопольского марганца, можно будет заменить марганец другими добавками, и тогда металлургическое производство будет продолжаться 18 месяцев.
Через два месяца после этого меморандума Шпеер прибыл в ставку Гитлера. Тот впервые заговорил с министром таким тоном, к которому Шпеер не привык: «Что за идея посылать начальнику штаба меморандум о положении с марганцем?» Шпеер старался успокоить Гитлера, сообщив, что ситуация не так уж плоха. В ответ он услыхал: «Вы вообще не смеете посылать начальнику штаба меморандумы. Если у вас есть какая-то информация, будьте добры пошлите ее мне. Вы поставили меня в невыносимое положение. Я приказал всем имеющимся силам сосредоточиться для обороны Никополя. Наконец, я получил причину, чтобы заставить группу армий сражаться! И тут Цейтцлер приходит с вашим меморандумом. Получается, что я обманщик! Если мы потеряем Никополь, это будет ваша вина. Я запрещаю вам раз и навсегда обращаться к кому бы то ни было, кроме меня! Вы понимаете это?! Я запрещаю!» Последние фразы Гитлер яростно выкрикивал.
Однако Шпеер направил новый меморандум Гитлеру, из которого опять следовало, что потребность в марганце не является наиболее критической для металлургической промышленности. Шпеер утверждал, что запасов марганца хватит на 19 месяцев. Хуже, писал министр, обстояло с запасами других важных ингредиентов для металлургического производства: вольфрама осталось на 10,6 месяцев, никеля – на 10 месяцев, молибдена – на 7,8 месяцев, кремния – на 6,4 месяца, хрома – на 5,6 месяцев. Шпеер пришел к выводу, что, если поступления хрома из Турции прекратятся, «придется остановить производство самолетов, танков, моторов, корпусов снарядов, подводных лодок и почти всей артиллерии… Это означало не больше и не меньше, что война закончится через десять месяцев после потери Балкан». Гитлеру не понравился новый меморандум Шпеера, и он никак его не прокомментировал.
У Шпеера возникали перепалки с Гитлером и по поводу восстановления военных заводов, разрушенных бомбардировками. Хотя немцы, как правило, сравнительно быстро восстанавливали разрушенные помещения, и производство возобновлялось, Гитлер требовал, чтобы оно было переведено в подземные бункеры. Шпеер говорил, что ни цемента, ни времени не хватит для сооружения таких подземных цехов. Он настаивал на том, чтобы строили больше истребителей для отражения налетов на германские города. Шпеер требовал, чтобы новые реактивные двигатели ставили на истребители, а не на бомбардировщики дальнего радиуса действия, как хотел Гитлер. «Цемент не защитит заводы, – утверждал министр. Гитлер был недоволен позицией министра и поручил строительство подземных заводов заместителю Шпеера Ксавиеру Доршу, который до этого занимался строительством на оккупированных территориях.
После ослабления позиций Шпеера, среди его подчиненных возникла интрига, направленная против него. Во главе интриганов стоял К. Дорш, тайный сотрудник гестапо и человек, связанный с Борманом. Однако попытки Шпеера добиться от Гитлера устранения из своего аппарата Дорша и его сторонников успеха не имели. На письма Шпеера Гитлер не отвечал.
Тем временем, Шпеер простудился во время командировки на никелевые предприятия в Петсамо (Печенга). Шпеер был направлен в госпиталь Красного Креста «Хохенлихен» на лечение под руководством доктора Гебхардта. Шпеер вспоминал: «Не зная этого, я отдал себя в руки врача, который был одним из ближайших друзей Генриха Гиммлера». Не сразу узнал Шпеер и того, что Гиммлер в это время стремился сотрудничать с Борманом.
Не сразу понял Шпеер и то, что к началу 1944 года его положение изменилось: «Я уже не был любимым министром Гитлера и одним из его возможных преемников. Несколько слов, которые нашептал Гитлеру Борман, и несколько недель болезни вывели меня из обращения».
А вскоре Шпееру сообщили, будто Гебхардт сказал, что, по мнению Гиммлера, министр вооружений стал опасен и его надо устранить. Затем жена Шпеера узнала, что Гитлер, ссылаясь на мнение Гебхардта, сказал, что министр вооружений в безнадежном состоянии и вряд ли поправится.
Однако Гитлер вернул благоволение к Шпееру. Последний же смирился с особым положением Дорша. Даже публикация в английской газете «Обсервер» от 9 апреля 1944 г., в которой заслуги Шпеера всячески превозносили, не была использована против него. Шпеер поспешил сам представить Гитлеру перевод статьи, в которой говорилось: «Шпеер является сейчас для Германии более важной фигурой, чем Гитлер, Гиммлер, Геринг, Геббельс и генералы. По сути, они лишь являются вспомогательными личностями для человека, который руководит гигантской машиной власти… Он олицетворяет успех «революции менеджеров». По словам Шпеера, ознакомившись со статьей, Гитлер «вернул ее мне без слов, но с выражением большого уважения».
Положение Шпеера вновь пошатнулось на первых порах после заговора 20 июля 1944 года. Хотя Шпеер не был участником заговора и даже оказался в министерстве пропаганды Геббельса в тот момент, когда войска, верные заговорщикам, окружили это здание, у него были тесные деловые контакты с Фроммом и другими заговорщиками. А вскоре в гестапо попал перечень членов будущего правительства, которое заговорщики намеревались создать после переворота. Шпеер должен был сохранить в нем свой пост.
Правда, на счастье Шпеера, против его фамилии стоял знак вопроса, и было сделано примечание о том, что с ним не беседовали на темы переворота и включении в новое правительство. К тому же к июлю 1944 г. военное производство Германии достигло наивысшей точки подъема. Правда, этот рост не отразился на увеличении военной мощи Германии. В своем выступлении на совещании гауляйтеров в Познани Шпеер говорил о том, что рост производства вооружений привел лишь к разбуханию складов в воинских частях. Услыхав это, Геббельс, участвовавший в совещании, выкрикнул с места: «Саботаж, саботаж!».
Положение Шпеера ненадолго укрепилось. По этой причине Шпеер постарался высвободить из застенков гестапо целый ряд лиц, с которыми он поддерживал хорошие отношения, в частности, генерала Шпейделя. Шпеер предотвратил аресты генералов Цейтцлера и Хейнрици, графа Шверина. Особо старался Шпеер остановить репрессии среди высших деятелей деловых кругов. Шпееру удалось уговорить шефа гестапо Кальтенбруннера не арестовывать руководителя сталелитейного концерна Фёглера, директора «АЭГ» Бюхнера, директора горного комбината «Гутенхофнуншютте» Рёша, а также промышленников Мейера, Стиннеса, Ханиеля, Рейтера, Майнена за «пораженческие разговоры».
Однако бурные события 20 июля 1944 г. и их последствия привели к переменам в расстановке сил в руководстве Третьего рейха. Возвышение Геббельса сопровождалось укреплением его связей с недавним противником – Борманом. Шпеер отмечал, что «Геббельс неожиданно стал вести себя не как министр правительства, а как партийный руководитель». По словам Шпеера, Геббельс при поддержке Бормана стал готовить широкий призыв в армию работников сферы производства вооружений. Поощряемые Борманом и Геббельсом гаулейтеры стали вмешиваться в производственную деятельность военных заводов.
20 сентября 1944 г. Шпеер направил Гитлеру жалобу на Геббельса и Бормана. Он возмущался тем, что они объявили его министерство «собранием реакционных капитанов промышленности», а может и откровенно «антипартийным». Шпеер потребовал прямого подчинения ему гаулейтеров и представителей аппарата Бормана по вопросам экономики в округах (гау). Однако следствием обращения Шпеера стало его подчинение Геббельсу как руководителю по тотальной мобилизации. Совершенно очевидно, что «любимый архитектор» Гитлера проигрывал в борьбе с более опытными политиканами Третьего рейха.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.