Еда

Еда

Праздничный стол был накрыт ко Дню Благодарения, в последний четверг ноября. Праздник это семейный, поэтому в город Сиэтл, к радушным хозяевам Дороти и Гордону, приехали с разных концов страны родственники: двое сыновей с женами и детьми и незамужняя дочь с бойфрендом. Меня пригласили в качестве экзотики: все-таки гость из далекой и мало им знакомой России.

Дороти для затравки разговора спросила меня: «А что вам тут знакомо? Какие из этих блюд русские ставят на свой стол в праздник?» Я оглядела стол. Он был богат. Я уже успела отметить скудость будничного рациона американцев и потому оценила приготовленное к торжеству вдвойне. В центре среди многочисленных блюд красовалась индейка. Очень большая, с аппетитной золотой корочкой. Я ее, конечно, узнала и, хотя птица эта появляется на российском столе нечасто, все-таки уверенно сказала:

– Ну, вот индейка у нас иногда на столе бывает, – и замолчала. К своему удивлению, среди десятков разнообразных яств я больше не могла найти ни одного знакомого. О чем я, к изумлению присутствующих, им и сообщила.

– Позвольте, – вступил в разговор старший сын, инженер. – Но я слышал, что в России любят картошку…

– Любят, – согласилась я, – но ее же здесь нет.

Тут весь стол воскликнул одновременно:

– Вот же она! – и несколько пальцев указали на что-то белое, воздушное, взбитое до густой пены.

Картофельное пюре? Но я никогда не встречала его в таком воздушном виде. И, кроме того, разве же это праздничное блюдо? Картофельное пюре с котлетами – куда уж более будничная еда. Здесь, однако, к этому взбитому чуду подавались еще соусы – грибной, мясной, овощной. И все вместе считалось вполне праздничным угощением.

– А это вам знакомо? – Дороти входила в азарт. Она пододвинула ко мне еще одну тарелку. На ней лежало нечто бурое, на вкус приятно сладкое.

– Ой, как вкусно! – воскликнула я. – А что это?

Стол дружно расхохотался. Это оказалась опять картошка. Но ее я не смогла бы распознать ни в каком виде, потому что это был картофель местного сорта, называется «красный».

Все. Больше я не узрела ничего знакомого. И лишь с любопытством слушала название кушаний: салаты из каштанов с сухим хлебом, из скуоши с грибами; клюквенное желе; кукурузная запеканка; киш – овощи, запеченные в тесте; тушеные брокколи; маринованная спаржа. Принесли десерт. Тут уж стало полегче: шоколадный торт, яблочный пай. Не совсем как у нас, но хотя бы с теми же составляющими. Однако и тут Дороти насладилась моим изумлением:

– Неужели русские не пекут морковный торт? А пирог из тыквы? Но ведь это же так вкусно!

И была просто потрясена, услышав про пирог с капустой и пирожки с мясом. Вывод же сделала совершенно неожиданный:

– Вот молодцы. Понимают, что лучше мясо и капуста, чем сладкая начинка: полезнее для здоровья.

Но все это безудержное гурманство – лишь по редким праздничным дням. В остальное время американцы едят мало и однообразно. Независимо от того, в каком доме мне подавали завтрак, меню было практически одинаковым.

На завтрак – сухие хлопья кукурузы, риса, пшеницы с обезжиренным молоком. Или разведенная кипятком мука из тех же зерен. Стакан сока – для взрослых чаще апельсинового или грейпфрутового, для детей – чаще яблочного. Или roll (маленькая булочка) и чашка кофе. Правда, в выходные завтрак выглядит несколько иначе и требует на приготовление больше времени. Это вафли с кленовым сиропом или омлет.

Тут требуются кое-какие пояснения. Обезжиренное молоко, так называемое skim milk… Помню, в детстве я гостила у няни в ее родной деревне. Няня приносила мне на ужин стакан парного молока. И показывала на две стеклянные банки: «Вот в этой, маленькой, сливки – будем из них делать сметану. А вон в той, большой – то, что осталось, – снятое молоко. Отава называется. Видишь, какое синее. Его людям нельзя, оно поросятам пойдет». Вот это-то синеватого оттенка, без единой жиринки «снятое молоко» и есть skim milk. Его пьют в чистом виде, что еще хоть как-то можно понять. Но его же добавляют в кофе, что, по-моему, совершенно бесполезно: ни цвет, ни вкус напитка от этого почти не меняются. Однако всякий культурный американец объяснит вам, что только skim milk, а не трех-, двух– и даже полуторапроцентное молоко сохранит вам фигуру и не прибавит столь нежеланных жиров. Что касается сока, то люди не очень богатые или просто очень занятые пьют его готовым. Но если есть деньги и время, сок делают тут же, перед едой, в соковыжималке, из натуральных фруктов.

В каждом американском доме непременно есть электрическая вафельница, на которой очень несложным способом выпекаются вафельные коржи: из коробки высыпается уже приготовленная сухая смесь, добавлением воды она превращается в жидкое тесто, которое заполняет форму. В ячейки этого еще горячего коржа заливается кленовый сироп. Нигде и никогда раньше не встречала я этого деликатеса – сиропа из кленового сока. В Америке он продается на каждом углу, есть в каждом доме и употребляется так же часто, как у нас мед. По вкусу он очень приятен, хотя и не похож ни на что. Только в последнее время кленовый сироп появился и у нас в России.

Интересно, что в русском языке слова lunch нет, как нет и такого понятия. Старые переводчики писали в русском эквиваленте «второй завтрак». Теперь оно не переводится вообще, так и идет калькой, как я пишу – ланч.

Попробуйте позвонить в какой-нибудь американский офис днем, когда на часах несколько минут после двенадцати. Вероятнее всего, вы услышите долгие гудки или автоответчик. Чиновник, профессор, брокер, редактор, менеджер – все на ланче. Как-то я принесла в московскую редакцию «Известий» статью на эту тему, и редактор, сам долго проработавший в Вашингтоне, укоризненно сказал: «Ну, это ты преувеличила. Уходят, конечно, на ланч многие. Но не все же!» Хорошо, соглашусь, не все. Но когда у тебя неотложный вопрос, который надо обсудить с банком, или с библиотекой, или с менеджментом, и ты дома хватаешься за трубку, а там не отвечает ни один телефон… И когда это происходит изо дня в день, тебе начинает казаться, что буквально вся Америка в этот час работает исключительно челюстями. Во всяком случае, это происходит в массовом порядке с секретарями. Кстати, по моим наблюдениям, секретарь в американском офисе больше чем просто секретарь. Это не только технический работник, но и компетентный помощник руководителя, максимально освобождающий того для творческой деятельности. Но сколько раз посередине важного для меня разговора милая секретарша – а они обычно все очень милы – буквально на полуслове обрывала разговор и со слегка виноватой улыбкой показывала на часы: полдень, время ланча.

Классическая еда в это время – сэндвич и кока-кола. Форма сэндвича пришла в Америку с первыми поселенцами. Тогда она, очевидно, была удобна и рациональна: два куска белого хлеба, проложенных ветчиной (курицей, индейкой), сыром, листьями салата, ломтиками помидоров, маринованного огурца, лука. И все это намазано горчицей или кетчупом. Но почему американцы сохраняют эту традицию сегодня – не могу понять. На мой взгляд, трудно придумать более громоздкую и неудобную форму еды, особенно клаб-сэндвич, в три-четыре слоя хлеба. Мне лично так и не удалось откусить от этого сооружения в ладонь высотой, сколько я ни пыталась примять его до состояния лепешки, как меня учили друзья-американцы. В конце концов, я плюнула на этикет и просто расслаивала сэндвич на бутерброды, с удовольствием поглощая каждый в отдельности.

Профессор Ирвин Уайл рассказал мне другую историю. В свой первый приезд в Москву, будучи тогда еще очень молодым человеком, он был приглашен в гости к знаменитому поэту Самуилу Маршаку. За столом перед ним лежали нарезанные кусочки мяса, сыра, соленые огурцы, салат и ломтики хлеба. Он взял кусочек хлеба. Положил на него слоями от всего, что было в тарелках. Накрыл все это сверху другим куском. И только тут поднял глаза на хозяев. Они застыли в изумлении. Сконфузившись, он быстро-быстро разложил всю еду обратно по тарелкам.

Однако ланч – это не просто еда, это социальное действо. Некий ритуал. Моя аспирантка Тони Морис сообщила мне, возбужденно блестя глазами:

– Пол пригласил меня на ланч.

Я за нее порадовалась – это уже кое-что значит. Некий знак внимания, интерес. Правда, не больше, чем просто интерес.

Но вот через три месяца парных хождений в кафетерий я увидела за столом Тони одну.

– А где Пол?

Она грустно вздохнула:

– Я больше не буду с ним встречаться: он несерьезно ко мне относится. Все ланч да ланч. Ни разу не пригласил меня на обед.

Обедом в Америке называется то, что по времени приближается к нашему ужину. Только очень раннему, в пять или шесть часов вечера (не позднее семи). Тот же редактор в «Известиях», которому не понравилось мое обобщение («В полдень в Америке все на ланче»), заметил, что если бы журналисты его редакции в Вашингтоне уходили на обед в такой ранний час, газета вообще не выходила бы. Конечно, конечно. И артисты, наверное, не могут себе позволить обедать в классическое для Америки время. И художники. И богемная публика. Но большинство американцев все-таки предпочитают к семи уже закончить вечернюю трапезу.

…Однажды меня пригласили погостить в город Норфолк, штат Вирджиния, в семью профессора Билла Уайна. Утром я наспех позавтракала булочкой и чашкой кофе, а в ланч не успела перекусить. Поэтому, когда я к восьми вечера подъезжала к дому Уайнов, я чувствовала сильный голод. И предвкушала ужин, то есть – по-американски – обед. Хозяева, профессор и его жена Кэт, одарили меня своими широченными американскими улыбками и предложили чего-нибудь выпить. Сок? Кока? Или – они игриво переглянулись – может быть, пива?

– Вы ведь из России, – заметил Билл. – Там, я слышал, употребляют много алкоголя.

Мне лень было объяснять, что пиво у меня на родине за алкоголь не считают. Я просто поблагодарила и отказалась. Жажда меня не мучила – мучил голод. Говорить об этом в первые же минуты знакомства я сочла неприличным и решила тихо дожидаться.

Билл отнес чемоданы в «мою» комнату, его жена показала мне «мою» ванную. Когда я оттуда вышла, они уже ждали меня в гостиной. Меня это насторожило: в гостиной обычно не едят. Тут только пьют холодные напитки, а для более содержательной еды переходят в столовую. Между тем началась легкая беседа, и я всячески напрягалась, чтобы ее поддерживать. Тем не менее усталость брала свое, так что вскоре Линда ее заметила.

– Билл, – воскликнула она, – гостья с дороги, она же устала. Не чает, наверное, бедняжка, как добраться до постели.

– Нет-нет, – испугалась я. – Я вовсе не хочу спать. («Хочу есть», – добавила я мысленно.)

– А мы, – продолжала его жена, – даже чаю ей с дороги не предложили. Хотите чаю?

Я поспешно закивала. К чаю же подадут что-нибудь пожевать.

Меня, наконец, пригласили в столовую. Хозяйка захлопотала. Положила на стол красивую подставочку из цветной керамики. Поставила на нее японскую чашку с блюдцем тонкого фарфора. Я оценила этот респект: чай или кофе здесь обычно подают в здоровых кружках с толстыми стенками. Вошел Билл. С сияющим лицом он осторожно нес в обеих руках глянцевую яркую коробочку. Поставил ее на стол и торжественно произнес:

– У вас сейчас будет большой выбор.

– Надеюсь чего-то съедобного! – чуть не воскликнула я.

Но хозяин уже опрокидывал на стол содержимое коробки. Это были… пакетики с растворимым чаем. Штук пятьдесят – и все разных марок. Мне понадобилась большая выдержка, чтобы сдержать стон. Не глядя, я взяла ближний пакетик, опустила его в чашку с кипятком. Чай оказался прекрасный – ароматный, густого янтарного цвета, приятный на вкус. Но для меня это уже значения не имело: к нему был подан кусочек лимона и сахар. Все.

После ночи со снами исключительно гастрономического содержания я, наконец, села за стол завтракать. И развеселившись, рассказала друзьям о своих вчерашних переживаниях. Обоих чуть не хватил кондрашка. Они принялись меня укорять за мою скрытность. Но что их ошеломило больше всего:

– У тебя не было обеда до восьми вечера? Это же невероятно!

Обед – самая поздняя еда. Слово «ужин» здесь употребляется редко (я слышала его только в Лос-Анджелесе, но тамошняя жизнь вообще больше похожа на европейскую). На обед обычно подают горячее – из мяса, птицы, рыбы; гарнир из тушеных овощей и салат из овощей свежих. При этом листья зеленого салата или капусты, стебли сельдерея, головки брокколи, грибы не режутся, или режутся очень крупно. Все это поливается соусом – их подается несколько, на выбор. Название соусам, как мне показалось, дается произвольно. Во всяком случае, когда я попробовала «русский соус», я не нашла в нем решительно никакого отечественного привкуса. Супы американцы едят редко, да и супом эти блюда можно назвать лишь условно. Скорее – пюре. Овощное, куриное, грибное. Меня всегда забавляет, как мои гости едят борщ, которым я их угощаю. Любая русская хозяйка знает, что в борщ кладется много чего – трав, специй, чеснока, приправ, чтобы придать хороший вкус супу, то есть его жидкой части. Американцы же тщательно отлавливали овощи, а жижу оставляли – очевидно, принимая ее за необязательный к употреблению соус.

Особенно забавно, когда мои американские подруги пытаются приготовить что-то по русскому рецепту. Профессор Мерилин Флин считает себя большим знатоком русской кухни. Однажды она пригласила друзей на «русский» обед. Коронным блюдом стола был борщ. Мерилин тщательно изучила рецепт в кулинарной книге. Наконец борщ был разлит по тарелкам. Прежде чем взять ложку, я внимательно следила за выражением лиц гостей. Wonderful, fine, delicious, – послышалось со всех сторон. Американцы – люди вежливые. Но мне было понятно, что родное мое блюдо никому не нравится. Ну ладно, получу уж тогда сама удовольствие. Я зачерпнула ложкой борщ… Господи, ну и гадость! Суп был сладок, как компот.

– Мерилин, почему у тебя борщ такой сладкий?

– Но я же положила в него мед, там так сказано.

Она притащила книжку и показала фразу: «Для вкуса можете добавить в кастрюлю чайную ложку меда».

– Ой, а я решила, что не в кастрюлю, а в каждую тарелку…

И еще один казус с русским блюдом. Энн, муниципальный работник в городке Бенедиктин, штат Иллинойс, пригласила меня на Рождество. Стол был уставлен разнообразной едой, и ее было много. Однако, как я уже сказала, обильное застолье в американской семье – явление исключительно праздничное. В обычные дни даже во время самой главной трапезы, вечернего обеда, подают преимущественно одно горячее блюдо, к нему салат. Потом кофе. Мне пришлось выслушать много обид от моих соотечественников на то, что их плохо принимали в Америке. «Когда Орлин с мужем были в Москве, – рассказывала мне одна известная активистка женского движения в России, Ольга, – я метала из холодильника кучу всякой еды. И так все семь дней, что они у меня жили. Когда же я приехала к ним в Вашингтон, Орлин поставила на стол макароны с соусом, салат и кофе с кексом. Еще выпили по бокалу вина. Потом, правда, было мороженое, но его принесла я». Мне пришлось убеждать Ольгу, что это не жадность и не пренебрежительное отношение к ней лично, а просто такая традиция – мало есть.

Так вот в городке Бенедиктин мы еще несколько дней поедали остатки с рождественского стола. А потом, в субботу, Энн решила пригласить в гости соседей.

– Давай поразим их русской экзотикой. Помоги мне сделать русский салат, – попросила она.

Я уставилась на нее в недоумении – первый раз услышала о таком блюде.

– Не знаешь? Ну, это не проблема.

Энн взяла толстую книгу «Кухни мира», нашла в оглавлении «салат по-русски», открыла нужную страницу. Соблазнительная фотография, напечатанная на целую страницу, что-то мне напомнила. Я стала читать рецепт: «Нарезать вареный картофель, соленые огурцы, лук, морковь, яблоко, добавить вареное мясо или курицу… залить майонезом». Позвольте, но это же оливье, то есть как бы салат по-французски. Энн посмотрела на меня с сомнением.

– Подожди, сейчас принесу другую книгу.

Эта называлась «Славянская кулинария». Я открыла главу «Русский салат» и прочитала: «Возьмите вареную картошку, огурцы, курицу… Залейте майонезом…» Так я узнала, что салат, известный у нас в качестве французского, за границей известен как национальный русский.

Я, конечно, с радостью согласилась помочь его приготовить. Энн, отведав, пришла в восторг. Когда гости уселись за стол, она вынесла его из кухни в большой салатнице и стала накладывать каждому по приличной порции.

– Энн, он же очень сытный, – шепнула я. – Для другой еды места не останется.

Она как-то странно на меня посмотрела и вместо того, чтобы последовать совету, энергично обратилась к гостям:

– Берите, берите, он очень вкусный.

Я с опаской ждала, как малоежки-американцы станут после таких порций есть мясо, или индейку, или рыбу – не знаю, что там Энн еще приготовила. Я никак не могла предположить, каково будет продолжение этой субботней трапезы. Энн убрала тарелки, салатницу и поставила на стол чашки для кофе. Ужин был окончен.

Когда гости разошлись, я стала объяснять, что оливье – лишь один из нескольких салатов и подается только в качестве закуски, а за ним следует суп, если это обед, или горячее блюдо, если это ужин. Она очень удивилась:

– Но там же так много питательного – и картофель, и мясо, и овощи…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.