Глава 4 Дело о венских сосисках

Глава 4

Дело о венских сосисках

И другие подозрительные события, связанные с непрекращающимися попытками увидеть душу

Шел 1911 год. Дункан Макдугалл, совершенно уверенный в том, что ему удалось доказать существование души (с помощью взвешивания), теперь вознамерился увидеть ее. В газетной статье, опубликованной в том же году, он заявил, что хочет выяснить, какого она цвета[27] и насколько велика по сравнению с телом. Он также желал знать, какой путь избирает покидающая тело душа. Эманирует ли она прямо из сердца или стремится вовне через макушку? А может быть, она слетает с губ, как судорожный зевок или как шарик, похожий на те, в какие заключают слова персонажей в комиксах? Игнорируя растущее недовольство сотрудников госпиталей и приютов, Макдугалл занялся подбором новой партии уходящих из жизни туберкулезных больных.

На этот раз умирающему предстояло занять свое место на обычной койке – но в темной комнате. В «наивысший момент», как говорил об этом сам исследователь, он намеревался направить вдоль лежащего тела сильный луч света. Первоначально он применял белый, но затем начал экспериментировать с различными цветами спектра, используя для разложения света на спектральные составляющие длинную стеклянную призму. Он располагал последнюю (и, соответственно, спектр направленного света) сначала горизонтально, а потом вертикально. И ничего не обнаружил.

Макдугалл исходил из того, что коэффициент преломления света у души равен нулю. Если все субстанции, за исключением «эфира пространства», дают некоторое преломление света, то душа – при отсутствии рефракции – должна состоять из эфирной субстанции. Несколько слов об «эфире». Во времена до Эйнштейна он был признанной концепцией физики. Считалось, что эфир пространства служит посредником при передаче разных волн (свет, звук, радиоволны и так далее). Он, как полагали, невидим и не поддается выявлению физическими методами, однако наполняет собой все формы материи – от человека до кушетки, на которой тот возлежит.

Утверждалось также, что эфир пространства лишен веса, – это служило для Макдугалла камнем преткновения в его поисках «души, состоящей из эфира». Не желая опровергать свои прежние представления, в 1914 году он публично обнародовал новую «поразительную теорию», как она была обозначена в одном из газетных заголовков. На этот раз исследователь утверждал, будто душа и эфир пространства подчиняются законам гравитации. А если нет, рассуждал он, то получается, что «с того момента, когда люди стали умирать на Земле, путь нашей планеты в ее обращении вокруг Солнца… не может не быть замусорен этими… существующими вне гравитации спиритуальными элементами». Проще говоря, если гравитация не притягивает к Земле души умерших, они обречены дрейфовать в космическом пространстве, высланные в потусторонний мир и скитающиеся в безбрежности в компании брошенных спутников NASA и прочих обломков. «Можем ли мы, – вопрошал Макдугалл, – не принимая во внимание подобные условия, построить теорию будущей жизни, в которой царил бы порядок?»

Точно так же была для него невыносима и мысль о том, что душа, покинувшая тело, будет отделена от земных останков расстоянием в миллионы миль. «Между временем смерти и временем погребения обычно проходит три дня, и душа как духовный элемент должна отдалиться от телесной оболочки и места ухода человека из жизни на расстояние в девять миллионов миль – то есть на дистанцию, которую за это время может пройти в пространстве то место, где человек расстался с земным существованием». Для того, кто вел свою взрослую жизнь за пять тысяч миль от отчего дома и единокровных родственников в Шотландии, то была мрачная и унылая перспектива.

Макдугаллу представлялось, что наш глобус «окутывает облако эфира… как бывает при буре в верхних слоях атмосферы», и оно – колеблющееся и лишенное опоры – служит своего рода местом общего сбора для «существ, ни в чем не походящих на нас, но подверженных силе притяжения». Вероятно, попав ранее под град насмешек со стороны коллег, ученый не опубликовал в «American Medicine» ни своей небесно-эфирной теории, ни описания экспериментов с рефракцией и душой. Единственное, что мне удалось найти в данной связи, это фрагмент статьи в «Boston Sunday Post» с чудесным названием: «Небеса, возможно, находятся вне Земли».

И это – все, что еще можно было услышать о докторе Дункане Макдугалле. Шестью годами позже у него нашли рак, он сам оказался на больничной койке, написал еще одну ужасную поэму («Со смертью я вступаю в схватку / Мы бьемся с нею день и ночь»), а затем покинул Землю – ради большого эфирного облака вокруг нашей планеты. Его жена Мэри, несокрушимая особа, упоминавшаяся выше, прожила еще 35 лет. Был ли Макдугалл прав относительно действия гравитации на души или нет, но, когда душа его супруги унеслась из своей земной оболочки, душа самого супруга должна была пребывать, согласно его представлениям, за тридцать восемь миллиардов миль от нее. На каждую тучку – свой лучик надежды.

В то время, когда Макдугалл обнародовал свой «световой проект», не принесший ничего, кроме разочарований, физик Пенсильванского университета Артур В. Гудспид (Arthur W. Goodspeed) обошел нашего знакомца, протрубив о своих планах обнаружить человеческую душу при помощи замечательных новых рентгеновских лучей, названных так в честь открывшего их Вильгельма Рентгена. (Гудспид случайно обнаружил эти лучи раньше, однако не сумел обеспечить признание своим работам. Ему оставалось только наблюдать за тем, как излучению присваивали имя его соперника – несмотря на неточную транслитерацию, – и вянуть в забвении.)

В наши дни рентгеновские лучи – обычное средство диагностики. Однако поначалу они казались чем-то всего на полшага отстоящим от чуда. Нан Найт (Nan Knight), руководитель архивного отдела Центра по изучению истории Американского колледжа радиологии, рассказал мне по этому поводу одну историю о Томасе Эдисоне, который, как говорят, изобрел паблисити, чтобы обеспечить известность всему, что он вообще изобретал. Так вот, Эдисон однажды объявил об организации публичной демонстрации фотографирования в рентгеновских лучах мозга живого человека – чтобы запечатлеть, как живые мысли мелькают в нем там и сям. Через год после открытия рентгеновского излучения парижские спекулянты торговали билетами на особый номер: предполагалось, что с помощью рентгеновских лучей удастся сфотографировать призрак. В 1896 году одна из газет Нью-Йорка писала, что в Колумбийском колледже по подготовке врачей и хирургов рентгеновские лучи используются для проекции анатомических рисунков непосредственно в мозги студентов – для «создания наиболее долговременного впечатления». Где-то по ходу дела возникли слухи, что оперные бинокли и лорнеты будут дополнять особыми устройствами для видения в рентгеновских лучах – это, мол, должно заметно усилить привлекательность вечерних часов, проводимых в опере скучающими супружескими парами. Так, в общих чертах, обстояло дело с публикой и восприятием рентгеновского излучения, когда 19 февраля 1896 года глава законодательного собрания штата Нью-Джерси к вящему восторгу своих коллег по законотворчеству официально сообщил о принятии особого закона, которым запрещается использование рентгеновских лучей в таких устройствах, как оперные бинокли и лорнеты.

Отдел городских архивных материалов при университете Темпла в Филадельфии содержит подборку статей, объединенных именем Артура Гудспида. Его проект, нацеленный на то, чтобы сделать душу видимой, нашел отражение на страницах «New York Times» – в номере от 24 июля 1911 года под заголовком «К вопросу о фотографировании души». В статье цитируется не кто иной, как Дункан Макдугалл, утверждающий, что проект Гудспида – дело пустое. Правда, к концу статьи Дункан становится несколько сдержаннее в выражении собственного скептицизма. Он признается даже: «В момент смерти духовная субстанция может прийти в такое возбужденное состояние, что черепная кость будет представлять меньшее, чем обычно, препятствие для проникновения рентгеновских лучей, и душа может запечатлеться на фотопластинке в виде светлого пятна». В другой статье упоминается, что Гудспиду должен ассистировать работающий с ним «эксперт по рентгеновским лучам доктор Снук». Хотя в биографических материалах, посвященных последнему, нет и намека на его занятия рентгеновским излучением. В них есть лишь один повод, по поводу которого история воздала ему почести. Его имя до сих пор упоминается в связи с трубкой Снука – стеклянной катодной трубкой устаревшего типа, напоминающей своими очертаниями кормушку для птички колибри.

Даже если допустить, что Гудспид написал статью о своем плане фотографирования души при помощи рентгеновских лучей, в архивах нет ни одного экземпляра. Нан Найт полюбопытствовала у меня, а не было ли упоминание об этом проекте шуткой. Может, и было, но я так не думаю.

Биография Гудспида не только числит его вице-президентом Американского общества по изучению рентгеновского излучения, но и отмечает, что философия была главным предметом его интереса (а «скаковые лошади» были очень близки по значимости ко второму). В течение 30 лет он был секретарем Американского философского общества. В то же время этот человек отвечал за работу лаборатории Рэндалла-Моргана на физическом факультете и обеспечивал ее финансирование и снабжение оборудованием. Нам также нельзя сбрасывать со счетов и преждевременную потерю любимого члена семьи, что нередко стимулирует интерес к потустороннему миру, не вполне совпадающий с мыслями ортодоксальных ученых. 28-летний сын Гудспида погиб, прыгая с парашютом.

Творческий подход к проблеме поиска души следует объяснять отчасти и тем, что к работе Гудспида причастен и доктор Хереуорд Кэррингтон (Hereward Karrington), в 1920 году основавший Лабораторию по изучению психики (Psychic Laboratory) и ставший неоспоримым авторитетом во всем, что касалось паранормальных явлений. В книге «Рассказ о психической науке» («The Story of Psychic Science»), вышедшей в 1930 году, он выдвинул идею о том, что душу можно обнаружить с помощью машинного устройства. Описание занимает примерно две страницы и начинается словами: «Возьмите небольшой ящик и поместите туда какое-нибудь животное – собаку, кошку или маленькую обезьянку». А заканчивается вот как: «Таким образом, когда завершится конденсация, ее границы четко покажут форму астрального тела». На пути от одного состояния к другому мы должны сделать несколько остановок: нам потребуются пломбы для герметизации, анестетик для введения внутрь, очищенный от пыли воздух, ионизирующее излучение, воздушный насос и, никакого сомнения, несколько трубок Снука. В книге содержится не менее полудюжины фотографий Кэррингтона, охотно позирующего перед объективом – волосы картинно откинуты со лба, лицо хмурое и сосредоточенное, взгляд устремлен на показания прибора. На каждом фото непременно присутствует привлекательная молодая женщина, иногда глядящая на устройство, а иногда – с восторгом на доктора. Меня он, кажется, тоже психологически подавлял – пока я не натолкнулась на некоторые его более поздние статьи, одна из которых называлась «Гигиеническая жизнь и голодание для здоровья и долголетия».

Кэррингтон так никогда не построил упомянутый выше обезьяний ящик. Лавры создателей наиболее искусно сделанного устройства для улавливания души по праву принадлежат двум голландским физикам – Д. Л. В. П. Матле (J. L. W. P. Matla) и Д. Я. Заалбергу ван Зелсту (G. J. Zaalberg van Zelst). Первый верил, что является связующим звеном с сущностью, которая передает ему информацию, буква за буквой, с помощью «доски Уиджа».[28] (К счастью, вопрос: «Как зовут меня и моего партнера?» никогда не задавался). Неведомая сущность сообщала Матле, что человеческий дух, переживший смерть, превращается в газообразное тело, называемое homme-force (что значит «человеческая сила» – я смогла раздобыть только франкоязычное издание, больше ничего не нашла). Ученый рассуждал так: если homme-force на самом деле пребывает в газо образной форме, то для него действительны все законы физики. Значит, наличие этой «силы» может быть доказано научным путем. Сущность, с которой он контактировал, имела инженерную подготовку и не только согласилась с приведенной выше мыслью, но и передала детальные инструкции по созданию устройства для решения поставленной задачи. Отрывок записи сеанса № 36 выглядит следующим образом: «Сделать два картонных цилиндра, непроницаемых для воздуха. Длина – 50 см. Диаметр – 25 см…» Идея была в том, что газообразная сущность проникнет в цилиндры и даст о себе знать, расширяясь и сжимаясь по требованию. В результате вытесняемый воздух поднимет или опустит уровень зернового спирта в стеклянной трубке. Так и получилось – к удовлетворению, по крайней мере, Матлы. Эта пара заявляла о себе снова и снова, всякий раз предлагая все более сложные расчеты. Их книга «Le Mystere de la Mort» содержит множество строк такого рода: «Le volume de la masse de l’homme-force est de 36,70 m.m³» или: «Le volume du gaz deplace 279,169 c.m³d’air». Трудно сказать, в чем здесь больше высокомерия – в убеждениях авторов или в том, что спесь доводит их до третьего знака после запятой.

Хереуорд Кэррингтон прочитал эту книгу и, будучи именно Хереуордом Кэррингтоном, не удержался от того, чтобы построить набор цилиндров Матлы. Правда, он усовершенствовал модель, присоединив к ней колокольчик, который должен был звонить при любом изменении уровня спирта. Ученый собрал группу наблюдателей, разместив их в той комнате, где было установлено устройство, попросил соблюдать тишину и затем громко возгласил, словно «человеческая сила» была слегка туговата на ухо: «Если есть здесь некая сила, способная наполнить собой цилиндр и вытеснить часть воздуха, может ли она сделать это?» В некоторых случаях капля алкоголя приходила в движение, однако не обязательно по требованию. Часто бывало и так, что запросы повторялись, но ничего не происходило. Кэррингтон уже просто не мог покинуть комнату, не дождавшись звонка колокольчика. Все выглядело так, словно неведомая сущность задалась целью сделать из исследователя дурака – и ни одна хорошенькая ассистентка, даже если поставить ее, как обычно, поблизости, дела уже не спасала. Кэррингтон провел целый год, возясь с этими цилиндрами. В конце концов он пришел к выводу, что результаты Матлы можно объяснить только колебаниями температуры и случайными совпадениями.

Забавно, что Матлу и Кэррингтона поначалу не воспринимали в качестве специалистов, работающих в пограничных с наукой областях. С того времени прошел не один год, прежде чем исследования паранормальных явлений получили признание в среде респектабельных ученых. В качестве доказательства сошлюсь на статью, появившуюся 30 июля 1921 года в журнале «Lancet», который теперь, как и тогда, считается во всем мире одним из самых уважаемых периодических медицинских изданий. Доктор Чарльз Русс (Charles Russ) написал, что добыл доказательство существования неизвестной «силы или излучения», «исходящей из человеческого глаза». Для демонстрации действия этой силы он построил специальный настольный прибор (к тексту статьи была приложена иллюстрация). Добровольцев, приглашенных участвовать в эксперименте, просили пристально смотреть в запечатанный ящик, помещенный на катушку с обмоткой из медной проволоки. Сам же соленоид был подвешен на особой струне и удерживался в неподвижном состоянии электромагнитными силами. Если участник исследования, утверждал Русс, посмотрит на левую сторону соленоида, то катушка с проволочной обмоткой повернется по ходу часовой стрелки, а взгляд, устремленный на правую часть, заставит ее повернуться в противоположную сторону – против часовой стрелки. Ученый заявлял, что таинственная сила изменяет «электромагнитное состояние системы». По его словам, пятеро физиков из Лондонского Королевского научного общества не смогли обнаружить никаких причин для возможных ошибок, связанных с механическими или электрическими факторами и способных объяснить возникающие эффекты. Я тоже не в состоянии объяснить происходившее – особенно если принять во внимание то обстоятельство, что никто не повторял этот опыт. Полагаю, дело в дополнительных импульсах, связанных с движением.

Доктор Русс был не единственным, кто, заняв свое место в длинной шеренге экспертов, был убежден: душа – сгусток жизненной силы, который можно обнаружить косвенным образом (даже если не сфотографировать и не установить его местопребывание) по испускаемому им излучению. Очень часто эманации подобного рода обнаруживались в виде светящейся короны или световых лучей, наблюдавшихся по периметру тел живых существ и фиксировавшихся на светочувствительных материалах. В данной связи хочу заметить: не стоит забывать, что фотография тогда еще не вышла из детского возраста – многие фотохимические процессы не были по-настоящему исследованы. То есть некоторые манипуляции не могли не быть мошенничеством чистой воды, другие же являлись итогом искренних заблуждений.

Например, эфлювиограф (effl uviograph, букв. «фиксатор излучения». – Прим. переводчика). В 1897 году группа ученых из парижского Биологического общества демонстрировала новый метод запечатления «нимба» (в данном случае имеется в виду свечение в виде ореола вокруг любого живого существа. – Прим. переводчика) на фотографической пластинке: участнику эксперимента было достаточно приложить палец к светочувствительному фотографическому слою. Исследователи решили, что открыт новый способ улавливания необычных излучений: они оставляли кругообразные следы, и это толковалось как конечная форма «жизненной силы» – животный магнетизм Франца Месмера отходил на второй план. В действительности же французские биологи открыли эффект воздействия тепла на фоточувствительную эмульсию. В качестве доказательства последнего химик и разоблачитель «магических тайн» Эмиль Якобсен (Emil Jakobsen) сделал эфлювиограф, по виду оказавшийся точной копией парижского устройства. Однако изображение получалось не при прижатии к светочувствительной пластинке пальца, а при контакте со светочувствительным слоем разогретого конца тестовой стеклянной трубки.

Следующим начинанием Якобсена стала попытка свергнуть с пьедестала так называемый электрограф. В книге Рольфа Краусса «Между светом и тенью» (Krauss R., «Beyond Light and Shadow»), представляющей собой восхитительную историю фотографирования всего паранормального, можно найти репродукцию с фотоснимка 1898 года. Подпись к ней гласит: «Электрография несовместимости двух венских сосисок». Этот снимок был частью работы Якобсена, разоблачавшей электрографию. Он доказывал, что та фиксирует не более чем исходящий от объекта – живого, мертвого или полностью нейтрального (инертного) – электрический разряд. Ведь аналогичный эффект можно было получить и с помощью индукционной машины, подсоединенной к фоточувствительной поверхности. Однако вот другой пример. Один из членов Императорского Института экспериментальной медицины в Санкт-Петербурге заявлял, что, используя данную методику, получил возможность не только запечатлевать «жизненную силу», но и диагностировать – с помощью получаемых фотоснимков – различные болезни и определять эмоциональные состояния человека. Этот ученый выставил на всеобщее обозрение фотографию двух противников, кончики пальцев которых располагались очень близко друг к другу (этот сюжет был, несомненно, навеян сатирической серией венских сосисок Якобсена). На снимке видно, что образуемое нервной силой излучение в данном случае сохраняется на некотором расстоянии – тогда как у друзей (на других фотографиях) оно всегда сливается воедино.

Однако сторонники электрографии не желали сдавать позиции, и в 1950-х годах метод возродился – благодаря супружеской паре Семена и Валентины Кирлиан. Так называемая кирлиановская фотография получила известность как фотографирование ауры – и до сего дня находит себе место на всякого рода мероприятиях и выставках, связанных с изучением психики. Примечательно, что супруги Кирлиан – как бы ни отдавала их фамилия каким-нибудь устрашающим культом – никогда прямо не заявляли, что нашли способ фотографирования души человека, или астрального тела, или еще чего-то подобного. Сами они, а также вдохновленные их методом парапсихологи, включая двоих из университета Калифорнии в Лос-Анджелесе (UCLA), отмечают множество вариаций изменения «ауры» – как от человека к человеку, так и на фотографиях одного и того же лица, но сделанных в разные часы. Данные изменения служат поводом утверждать, что фотография «ауры» может применяться как средство диагностики. Чтобы определить объект диагностирования, пара из университета Калифорнии ищет людей, готовых стать участниками их экспериментов. Последних подключают к специальному оборудованию и фиксируют их состояние, подвергая воздействию различных стимулов эмоционального и физического характера. Подопытным дают различные вещества, потчуют алкоголем, просят войти в состояние медитации, иногда раздражают и злят, пугают и гипнотизируют. Различия между фотоснимками очевидны, но системных объяснений как не было, так и нет. Современная наука, фигурально говоря, сделала шаг в сторону, дистанцируясь от «улавливания ауры». Зато шаг навстречу сделало движение нью-эйдж – благодаря широкому распространению цветной фотосъемки.

Наиболее знаменита кирлиановская фотография древесного листа с отрезанным кончиком, сделанная русскими парапсихологами около 1970 года. Снимок должен свидетельствовать в поддержку мнения о том, что «субстанция биоплазмы» питает и поддерживает астральное тело. На фотографии ясно виден светящийся контур всего листа – включая и отсутствующую его часть. Не могу сказать, что теория о том, будто деревья обладают астральными телами, подлежащими регистрации так, как это делали русские ученые, кажется мне вполне убедительной. Однако готова сообщить: в то время, когда книга Краусса увидела свет, никто не заявлял о регистрации чего-либо подобного и тем же методом.

Вряд ли вас сильно удивит, если я скажу, что Хереуорд Кэррингтон и сам занимался исследованиями ауры. (Это происходило еще в 1920-е годы, задолго до того, как супруги Кирлиан привнесли в эту область фотографию.) В книге «Рассказ о психической науке» он отмечал, что его «эксперименты с неграми» убеждают: аура – это либо субъективное впечатление, либо оптический эффект. Я не смогла найти детального описания экспериментов, проводившихся с ней Каррингтоном. Но, пожалуй, это даже к лучшему.

И тогда настал черед эктоплазмы – искомая Макдугаллом субстанция души наконец обнаружилась. Дебютировала она в 1914 году в серии эксцентричных фотографий, представленных на страницах не менее эксцентричной, но славно продававшейся книги «Феномен материализации» («Phenomena of Materialization»). К 1922 году эта тема не сходила с газетных полос, без конца мелькая в заголовках. Должна заявить с железной уверенностью человека, писавшего в числе прочего об «излучениях» венских сосисок: в истории науки, пожалуй, не найти более странного эпизода, который служил бы преградой на пути ее триумфального шествия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.