Городской работник

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Городской работник

Самая низшая социальная организация, в которой можно обнаружить какой-то разумный порядок, – это гильдия, система, возросшая на прямодушии старого общества, которое начал медленно разъедать новый индустриализм. Каждый мастер когда-то был подмастерьем. Каждый подмастерье мог надеяться стать мастером. Каждая гильдия была эксклюзивной, то есть существовала для работников определенного рода занятий – пекарей, кожевенников, скорняков, золотых дел мастеров, – защищая их от нападок и вмешательства со стороны и поддерживая строгий порядок внутри гильдии. Эта система была столь могущественной, что члена гильдии, нарушившего закон, призывали держать ответ перед мэром в Собрание гильдий, а не ко двору монарха. Гильдии долго и упорно боролись за свои права. Они не поддерживали нелепых идей насчет свободы торговли и ремесел, но самым своим существованием создавали и утверждали монополии, ревниво оберегая для своих право на производство и продажу конкретных товаров. Прием подмастерьев тщательно контролировали. Ведь если число членов любой гильдии перерастало возможности местности их прокормить, то падали доходы всех членов гильдии. Сын полноправного горожанина всегда мог рассчитывать на прием в гильдию, иногда даже без платы за обучение, а дети неполноправных горожан должны были заплатить за обучение и принимались в гильдию, только когда появлялась вакансия.

Ограничение числа подмастерьев требовалось не только для того, чтобы обеспечить стабильный, пусть ограниченный приток мастеров, но и ради гарантии того, что мастер не возьмет больше учеников, чем сумеет проконтролировать. Гильдии прекрасно сознавали, что ценой за их монополию была обязанность соблюдать высочайшее качество изделий. Таким образом, институт подмастерьев был средством тщательного обучения человека всем секретам ремесла (см. рис. 41).

Рис. 41. Подмастерье изготовителя упряжи за работой

Для пылкого юноши ученичество было периодом нудным и тяжким. Контракт не имел права разорвать ни он, ни мастер. Во время обучения он не получал никакой платы, а длиться оно могло до двенадцати лет. Он находился всецело под властью мастера. Со своей стороны мастер принимал юношу в дом, обеспечивал всем необходимым, наказывал, когда требовалось, и в конце срока выплачивал ему оговоренную сумму. По завершении обучения юноша становился наемником, то есть ремесленником, работающим по найму. Он волен был работать на тех, кому нравились его изделия. Формально наемник был поденщиком, то есть его нанимали на день, откуда и пошло это прозвание. Некоторые ремесла требовали долгого процесса работы (например, ткачество) (см. рис. 45). Тогда его нанимали на нужный срок – будь то неделя или год. Обычно поденщики, ищущие работу, собирались в каком-то публичном месте в определенное время. Такая практика больше напоминала рынок рабов, чем найм свободных людей, но она же защищала работников. Соглашение между хозяином и работником заключалось под зорким оком других ремесленников, и это гарантировало, что никому не заплатят жалованье меньше минимума. Мастера также одобряли эту практику, потому что она предотвращала найм по дешевке, что позволило бы такому мастеру-хитрецу продавать изделия по цене более низкой, чем у соперников. Рабочий день длился буквально день (с 5 утра и до 8 вечера) в период с марта по сентябрь и с восхода до заката зимой. Около 9 часов утра людям обычно давали полчаса на завтрак и полтора часа на обед после полудня. Поденщик мог всю жизнь оставаться таким «почасовиком» и часто так и поступал. Однако ему была открыта дорога и в мастера. Для этого он должен был выдержать экзамен и представить свой «шедевр», то есть изготовленное им изделие, которое удовлетворяло бы суровым требованиям экзаменаторов (см. рис. 42).

Рис. 42. Каменщик-поденщик и плотник держат экзамен для вступления в гильдию перед гильдейским старшиной

Сегодня слово «шедевр» обозначает высокохудожественную работу, но этому определению отвечают и безукоризненно исполненное в соответствии с требованиями ремесла изделие кожевенника, и четкая правильная разделка туши мясником. Удовлетворив экзаменаторов, поденщик мог открыть собственную лавку и завести своих подмастерьев и поденщиков. Иногда он продолжал работать бок о бок с нанятыми работниками. Однако известно, что многие богатые мастера удалялись от дел, оставаясь просто главными ремесленниками, маленькими независимыми хозяевами, с двумя-тремя наемниками. Они-то и производили большую часть нужных для цивилизации товаров.

Эта система начала разрушаться в XVI веке. Ее ослабляло изнутри близорукое себялюбие ремесленников-мастеров. Вступление поденщиков в гильдию зависело от них, поэтому было очень просто порадеть любимому племяннику, сыну или родичу друга. Для него экзамен был пустой формальностью, в то время как для других он становился все более и более суровым испытанием. Число людей, принужденных оставаться поденщиками, возрастало, формируя и предвосхищая рабочий класс XIX и ХХ веков. Французское правительство, больше других стремившееся держать под контролем все детали жизни работников, предпринимало некоторые усилия, чтобы остановить этот процесс. Было предписано, чтобы изготовление образцового изделия занимало не более трех месяцев и поденщик мог апеллировать к жюри, назначаемому судьей. Однако по мере того как процесс изготовления товаров усложнялся, а производства разрастались, простому человеку становилось все труднее находить начальный капитал для открытия своего дела. Сами гильдии теряли независимость, так что мастера-драпировщики становились служащими ткачей, а печатники оказывались зависимы от книгопродавцев. Маленькие гильдии боролись, упрямо сопротивляясь разделению труда, являющемуся основой современной промышленности. Некоторые сознавали необходимость объединения взаимосвязанных ремесел и позволяли своим членам быть одновременно и членами других гильдий. Однако изготовление шедевра по-прежнему оставалось финальным испытанием, и претендент на звание мастера должен был осуществить все стадии работы. «Будущему шляпнику предоставляли фунт шерсти и другое сырье, и он должен был предъявить в конце законченную шляпу, окрашенную и отделанную бархатом. Он должен был все сделать сам: от валяния сукна до прикрепления перьев к готовому изделию».

Рис. 43. Первая стадия производства шерсти: стрижка овец

Рис. 44. Следующая стадия производства шерсти: прядение. Осуществлялось в домашних условиях

Становилось очевидным, что такой метод работы – лишняя трата времени и материалов, а конечный товар получается гораздо дороже, чем нужно. В огромном шерстяном производстве давно это поняли и подали пример, за которым последовали другие. Шерсть была общепринятым материалом. Во всех странах, у всех сословий шерстяные вещи составляли большую часть гардероба. Это давало стабильную занятость тысячам людей, от пастуха, ухаживающего за овцами, до портного, который шил одежду. Но природа этого материала была такова, что невозможно было одному человеку лично контролировать все процессы от начала и до конца. Портной зависел от ткача, ткач от прядильщика (см. рис. 44), прядильщик от стригаля (см. рис. 43), и на каждой стадии были еще вспомогательные процессы, из которых самым важным было крашение.

В конце Средних веков одним из крупнейших центров производства шерстяных тканей была Флоренция, там эту отрасль делили между собой две гильдии: Арте-делла-Лана и Калимала. Первая производила ткань, а вторая делала завершающую обработку перед продажей. С течением времени Арте-делла-Лана преобразилась в гильдию маклеров, прочесывающих весь континент в поисках сырья и нанимавших сотни работников для производства ткани-сырца, причем большинство из них работало на дому. Калимала красила шерсть – дорогая и тонкая операция, в которой флорентийцы достигли необычайного искусства. Потребность в их продукции не иссякала до конца XV столетия, когда в игру вступила окрепшая шерстоткацкая промышленность Англии. А до тех пор именно на работе Калималы строились великие флорентийские состояния.

Рис. 45. Производство шерстяных тканей: ткачество. Эта стадия производства сформировала одну из трех главных гильдий шерстяной промышленности

Три основные элемента производства шерсти – ткачество (см. рис. 45), сукноваляние и крашение – были организованы в гильдии ремесленников, но такие простые подготовительные операции с сырцовой шерстью, как, например, чесание и прядение, можно было делать на дому, на временной основе. Да и трудно было бы организовать их иначе. Сырцовая шерсть после стрижки, естественно, попадала в руки жены крестьянина. Первоначально она пряла шерсть для своих нужд, но потребность росла, увеличивалось соответственно поступление шерсти, и подготовка шерсти к ткачеству стала своеобразным домашним промыслом. Это устраивало крестьянина, потому что позволяло немного заработать, и было удобно богачам, державшим в кулаке производство шерсти. Их накладные расходы становились ниже, и, в отсутствие организованной рабочей силы, они могли платить за это сколько хотят. Однако такое положение дел совершенно не удовлетворяло городских рабочих, видевших, что их тщательно продуманная устоявшаяся система соглашений, соотносившая цену товара с платой за труд, подрывается, не говоря уже о том, что они лишаются работы. Их протесты часто принимали форму физического насилия, когда отряды городских работников совершали набеги на окружающие деревни, разбивали чаны для краски, рвали ткани и пытались всячески запугать своих соперников. Но крестьянам были нужны деньги, портным ткани, и некогда гордые гильдии вынуждены были склониться перед неизбежным. Некоторые сохраняли независимость, но главным образом за счет своих коллег. Большинство работников превратилось в поденщиков, которых стало слишком много, чтобы торговаться с хозяевами, так что им тоже пришлось принять те расценки, которые платили богатые мастера.

У системы гильдий было множество недостатков. Более богатые гильдии властвовали над более бедными и даже норовили не допускать их в органы муниципального управления. В итальянских городах трения между гильдиями длились постоянно, перерастая из простого соперничества в кровавые схватки, причем более крупные прилагали все усилия, чтобы их положение оставалось неизменным. В целом гильдии процветали в городах богатых, а города бедные и сельские местности ими игнорировались. Они как само собой разумеющееся осуществляли контроль над своими членами, причем в таких формах, к которым нынешние, даже самые тиранические, профсоюзы не рискнули бы прибегнуть и в чрезвычайных ситуациях. И все же, со всеми своими недостатками, они поддерживали сплоченность общества, а когда они исчезли, разверзлась пропасть между немногими и многими, между нанимателем и нанимаемым. В Европе появился новый класс: бездомные, безземельные, безработные бродяги (см. рис. 46), «крепкие нищие», которые при иных обстоятельствах были бы крепкими работниками.

Рис. 46. Бродяги. Из «Корабля дураков» Баркли. 1509 г.

Они объявились в большом количестве на севере, особенно в Англии. Причин было несколько. Истребление монастырей не только разрушило прибежища истинных бедняков (а также лентяев), но и отняло источник дохода у громадного числа людей. Эти огромные структуры были крупнее многих примыкающих и работающих на них деревень, и ведение хозяйства в них поглощало существенную часть имеющейся рабочей силы. Но самую большую долю составляли жертвы новых с размахом проводившихся в жизнь способов производства, что в сельской местности выражалось в «огораживании», то есть отъеме, общественных земель. Крестьяне, согнанные с места, принужденные стать поденщиками (если для них вообще находилась какая-то работа), повторяли судьбу униженных, опустившихся городских ремесленников. Власти, то ли игнорируя истинные причины, то ли не понимая их, обращались с крепкими нищими словно с преступниками. Некоторую заботу о них проявляли, но делали это, из принципа, таким отвратительным образом, что человек предпочитал бродяжить и голодать, а то и превращался в настоящего преступника.

Сам интеллектуальный дух Ренессанса стал трагической причиной деградации простого работника. Раньше образование, пусть не слишком обширное, было доступным для всех классов. То есть существовало, по крайней мере, равенство в невежестве. Новые методы образования потребовали специализации: в основе ее лежали греческий и латынь, а целью стало глубокое изучение давно умершей цивилизации. Ни один рабочий не мог и надеяться прикоснуться даже к краешку этого прекрасного нового мира воспарившего разума.

«Лишь люди благородного происхождения могут обрести совершенство. Бедняки, те, кто работает руками и не имеет времени развивать свой ум, не способны на это». Так объявил Лоренцо ди Медичи, великий покровитель искусств. Утверждение грубое и точное, выражающее отношение верхов к низам. Впрочем, бывали исключения. Люди выдающегося таланта, будь то художники или купцы, могли подняться в верхние слои общества, но, перейдя черту, они полностью отделялись от своих корней и тем лишь поддерживали социальный разрыв. Художник становился выше ремесленника, хотя ранее они находились в одном ранге. Прославившиеся во всей Европе живописцы, скульпторы и архитекторы вышли из тех же скромных мастерских, где учились ремеслу маляры и каменщики. Но если одних привечали принцы, то другие уходили глубже во мрак безвестности, их умения и знания становились все уже, а жизнь скуднее. Платой за красоту памятников эпохи Возрождения оказалось тоскливое убожество промышленных городов XIX века. Художнику по-прежнему приходилось быть и хорошим ремесленником, но ремесленнику не было нужды оставаться художником, а ведь именно он в конечном итоге построил эти каменные трущобы промышленных городов и произвел всю их обстановку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.