До прибытия норманнов

До прибытия норманнов

Мы не знаем, кто первым увидел берега Исландии и что занесло его в эти края – желание расширить торговые горизонты, божественное вдохновение или же просто мощный ураган… Но он был храбрым человеком, а может быть, просто невезучим, и произошло это знаменательное событие несчетное количество лет назад.

Норманны впервые совершили плавание вокруг острова в 860 году (как известно из летописей). Лодки ирландских отшельников достигли его юго-восточного побережья в конце VIII столетия. Но вполне возможно, что история Исландии начинается задолго до этого времени. За последние тридцать лет мы узнали, что жажда познания заставляла древних мореходов пускаться в такие путешествия, которые показались бы совершенно немыслимыми историкам XIX столетия. И это утверждение справедливо как для Северного полушария, так и для Южного – для Атлантического и Тихого океанов. За 2500 лет до нашей эры, а может быть, и еще раньше, именно море было главным связующим звеном между людьми, так что, например, погребальный ритуал людей эпохи мегалита, проживавших на территории Испании, Португалии и Франции, распространился по морю на западные острова и полуострова, а оттуда – на север через Ирландское море и Пентландский залив. С тех пор западные морские пути нередко посещались различными кораблями. Жажда выгоды или политика неизменно влекли людей по однажды проторенным маршрутам, как то было с финикийцами, плававшими в Африку, и бристольскими купцами, которые вели в XV веке незаконную торговлю с Гренландией. Сведения об этих странах и ведущих к ним путях не выветрились из людской памяти. Кто-то знал, а кто-то предполагал, что где-то далеко в океанских просторах лежит обетованная земля, страна Вечной Молодости, желанное пристанище, место, богатое промысловой рыбой. Поэтому нет ничего невозможного в том, что греческий астроном, математик и географ Пифей приобрел во время своего пребывания в Британии немало сведений о мифической стране под названием Туле.

К сожалению, до нас не дошли сочинения самого Пифея, в которых тот рассказал о своем путешествии к Британским островам и дальше на север (330–300 гг. до н. э.). Взамен этого мы должны довольствоваться отрывками сведений, нередко противоречащих друг другу. Эта информация поступила к нам от всевозможных посредников, которые, в свою очередь, черпали сведения у поздних греческих географов. Именно таким невероятным путем до нас впервые дошло название Туле. Не стоит, однако, думать, что под Туле Пифей имел в виду страну, ныне известную как Исландия. Туле находился в 6 милях плавания к северу от Британии (Страбон и Плиний), а проплыв еще один день на север, можно было встретить замерзший океан (Плиний). Во время летнего солнцестояния солнце там можно было видеть в течение всех суток (Клеомед), а если и наступала ночь, то очень короткая: в одних местах она длилась два часа, в других – три (Гемин). Все это, безусловно, характерно для Исландии. Но Пифей говорит о Туле как о стране, населенной варварами, и сообщает о них весьма достоверные сведения. Так, по словам Пифея, у варваров очень мало домашних животных, а питаются они в основном просом, кореньями, а также небольшим количеством фруктов. Те, у кого есть зерно и мед, делают из них напиток. После того как зерно сжато, его складывают в большие крытые помещения и там молотят, поскольку холодный климат и обильные дожди не позволяют этого делать на открытом воздухе. Современным археологам ничего неизвестно о подобных поселениях в Исландии, да и то немногое, что мы знаем о похолодании в Северном полушарии во времена Пифея, делает сближение мифической Туле с Исландией еще менее вероятной. Гораздо больше оснований считать таким «крайним севером» западное побережье Норвегии. Не исключена также вероятность того, что это были Шетландские или даже Оркнейские острова. Если верить Страбону, Пифей утверждал, что в этих широтах земля, море и воздух состоят не из различных элементов, но вследствие замерзания являют собою некое смешение всех трех материй, из-за чего по морю невозможно плавать на кораблях. Это Пифей видел собственными глазами. Но что именно он видел – густой туман и рыхлый губчатый лед (так называемую шугу) или же просто некоторый фантом, порожденный воздействием на человеческое воображение сумеречного субарктического дня, – этого нам не дано знать. На этом наши сведения о стране Туле обрываются, и Исландия так и не входит в исторические летописи того времени.

Но если не финикийцы и не греки, то, возможно, римляне достигли первыми берегов Исландии. Наиболее вероятным периодом для подобных открытий был период контроля Каравзия над Британией – либо как наместника Нижних земель, либо как властителя Британии (около 286–293 гг. н. э.). Но мы не располагаем никакими литературными свидетельствами относительно такого открытия, а археологические находки слишком скудны и недостоверны: всего лишь три римские медные монеты периода 270–305 годов н. э. (эти даты охватывают период правления императоров, изображенных на монетах). Две из них были найдены у Брагдарвеллира в Хамарсфьорде, а еще одна – в округе Гвальнес в Лоне (все три – в юго-восточном углу острова). И именно эта область являлась наиболее вероятной пристанью для приплывавших с юга кораблей. Но вряд ли мы можем утверждать, что столь мелкие монеты (к тому же в таком ничтожном количестве) были привезены в Исландию своими первоначальными владельцами – будь то римляне или шотландцы. Скорее всего, их завезли на остров норманны, прихватившие их где-то за границей: либо как часть добычи, либо как сувенир на память или же по какой-либо иной, столь же достоверной причине. Во всяком случае, если какой-либо римский корабль и заплывал так далеко на север – намеренно или волей случая, – не существует никаких свидетельств о его возвращении, и эти три монеты – единственная память о таком путешествии и (если мы взвесим опасности океана и суровость исландского климата) о команде этого корабля.

Тем временем многочисленные корабли продолжали бороздить морские пути на западе. На смену людям эпохи мегалита пришли кельтские завоеватели бронзового века, путешествовавшие как по морю, так и по суше. В течение следующего тысячелетия существовал непрерывный торговый и культурный обмен между континентами и островами западной Британии, пока, наконец, в начале эпохи раннего христианства миссионерский пыл кельтских святых не соединил в единое культурное целое Ирландию и Британию, Корнуолл, Уэльс и Стратклайд. В V и VI веках н. э. лишь благодаря этим западным путям народы Британии и Ирландии могли поддерживать связь с остатками римской цивилизации в Галлии и Западном Средиземноморье. Мореходство процветало во все века, так что когда ирландские святые и пилигримы начали подыскивать еще более уединенные и удаленные острова, то в их распоряжении оказались превосходно снаряженные корабли и практически неисчерпаемый опыт морских путешествий. Лодки ирландцев были сделаны из дерева, которое обтягивалось шкурами (кориа). Среди них были и совсем маленькие, сооруженные из двух с половиной шкур. Именно на подобной лодке три ирландских пилигрима прибыли в 891 году в Англию с визитом к королю Альфреду. Другие суда были гораздо больших размеров, так что на каждом могло уместиться по меньшей мере два десятка человек с личным имуществом и провизией. На таких кораблях ирландцы из монастырей Арана, Бангора, Клонферта и Клонмэкнойса на веслах и под парусами доплывали до британского побережья, а оттуда направляли свои суда в Северную Атлантику. Между Шотландией и Оркнейскими островами лежит узкий пролив, который нередко посещают штормовые ветры и ураганы. Все эти опасности нимало не смущали ирландских мореплавателей, хотя порой бурное море разбивало их корабли в щепки. От Оркнейских островов до Шетландских им надо было проплыть 50 миль и еще 200 миль – от Шетландских до Фарерских островов. Отсюда до Исландии оставалось еще около 240 миль, тогда как по прямой – от мыса Малин на севере Ирландии – им пришлось бы преодолеть не менее 600 миль. И все же дальнейшее проникновение на север было неизбежным, особенно если учесть известный эффект северной фата морганы, легко сокращающей то расстояние, на котором обнадеженному путешественнику становится видна земля. Не так-то легко бывает отделить истину от вымысла в жизнеописаниях кельтских святых, тем более если эти святые – ирландцы. И это не может не вызывать у нас сожаления, поскольку в их «Имраме» (историях путешествий) встречаются описания, по-видимому отражающие опыт пребывания в северных широтах, – как, например, киты, выпускающие фонтаны воды, и извержения вулканов. Никакие испытания не были чрезмерны для тех, кто искал уединенного пристанища, хотя тем, кто в конце концов нашел его – в пещерах и хижинах отдаленных островов, – оставались лишь молитва, одиночество и суровая аскеза.

Неумолчный вопль, возносящийся к облачным небесам,

Искренняя и благочестивая исповедь, потоки истовых слез.

Холодная и жесткая постель, подобная ложу осужденного,

Краткий тревожный сон и горькие рыдания до рассвета…

Один в своей маленькой хижине, совершенно один,

Сам я пришел в этот мир и сам уйду из него.

Другие стихи звучат более оптимистично – как, например, строки из анонимной поэмы XII столетия, найденной в хижине отшельника на острове Святого Колумбы:

Как радостно мне находиться в глубине острова,

С вершины скалы мне виден безбрежный моря простор.

Там я могу наблюдать пестрые стаи птиц

Над океаном и видеть могучих китов – величайшее

из чудес.

Я могу наблюдать за сменой его приливов и отливов;

И теперь меня могли бы называть «человек, навсегда

покинувший Ирландию».

Для большинства этих преданных Богу людей «путешествовать во имя Христа» означало невозможность возвращения домой. Во имя Господа они принимали голодную или насильственную смерть, а также все опасности, подстерегающие их на земле и на море. Быть паломником означало полное и безоговорочное самоотречение[1].

Наиболее известная из ирландских «Имрама» и ближе всего связанная с историей Исландии – это легенда, повествующая о путешествиях Святого Брендана.

Однажды святой и его спутники во время плавания по морю увидели к северу от себя высокую гору, вершина которой была окутана клубами дыма. Когда же их корабль поднесло еще ближе к острову, они обнаружили берег столь высокий и крутой, что едва смогли разглядеть его верхний край. И эта похожая на стену скала пылала, как угли. На берегу они, по воле обитавших здесь духов зла, потеряли одного из своих товарищей. Когда же наконец, благодаря божественному соизволению, они смогли отплыть прочь, то, оглянувшись назад, увидели, что гора теперь была свободна от дыма – она то выплевывала пламя к небесам, то втягивала его назад, и вся поверхность горы от вершины до самого моря была подобна пылающей стене огня. Все это описание напоминает извержение вулкана возле южного побережья гористого острова.

Но и в Средиземноморье было немало своих вулканов, описания которых нередко встречаются в классической литературе, так что мы все-таки не можем быть до конца уверены в подлинности описанного в «Имраме». По сути, для того, чтобы быть полностью уверенными в том, что ирландские монахи не только знали об Исландии, но и жили там за шестьдесят – семьдесят лет до прихода норманнов, нам следует обратиться не к чудесным историям об ирландских святых, и даже не к свидетельству Беды[2] (текст которого сильно напоминает историю Пифея), повествующего о том, что в шести днях плавания к северу от Британии находится остров под названием Туле, где в течение нескольких летних дней солнце не опускается за горизонт. Прежде всего нам стоило бы обратить внимание на трезвое свидетельство ирландского монаха Дикуила, написавшего в 825 году н. э. Liber de Mensura Orbis Terrae. В этой книге он излагает информацию об островах, лежащих к северу от Британии, которую ему сообщили священники, опиравшиеся отнюдь не на слухи, а на точные и непосредственные знания.

«Вокруг нашего острова Ирландия [говорит Дикуил] лежит множество островов; одни из них – маленькие, другие – совсем крошечные. Напротив побережья Британии также находятся многочисленные острова: есть среди них большие, есть маленькие, а есть и средние. Часть островов лежит к югу от Британии, а часть – к западу. Но больше всего островов находится в северном и северо-западном направлении. На одном из таких островов я жил, другие посещал, третьи видел, а о четвертых читал…

Прошло уже тридцать лет с тех пор, как священники [clerici], жившие на этом острове [то есть Туле] с первых чисел февраля до начала августа, рассказали мне, что не только во время летнего солнцестояния, но также в течение целого ряда дней до и после него солнце садится по вечерам как бы за небольшой холм, так что полной темноты тогда практически не бывает. Но что бы человек ни пожелал сделать (даже вытрясти вшей из своей рубахи), он легко может выполнить это – совсем как при дневном свете. А если в это время подняться на высокую гору, то солнце так и не скроется из ваших глаз…

Ошибаются те, кто пишет, что море вокруг острова сковано льдом и что от весеннего до осеннего равноденствия там один нескончаемый день, и наоборот – постоянная ночь от осеннего до весеннего равноденствия. Те, кто отправился туда в период сильнейших холодов, без труда доплыли до самого острова и затем жили там, наслаждаясь обычной сменой дня и ночи – за исключением периода летнего солнцестояния. Но проплыв всего один день на север от острова, они обнаружили замерзшее море»[3].

Принимали ли эти священники участие в первом путешествии к острову, как то было во времена Пифея и Плиния? Или же они являлись той частью отшельников, которая искала уединения на Туле, по свидетельству автора De Ratione Temporum (если только мы согласимся с мнением, что Туле Беды и Дикуила – это одно и то же место)? Как много их было, этих отшельников? И как нам следует отнестись к точной датировке их пребывания на острове с первого дня ирландской весны до первого дня ирландской осени? Но какими бы ни были наши ответы, они вряд ли смогут поколебать уверенность в том, что к концу VIII столетия ирландцы (в том числе ирландские священники) достигли берегов Исландии, где они проводили более теплое время года и наблюдали такое явление, как полуночное солнце. И этого вывода будет вполне достаточно для констатации самого факта существования донорманнского этапа исландской истории.

Теперь нам следует обратиться к исландским и норвежским источникам информации: «Ислендингабок» и «Ланднамабок», равно как и к «Истории Норвегии» Теодрикуса, которые сообщают, что, когда первые норманнские путешественники прибыли в Исландию, там уже проживали ирландские поселенцы – христиане, отвергшие соседство с язычниками и потому покинувшие остров. После них остались ирландские книги (точнее сказать, религиозные книги на латинском языке, написанные при помощи ирландского алфавита), колокола и прочие культовые предметы, по которым были установлены их национальность и характер их веры. Среди ирландских поселенцев были «папар» (единственное число «папи», ирландское «паб(б)а», «поб(б)а – от лат. «папа») – монахи и отшельники. Исходя из ряда названий исландских территорий, можно сделать вывод, что поселения этих людей располагались на большей части юго-восточного побережья Исландии – особенно между островами Папей и Папос в Лоне. Гораздо западнее этих мест, за ледяными отрогами Ватнайокула и безжизненными песками Скейдары, в живописной и плодородной области Сиды, в местечке под названием Киркьюбер, находился монастырь ирландских христиан. Столь велика была святость этого места, что никому из язычников не разрешалось селиться там. Первым здесь обосновался Кетиль, прозванный соплеменниками Безумным за то, что он был христианином. Кетиль был норманном с Гебридских островов и внуком великого Кетиля Плосконосого. Позднее Хильдир Эйстейнссон решил доказать, что и язычник может жить в Киркью-бере, но как только он пересек границу заповедного места, на него обрушился Божий гнев и он замертво упал на землю.

Нам ничего неизвестно о хозяйстве этих монахов. Те пещеры, кельи, дома и коровники, которые прежде считались их имуществом, были построены (как это выяснилось в последнее время) в более поздние века. Ничего неизвестно и о том, преуспели ли эти монахи в выращивании каких-либо злаков, но вполне вероятно, что с Фарерских островов они привозили в Исландию домашний скот, чтобы обеспечить себя молоком и шерстью.

Разумеется, все они занимались ловлей рыбы, и их было очень мало – не более ста человек на всю территорию. Но сказав это немногое, мы фактически охватили все, что известно нам о жизни ирландских монахов на острове. Мы так и не знаем, как завершилось это недолговременное христианское проникновение на Север. Были ли эти монахи отшельниками, или же название «Пап(п)и-ли» указывает на наличие целого монастыря? Постигла ли их всех одна и та же участь, и какой именно она была? «Позднее они ушли прочь (?eir f?ru si?an ? braut)» – лаконичная, ничего не проясняющая эпитафия. И как они решились оставить на острове ценные книги, свою церковь, ручные колокола и прочее имущество? Либо их уход был внезапным, и они покинули остров так же, как и прибыли сюда: в тех же самых лодках, которые некогда доставили их в Исландию; либо же все эти предметы попали в руки норманнов после бегства ирландских поселенцев в глубины острова, изобилующего скалами, льдом и смертельно опасными потоками лавы. Но вряд ли у кого-то монахи и ирландцы ассоциируются с бегством от опасности. В любом случае дни этой маленькой общины, все члены которой дали обет целомудрия и воздержания, были изначально сочтены.

Лишь одним-единственным способом они и им подобные могли оказать влияние на историю Исландии. Ирландские монахи открыли Фарерские острова около 700 года н. э. и жили там примерно до 820 года. В это время на острова прибыл первый норманнский поселенец Грим Камбан, который, вероятно, вытеснил ирландцев из Судеро. С тех пор его прозвище связывают с ирландским «камм» – кривой или согнутый. Вопреки свидетельству Фарерской саги Грим Камбан, скорее всего, прибыл туда не прямо из Норвегии, а добирался через Ирландию или Гебридские острова. Не исключено также, что и сам он был христианином. Приплывшие вслед за ним норманнские пираты очень быстро установили контроль над всеми островами. Но, несмотря на утверждение Дикуила, что с тех пор с Фарерских островов исчезли все отшельники, некоторые из них, видимо, оставались там еще какое-то время. И те знания, которыми они располагали, заставили многих задуматься об Исландии. Равным образом известия об исландских отшельниках должны были распространиться по территории Ирландии и Шотландии, Оркнейских и Шетландских островов, а также по самым отдаленным районам Гебридских островов. Так что норманнские иммигранты, торговцы, пираты и искатели приключений – все, кто известен нам под общим названием «викинги», – могли обрести все необходимые сведения о новой земле, чтобы отправиться на ее поиски в эту часть Северной Атлантики.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.