2. В степи Азии
2. В степи Азии
Приготовления к путешествию. Монгольский учёный прибывает в Будапешт. Неожиданное приглашение. Сколько имел денег Шандор Кёрёши Цсома, когда отправился в Азию? Немного осложнений с багажом в Москве. Сколько потребуется времени, чтобы обойти Монголию?
В понедельник, 8 апреля 1957 года, я записал в мой дневник, который верно сопровождал меня в течение всей дороги: «Сегодня я получил первую предохранительную прививку, имею паспорт и деньги. Если только какой-нибудь случай не изменит наших намерений, то выезжаем. Первая вещь, которая приходит мне в голову, это цель моего выезда. Зачем еду?».
Издавна захватывает меня вопрос, который в истории человечества принимается во внимание как важный узловой пункт. Если проникнуть взглядом 5–6 тысяч лет известной нам истории, можно заметить, что первые великие культуры создавали люди оседлые в долинах рек. Великие классические древние культуры возникли в Египте, Месопотамии, а также в долине Инда и в богатых окрестностях китайских рек. Даже колыбель государства Инков и Ацтеков находим в долинах рек. Те страны на реках создали менее или более независимо друг от друга, но часто одновременно земледелие, опирающееся на наводнения. Создали развитые для того времени производственные отношения. Причина этого кроется в высокой степени культуры, письменности, развитом искусстве и технике. Однако в какой-то момент доходят они до определённого предела в развитии, противоречия в них обостряются до максимума и, если в это самое время жизнь приречных культур нарушит какой-нибудь кочевой народе, не смогут они защититься от его массовых атак. Тогда оседлые племена будут завоёваны.
После значительного уничтожения производительных сил, если покорение продолжается, завоеватели перенимают результаты достижений завоёванных во всех отраслях и, не сразу, в результате многолетнего процесса достигают высшей степени развития от того, каким обладали в момент завоевания. Одинаково в Европе, как и в Азии происходило это. Откуда всё-таки пришли номады? Исторические источники отмечают только их прибытие, потому что только в данный момент явились они перед глазами летописца. Появились откуда-то как вихрь. Воины-кочевники, атакующие богатые страны Европы, Центральной Азии, а также Южной и Восточной; пришли из одного места. Начавшись от гиксосов и гэтитов, а закончившись на гуннах Аттилы, от аваров до венгров, от тюрок до монголов Чингис-хана, все известные и неизвестные конные номады прибыли с этого самого места.
Приведённая в предыдущей главе вступительная часть произведения «Тайная История Монголов» потому меня заинтересовала, что повествует она, хотя и в литературной форме, об одном эпизоде того исторического процесса. Должен был существовать в Азии какой-то «таинственный вулкан», который время от времени взрывался, заливал соседние, имеющие собственную культуру территории, чтобы лава его потом снова остыла и изменила плодородие земли. «Поиск прародины» – вот что тянуло венгерского путешественника Кёрёши Цсому и много других ему подобных в Азию. Если сегодня наука продвинулась уже в области исследований, касающихся происхождения венгерского народа, намного больше, чем во время тех самых путешественников, обязана она была, между прочим, их романтическим блужданиям, а не только результатам продолжительных исследований.
В сердце Азии, на бескрайней равнине степей Центральной Азии должна была быть «прародина» народов. Что-то там должно быть такое, что смогли бы принять за точку вспышки истории, вероятно, части человечества. Сформулирую вопрос: интересовали меня зарождение кочевого образа жизни, история происхождения кочевого феодализма.
Человек современный ликвидировал белые пятна на Земле, а иногда также небелых жителей белых пятен. Сегодня нет уже, наверное, места на нашем земном шаре, которые было бы неизвестно, но в истории, расширенной трёхмерной Землёй до четырёхмерной, есть ещё множество белых пятен. Одним из них – и, может быть, не наименьшим – есть собственная колыбель кочевых народов внутри Азии, где образовалась собственная культура, создались собственные производственные отношения. Культура эта, тысячи характерных проявлений жизни номадов, стала одним из центральных вопросов моего научного путешествия. Как выглядит дом этих людей, которые с недели на неделю путешествуют со своими юртами в поисках воды и травы? Какое пропитание у тех, которые забивают только скот, но не пашут? Как одевается народ, который стрижёт только шерсть и выделывает кожу, а не мнёт коноплю? О чём говорят песни и стихи пастухов? Что является характерным для этой кочевой культуры? Чем отличается от жизни народов оседлых, соседних или более далёких? И снова коротко формулирую вопрос: интересовала меня специфика, характерные периоды культуры номадов.
Поиск «прародины» с помощью Кёрёши Цсомы имело цель найти ответы на вопрос: что общего имеют венгры с укладом жизни того далёкого народа? Предыстория венгров сегодня уже в общих чертах известна. Историю венгров перед основанием государства можно поделить на два периода. В первом венгры жили с родственным угро-финским народом, потом началась их отдельная жизнь. Это шло рядом с постепенным переходом их от хозяйства рыбачье-охотничьего к кочевому укладу жизни, во время которого соприкоснулись они с народами, пасущими скот, и прежде всего, с тюрками. Этот кочевой период начался в VI–V веках до н. э. и продолжался до конца X века н. э., или до периода переселения народов. А следовательно, венгры также вели кочевую жизнь в течение полутора тысяч лет. Наследие этого жило в тогдашней венгерской культуре, но о том периоде и о эхе этого периода мы не знаем почти ничего. Мы знаем только, что не исчезла связь венгров со степной кочевой жизнью также и после X века. Куманы и печенеги, нашествие татар и турецкое иго постоянно снова позволяло венграм приходить в соприкосновение со степными сообществами. Когда я выехал с целью исследования жизни номадов, освещал я также и эту точку зрения.
До сих пор я говорил об исследованиях кочевого уклада жизни. Должен ещё рассказать о монгольских номадах, потому что является делом очевидным, что кочевые люди не были одинаковыми, кроме общих черт, имели они также различные особенности. История и этнография монгольского кочевничества принадлежит к вопросам наименее выясненным. Девять десятых монгольского этнографического материала не упоминается даже в научной литературе, а подавляющее большинство монгольских этнических групп и диалектов до сегодняшнего дня ещё не обработано. Следовательно, с этой точки зрения исследователь имеет перед собой область почти нетронутую. Это были общие рамки, в которых я старался уместить скромные задачи моих исследований. Одновременно я отдавал себе отчёт, что ценность моей исследовательской работы будет зависеть, несомненно, от умения использовать мои теоретические познания. С другой стороны, физические возможности, а также ограничения по времени заставляли меня делать ставку на несколько конкретных вопросов. Поэтому я поставил для себя целью решение трёх научных вопросов: я желал изучить монгольскую юрту, один из наиболее характерных атрибутов монгольской кочевой жизни; кроме того, я хотел бы ознакомиться с историческими источниками, древними хрониками народов, населяющих Центральную Азию, и, наконец, хотел бы отыскать способ исследования нескольких неизвестных до сих пор монгольских диалектов.
Это всё объясняет, почему выехал я в дорогу. А теперь пару слов о приготовлениях к путешествию. Речь шла не о какой-то короткой экскурсии. Для научной экспедиции в районы Азии должны быть, конечно, приготовления научные и средства материальные. Наша научная подготовка прошла на кафедре Центральной Азии университета имени Лоранда Етвоша. Здесь трое выезжающих в первую научную экспедицию, а следовательно, коллега Каталин У. Кёхалми, коллега Гьёрги Кара и я получили высшее образование. До весны 1956 года планировали экспедицию в Монголию. В то время это казалось нам чем-то несбыточным.
Для понимания развития событий нужно отметить, что Монгольская Народная Республика (далее МНР) не имела ещё Академии Наук и Высшей Школы. Потому что молодое государство монгольское должно было создавать собственную науку с нуля, не имея достаточного количества таких людей, которые обладали бы научной степенью, необходимой для основания академии. Пока, следовательно, монгольские учёные приобретали высшие научные степени, а именно степени кандидата и доктора наук за границей в академиях дружественных стран. Стоит отметить, что в минувшие десятки лет бурно развивалась в Монголии научная жизнь, а много известных учёных начало свои научные работы и достигло достойных признания результатов.
При таких обстоятельствах профессор Ринчен, член Комитета Наук и Высшей Школы МНР обратился к Венгерской Академии Наук с просьбой о возможности получения научной степени в Венгрии. Ринчен написал научную диссертацию на монгольском языке. Это была «Грамматика монгольского языка».
В связи с планами нашего путешествия по мере возможностей старались мы использовать краткое пребывание Ринчена у нас и разобраться в характере отношений, существующих в Монголии.
Через несколько недель после отъезда Ринчена пришла телеграмма из Комитета Наук и Высшей Школы МНР с приглашением нас троих в Монголию. Это в значительной мере подвинуло вперёд дело нашей небольшой экспедиции, но не решило вопросы, так как издержки проезда до Улан-Батора должна была покрыть венгерская сторона, не говоря уже о соответствующем оснащении.
Наконец, удалось добыть деньги на дорогу. Кроме научных институтов, оказали нам помощь промышленные предприятия и фабрики. Им мы обязаны частью нашей экипировки. Одновременно предприняли мы несколько больших и малых дел, после которых собрали скромное, но обязательное снаряжение. В течение нашего пути наиболее ощущали мы неисправность магнитофона, а взятые с собой магнитофонные ленты проигрывали порой только на исправных аппаратах.
Если, однако, сравним наши трудности с условиями Кёрёши Цсомы, который в своё время с двумястами форинтов в кармане без какого-либо снаряжения и поддержки пешком или караванами добрался до Индии в течение двух лет, перенося голод и холод, должен констатировать, что наша ситуация без всякого сравнения была более выгодной. Другой путешественник, Армин Вамбери, пользовался уже поддержкой Венгерской Академии Наук, но путешествовал с использованием караванных путей Турции, Персии и
Афганистана едва с тысячью форинтов в руках. В истории исследования Востока венграми были также две богатые «графские» экспедиции Шехени и Зихи. Первая в 1877 году стоила 98100 форинтов. Наша ситуация была, однако, лучшей даже в сравнении с их ситуацией, так как нас до Улан-Батора везли самолёт и автомашина, а материальные условия нашей экспедиции обеспечила культурная договорённость между МНР и Венгерской Народной Республикой (ВНР), в то время как ранее нас наши учителя Лучи, Алмаши и Принц, а также наш профессор Лигети добирались в неизвестную Азию то поездом, то верблюжьими караванами, без поддержки местных органов власти.
В середине апреля 1957 года мы имели уже готовый план путешествия, а также паспорта и снаряжение. При составлении перечня предметов, потребных в дороге, мы не имели достаточного опыта. Только во время путешествия выяснилось, сколько разных лишних вещей тащили мы с собой, несмотря на то, что перед выездом мы основательно перебрали наши пакеты, когда допустимый вес багажа в самолёты был ограниченным. Потом было короткое прощание перед выездом, и самолёт унёс нас вверх.
Первые минуты были полны для нас незнакомыми эмоциями, новыми переживаниями. Тучи, рассматриваемые сверху, были более красивыми, чем снизу, с земли. Выглядели они как освещённое лучами солнца клубящееся море. Когда мы пробивались через некоторые из них, представлялись они нам пушистым мороженым на жаре. Первый раз делали мы посадку во Львове. Мы должны были привыкать к смене времени: в связи с местным временем должны были в отдельных часовых поясах переводить часы вперёд. Следующей остановкой был Киев. Тут мы провели, однако, только несколько минут, и уже нужно было лететь дальше.
На пути к Улан-Батору
На аэродроме во Внуково было огромное движение. Самолёты постоянно садятся, взлетают или ожидают взлёта. Здесь у нас возникло маленькое затруднение. Гьёрги Кара продолжает путешествие другим самолётом, поэтому багаж наш разделяется и взвешивается снова. Оказывается, что привезли мы груз на двадцать килограммов больший сверх количества, оплаченного в Будапеште, а мы не имели ни одного рубля, чтобы компенсировать разницу в оплате. Самолёт коллеги Кары уже вылетел. Летит он дальше с оплаченной частью багажа, а мы смотрим, откуда можно здесь достать немного денег. После часа хождения и советов в многоязычном скопище пассажиров в зале ожидания я слышу разговор на венгерском языке. Сейчас же двигаюсь в направлении этого голоса, а когда нахожу его владельца, оказывается, что это один из работников нашего посольства в Москве, который прибыл в аэропорт по служебному вопросу. Он избавил нас от хлопот, одолжив требуемую сумму. Наш самолёт мог лететь дальше только на рассвете. Перед вылетом возникло ещё одно затруднение. Билет Кары в спешке остался у нас, чего мы даже не осознавали для себя. Каре разрешили лететь дальше, но от нас требовали три билета. Прежде чем всё выяснилось, мы чуть не опоздали на наш самолёт. Как-то успели. Через полчаса после взлёта поднимались мы над освещённой Москвой. С высоты 1800 м полный блеска город с красными звёздами Кремля выглядел так, как будто звёздное небо было скопировано под нами.
Рассвет застал нас над Волгой, а точнее сказать, мы влетели в рассвет. Затем садились в Казани, а в Свердловске завтракали. Во время полёта я забавлялся как переводчик между пассажирами немецкими и китайскими; будучи венгром, я говорил по-английски на российской земле. Истинно вавилонская башня.
Я взволнованно спрашиваю, когда мы будем пролетать над Уралом или когда окажемся в Азии, и с досадой узнаю, что мы миновали Урал несколькими минутами ранее. В азарте разговора даже этого мы не заметили. Мы находились в Азии! Летим над Обью, под нами простирается тайга. Это уже Сибирь. Ландшафт изменился полностью. Под нами лесистая, болотистая местность. Здесь множество озёр.
С самолёта видны интересные формы заселения. Вокруг озерцов группируются земельные участки, иногда двумя концентрическими овалами. Кажется, что посёлки окружают два соседствующих друг с другом озера. Когда смотришь сверху, создаётся вид, похожий на очки. Окна домов обращены к озёрам, а за домами тянутся огороды. Местами видны обработанные поля. Хорошо видно, что это днища высохших озёр. Пахота на них происходит кругом. Сверху хорошо видно, как внизу вырисовываются лабиринты заселённых топей. Осушённое болото стало здесь пахотной землёй. Местами ландшафт пестрит вьющейся, как уж, рекой. Когда мы прилетели в Омск, Иртыш находился ещё в оковах льда. Здесь догнали мы нашего коллегу, так как его самолёт в связи со снежной бурей находился уже несколько часов на аэродроме. Среди огромной радости встречи скоро видим, что в его самолёте закрыты двери и вращаются пропеллеры. К счастью, это была только пробная заводка двигателей, и Кара должен был уже войти в самолёт.
Следующий этап – это Красноярск. Сыплет густой снег. Мы догнали зиму. Я чувствую себя плохо, у меня высокая температура. Подъём в течение нескольких минут на высоту 4000 м делает своё дело.
Рассвет, однако, красивый. Солнце освещает снежный покров внизу. Таинственные бледно-лиловые острова, тёмные огромные деревья, блестящие золотистые озёра сменяются как в калейдоскопе, наблюдаемом между огромных пушистых туч.
В Иркутске во время умывания открываю причину моего жара: начала действовать последняя прививка, которую мне делали в Будапеште против оспы. Принимаю несколько таблеток аспирина, потому что теперь я должен ещё больше напрячь своё внимание. Иркутск – это пограничная станция, а далее Монголия.
Вытаскиваю карту и пробую найти на ней расстилающуюся под нами территорию. Летим над озером Байкал, ещё полностью замёрзшим, но сетка огромных трещин ворожит конец зимы. Вскоре пролетаем над монгольской границей. Под нами собираются складки лысых гор. Это горная цепь Хангая, а затем Малый Хэнтей. На пяти больших географических картах Монголии, «километровках», укладываются Монгольских Алтай, Котловина Больших озёр, Восточно
Монгольское Плоскогорье, Гоби и Хангай-Хэнтей. Мы пролетаем сейчас как раз над последним районом. Монгольский Алтай начинается в западной части страны и тянется северным краем пустыни Гоби, переходит постепенно в плоскогорье, называемое Гоби-Алтай. Котловина Больших озёр, окрестность, на которой находятся озёра Убсу-Нур и Хар-Ус-Нур, это северная часть Монголии. На востоке прилегает к ней край Хангай-Хэнтея. Восточную территорию страны составляет около полутора миллионов квадратных километров, что соответствует более или менее общей поверхности Франции, Испании, Португалии, Великобритании и Ирландии. Наиболее удалённые точки восточной и западной границ находятся на расстоянии 2368 км, или приблизительно так далеко, как Исландия от Будапешта. Когда бы мы захотели обойти Монголию вдоль её границ, проходя ежедневно тридцать пять километров, на это потребовалось бы почти семь месяцев. Эта огромная территория является, собственно, одним великим плоскогорьем. Средняя высота страны достигает
1580 м над уровнем моря. Наивысшей вершиной является Найрамдал (Хюйтен) в горах Монгольского Алтая высотой 4653 м. Очень разнообразный рельеф территории создают разнородные геоботанические сообщества, как горная тайга, лесостепь, травянистая степь, а затем степь пустынная и, собственно, пустыня. Большую часть страны, или более 78 % всей площади занимают степи. Эти степные районы, очень, впрочем, разнообразные, становятся огромным природным пастбищем – основной хозяйства скотоводческого и кочевого уклада жизни.
Самолёт заколыхался в порывах ветра, и из моей руки выпала карта. Здесь в Монголии сильный северный ветер дует безустанно даже летом, но дождя приносит мало. Наивысшая среднегодовая сумма осадков едва достигает 200 мм. Принимая во внимание исключительно континентальное положение страны, зимой тут очень холодно. Среднегодовая температура колеблется от -4° до +4° по Цельсию. Годовая амплитуда температур превышает 90°, колеблясь между +40° и -50 °C, а амплитуда суточная в 20–30 градусов не относится к редкому явлению. Мы, во всяком случае, хорошо застраховались перед холодом, и – как позднее оказалось – не пожалели об этом.
Самолёт медленно начал описывать круги. Ещё несколько минут, ещё несколько сотрясений, и мы на месте. На аэродроме ожидает нас давний знакомый профессор Ринчен и монгольские коллеги. Приветствуют они нас очень торжественно. Мы отдаём себе отчёт, что эта приятная встреча не относится лично к нам, но монголы видят в нас представителей нашей родины, и поэтому нам становится ещё приятней. Потом мы быстро садимся в предназначенные для нас машины и мчимся в сторону столицы, Улан-Батора.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.