Глава 10 Оборонная направленность спецслужб
Глава 10
Оборонная направленность спецслужб
Война есть продолжение политики иными средствами.
К. Клаузевиц
Николай II вступил на престол 21 октября 1894 г. в возрасте 26 лет. Он готовился получить генеральский чин и командование гвардейским полком, а вместо этого получил в управление Российское государство, к руководству которым был подготовлен слабо. Его отец, совершенно не допускавший разговоров о политике в семейном кругу, считал это преждевременным. В итоге Николаю II пришлось изучать науку государственного управления на практике. Отсутствие необходимых знаний и толковых помощников (советников) привело к тому, что государь и правительство не смогли адекватно реагировать на изменения, происходившие внутри страны и за рубежом, а это привело в итоге к крушению Российской империи. Проводимую Николаем II, царем Мучеником, политику лучше всего можно охарактеризовать словами Ш. М. Талейрана: «Это хуже, чем преступление, – это ошибка».
Внешнеполитическая ситуация на рубеже XIX–XX вв. характеризовалась нарастанием экономических и политических противоречий между ведущими мировыми державами, итогом которых стал ряд локальных войн, завершившихся глобальной мировой схваткой. К концу XIX в. для ведения войны с помощью регулярных армий государствам требовалась мобилизация многомиллионных людских и материальных ресурсов, воюющие страны несли колоссальные человеческие и экономические потери. Победа в войне стала все менее зависеть от исхода генерального сражения или ряда сражений.
Политические и военные деятели активно использовали методы борьбы, которые можно обозначить как специальные операции: подрыв экономики противника с помощью фальшивой валюты; массированное психическое воздействие путем пропаганды; создание агентуры влияния; поощрение и поддержка сил внутренней оппозиции; инициирование революционной ситуации; активное использование технологических новаций в военной области и в области массового уничтожения людских ресурсов. Все большее значение приобретала стратегическая информация о военно-политических замыслах вероятного противника и союзников, о состоянии их экономики и финансов, о социально-политических процессах. Получение конфиденциальной информации противника и защита собственной информации стали не менее важными задачами, чем обеспечение боеготовности вооруженных сил.
Николай II с семьей
В ходе межгосударственных войн и внутренних конфликтов повышалась роль партизанских (диверсионно-террористических) действий, которые осуществлялись иррегулярными формированиями, опиравшимися на поддержку населения. Мобильные группы, действовавшие на коммуникациях противника, добывали разведывательную информацию, уничтожали инфраструктуру противной стороны и источники ее материально-технического снабжения. Применение регулярных армейских подразделений против партизанских формирований, особенно в условиях труднодоступной местности, как правило, было малоэффективным. Инициатива в выборе места и времени сражения позволяла небольшим подразделениям наносить поражение превосходящим силам противника. Научно-технический прогресс в военном деле (разработка и совершенствование скорострельного и легкого оружия, новых взрывчатых и отравляющих веществ и т. п.), особенно к началу XX в., значительно повысил результативность диверсионных и террористических акций. В этих условиях именно спецслужбы и подразделения специального назначения могли активно дополнять, а в некоторых случаях заменять действия больших воинских соединений.
К концу XIX в. во многих странах действовали революционные или повстанческие организации, взявшие на вооружение тактику партизанской (террористической, военно-диверсионной) борьбы с собственным правительством, с администрацией держав-оккупантов или с войсками колониальных армий. В России также происходило усиление противостояния между различными социальными слоями общества, революционные идеи переустройства политической системы находили все большую поддержку у населения. Возникло множество революционных организаций, ставивших своей целью свержение самодержавия и взявших на вооружение силовые методы борьбы с правительством. В этих условиях российские вооруженные силы и специальные службы были вынуждены вести войну на два фронта – против угрозы внешней и внутренней, – и трудно сказать, какая из них была более опасной. Однако армия и спецслужбы – это только инструмент в руках военно-политического руководства страны. Если на основе анализа полученной информации принимаются адекватные политические решения, успех будет; но если они не соответствуют ситуации или принимаются с опозданием, а то и вовсе не принимаются – поражение неизбежно. Именно так чаще всего и происходило во времена правления Николая II.
Основными поставщиками военно-политической информации в конце XIX – начале XX в. оставались Министерство иностранных дел и служба перлюстрации. После смерти Н. К. Гирса в 1895 г. в МИД началась кадровая чехарда, столь характерная для правления последнего российского императора. К 1990 г. на посту министра побывали три человека А. Б. Лобанов-Ростовский (в 1895–1896 гг.), Н. П. Шишкин (в 1896–1897 гг.), М. Н. Муравьев (в 1897–1900 гг.).
В 1900 г. МИД возглавил В. Н. Ламздорф, пробывший на этом посту до 1906 г. Именно он был основным организатором внешней (дипломатической) разведки. Военное и Морское министерства, Минфин, МВД и Министерство императорского двора также занимались добыванием разведывательной информации в собственных интересах. Чаще всего она просто покупалась. Нелегальных резидентур политической и военной разведок не существовало, почти полностью отсутствовала координация разведработы между послами и военными агентами.
Наиболее эффективной структурой получения разведданных являлась служба перлюстрации. В 1891–1914 гг. ее главным (общероссийским) руководителем был А. Д. Фомин[506]. Чиновники принимались на службу в «черные кабинеты» исключительно старшим цензором и только по рекомендации и под личное поручительство одного из опытных чиновников кабинета. Политически благонадежный кандидат должен был знать как минимум три иностранных языка. Кроме Петербурга перлюстрация производилась в Варшаве, Киеве, Москве, Одессе, Тифлисе и Харькове. Вот как это происходило с секретной дипломатической корреспонденцией.
«Под „дипломатической“ корреспонденцией подразумевалась переписка послов, посланников и членов иностранных миссий со своими министерствами иностранных дел за границей. Эта корреспонденция получалась в Петербурге и отправлялась за границу в особых пост-пакетах и была большею частью зашифрована с помощью кода и запечатана одной или несколькими печатями. Все эти предосторожности, однако, не спасали ее от перлюстрации, так как, во-первых, она попадала в „черный кабинет“ полностью в своем пост-пакете. Попадала она туда и тогда, когда сдавалась на почту всего за несколько минут до заделки пост-пакета перед отправлением его на вокзал. Во-вторых, потому что в секретной экспедиции имелась полная коллекция безукоризненно сделанных металлических печатей как всех иностранных посольств, консульств, миссий и агентств в Петербурге и министерств иностранных дел за границей, так и всех послов, консулов, атташе, министров и канцлеров. С помощью печаток вскрывать и заделывать эту дипломатическую переписку без малейшего следа вскрытия не представляло никаких затруднений. В-третьих, потому что имелись шифрованные коды всех стран, с помощью которых эта корреспонденция свободно читалась и переводилась уже не в „черном кабинете“, а в другом, однородном с ним учреждении при министерстве иностранных дел, куда попадали копии со всех получаемых посольствами и отправляемых ими зашифрованных телеграмм. В особо важных случаях туда попадали и такие ультрасекретные донесения, которые отправлялись со специальными курьерами в кожаных портфелях с замком. Для получения такого рода корреспонденции пускался в ход презренный металл, и не было случая, чтобы золото не открывало замка портфеля и не давало возможности всего на несколько минут взглянуть глазом объектива фотографического аппарата на содержание тщательно запечатанных вложений портфеля. В этих делах все сводилось только к тому, во сколько червонцев обойдется вся эта манипуляция. Здесь кстати будет заметить, что все (или почти все) эти курьеры, фельдъегеря, служители и проч. были подкуплены. За весьма небольшую мзду, выплачиваемую им помесячно или поштучно, они приносили в указанное место не только все содержимое корзин у письменного стола своих господ, но и копировальные книги из их канцелярий, черновики, подлинники получаемых писем официальных донесений и даже целые коды и шифровые ключи. Для достижения этого им приходилось иногда брать у спящих господ ключи от их письменного стола или от несгораемого шкафа, снимать с них отпечаток из воска и заказывать дубликаты ключей или пускать ночью в канцелярию посольства таких лиц, которые могли бы выбрать то, что было нужно. Поражаться надо было доверию некоторых послов своим лакеям, которые их продавали за гроши»[507].
В ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг. китайские вооруженные силы были разгромлены. Правительство Японии потребовало от поверженного врага территориальных уступок (о. Тайвань, о-ва Пэнхуледао, Ляодунский п-ов), а также признания независимости Кореи. Однако правящие круги России, Германии и Франции, преследуя собственные интересы, оказали давление на правительство Японии, заставив последнее отказаться от аннексии полуострова. Япония вынуждена была уступить, получив за это с Китая дополнительную контрибуцию в 30 миллионов лян в дополнение к оговоренным ранее 200 миллионам. Между Россией и Китаем был подписан договор об аренде южной части Ляодунского полуострова сроком на 25 лет, эта территория вошла в состав Российской империи под названием Квантунской области. В ноябре 1898 г. русские военные корабли вошли на рейд Порт-Артура, а в марте следующего года туда прибыли подразделения сухопутной армии. В Маньчжурии началось строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).
После того как российская дипломатия лишила Японию плодов ее победы над Китаем, русско-японские отношения ухудшились: японское правительство и общество жаждали реванша, поэтому встал вопрос о принятии дополнительных мер безопасности.
Устройство созданных для охраны строительства КВЖД специальных подразделений было аналогично устройству подразделений Отдельного корпуса пограничной стражи. В связи с тем что службу новым частям предстояло нести на территории Маньчжурии, они были названы Охранной стражей. Первым ее командиром стал полковник А. А Гернгросс. Первоначально в его подчинении находились 5 конных сотен, укомплектованных исключительно добровольцами, общей численностью 750 человек.
Границу России и Китая охраняли казаки Амурского, Забайкальского и Уссурийского казачьих войск, на действительной службе в которых состояли в мирное время 3500 сабель. Охрана КВЖД и границы осуществлялась путем выставления постов; промежутки между ними контролировали конные патрули и разъезды. В случае военных действий казачьи части и подразделения Охранной стражи поступали в оперативное подчинение командования Приамурского военного округа.
В 1899 г. в Китае началось восстание против оккупационных войск, организатором которого было тайное общество «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия»). Поскольку многие повстанцы владели традиционными боевыми искусствами, европейцы (по незнанию) стали называть их «боксерами», а само восстание – «боксерским». В течение всего 1899 г. происходили нападения на посты охраны КВЖД отрядов повстанцев и хунхузов (разбойников). Иногда грань между теми и другими была весьма условной: партизанские группы восставших маскировались под хунхузов, а последние нередко помогали партизанам, особенно если имели материальную выгоду. Несмотря на небольшую численность большинства постов (5–10 человек), стражники не только успешно отражали нападения противника, но и совершали рейды конными разъездами численностью до 50 человек, удаляясь от КВЖД на расстояние до 70 километров.
Тактика действий отрядов противника базировалась на внезапности нападения. Часто они маскировались под мирных китайцев, чтобы подойти вплотную и «схватить врага за пояс». В этом случае использование длинноствольного оружия, находившегося на вооружении стражников, было крайне затруднено, а китайцы получали преимущество, применяя приемы боевых искусств и холодное оружие. Но, поскольку боевая подготовка стражников была на высоте, а служба неслась в полном соответствии с уставами, потери с нашей стороны исчислялись единицами.
В конце 1899 г. российское правительство приняло решение об усилении Охранной стражи. К началу следующего года в ее составе насчитывалось 2000 штыков и 2500 сабель. А. А. Гернгросс получил чин генерал-майора и права командира Отдельной бригады Отдельного корпуса пограничной стражи.
В начале 1900 г. отряды хунхузов стали переходить на русскую территорию и доходить до городов Никольск-Уссурийский и Владивосток. В мае восставшие и примкнувшие к ним правительственные войска блокировали в Пекине иностранные посольства, которые перешли на положение осажденных крепостей. 21 июня правительство Китая объявило состояние войны со всеми странами, чьи войска находились на территории страны. Эту войну, которую в России мало кто знает, по нашему мнению, следует считать скорее военно-полицейской операцией, проводившейся в соответствии с нормами международного права. Войскам восьми государств – Австрии, Америки, Англии, Германии, Италии, России, Франции и Японии – противостояли хорошо вооруженные, но слабо обученные китайские отряды, не имевшие единого командования. Военные действия в Маньчжурии и Печилийском районе имели характер масштабных партизанских операций и рейдов. Основную тяжесть боев со стороны российских войск первоначально приняли на себя подразделения Охранной стражи.
Отряды стражников действовали самоотверженно и тактически грамотно: они не проиграли ни одного сражения при минимальных (около 1 процента убитыми) потерях. В авангарде войск союзников шли российские флотские роты и батальоны сибирских стрелков. «Китайские походы 1900 года явились боевым крещением Амурских, Забайкальских и новоучрежденных Восточно-Сибирских стрелковых полков. Личный состав их оказался превосходным, получив закалку в долголетней многотрудной пограничной службе на этой беспокойной окраине. Служба эта выработала в наших дальневосточных войсках качества, аналогичные создавшимся в кавказских и туркестанских, – природные свойства русского воина, не стесненного чужеземными лжеучениями: способность быстро принимать решения, частный почин, боевую сноровку. И молодым сибирским полкам пришлось скоро применить эти качества в другой, гораздо более серьезной, тяжелой войне»[508]. Однако опыт Китайской кампании – в который уже раз! – не был скрупулезно изучен; внимание русской общественности, в том числе и военной, занимала война, шедшая в то время на юге Африки.
Англо-бурская война 1899–1902 гг. не имела прямого отношения к России, однако оказала большое влияние на развитие военного дела в мире. Одна из самых мощных, но при этом и наиболее консервативных армий мира – британская – два с лишним года не могла подавить сопротивление Трансвааля и Оранжевой республики, практически не имевших регулярных войск. Фермы буров (африканеров) находились в нескольких (иногда десятках) километрах одна от другой на территории, отвоеванной у местных племен. Фермеры, закаленные в трудностях потомки голландских поселенцев, а также немецких и французских колонистов, готовы были с оружием в руках защищать свою семью и свою собственность, взаимовыручка соседей также была на высоте. Тактика буров вырабатывалась в борьбе с африканскими племенами, индивидуальная стрелковая подготовка у них соответствовала уровню элитных подразделений европейских армий, а в искусстве маскировки и в проявлении инициативы буры значительно превосходили европейских солдат. Большие расстояния, которые им приходилось преодолевать, сделали из них отличных наездников.
На вооружении буров состояло до 35 000 магазинных винтовок системы «маузер» под патрон 7,92 ? 57 миллиметров. На каждую винтовку было заготовлено в среднем по 2000 патронов. Кроме того, буры имели 28 скорострельных 37-миллиметровых пушек и 37 пулеметов «максим» на высоких лафетах. Тяжелая артиллерия состояла из шестнадцати 155-миллиметровых пушек Шнейдера и четырех 120-миллиметровых гаубиц Круппа. Обслуживали орудия профессиональные военные, состоявшие на службе и в мирное время. Артиллерия действовала поорудийно, поскольку буры во время войны предпочитали держаться небольшими конными отрядами. Каждое орудие занимало огневую позицию и тщательно маскировалось. На артиллерийский огонь противника буры практически не отвечали, их орудия начинали стрелять в критический момент боя. Недостатками бурской армии являлись выборность командного состава, слабая дисциплина в сводных отрядах и отсутствие опыта ведения военных действий в составе больших подразделений.
В то же время стрелковую подготовку английской пехоты можно назвать крайне слабой. Солдаты не были обучены самостоятельно находить цель в боевой обстановке, особенно на дальних дистанциях, предпочтение отдавалось залповой стрельбе. К службе в разведке, в дозорах и в боевом охранении английские солдаты в 1899 г. оказались не готовы. Кавалерия ходила в атаку сомкнутым строем, вести боевые действия в пешем порядке конники не умели. К проведению рейдов в тылу противника английские кавалеристы и вовсе были не подготовлены. Полевая артиллерия не имела на вооружении дальнобойных орудий. Однако значительный численный перевес англичан (250 000 против 20 000), а также слабая выучка командного состава буров привели к тому, что ко второму году войны англичанам удалось оккупировать все культурные районы бурских республик. И все же живая сила бурской армии не была разгромлена, борьба продолжалась.
В ряду причин, обусловивших столь долгое сопротивление буров, одна из основных – широкое использование ими после 1900 г. методов партизанской войны. Прирожденные охотники и следопыты, ориентировавшиеся в буше как в своем собственном доме, буры широко применяли индивидуальный ружейный огонь, который оказался необычайно эффективным. Со времен англо-бурской войны стрелков, ведущих огонь из засад, стали называть снайперами (sniper). Именно снайперы вынудили английскую армию сменить красные мундиры на форму цвета хаки, а уцелевшие в дозорах курильщики ввели в солдатский обиход правило: «Никогда не прикуривай третьим». Партизанские отряды во главе с Х. Деветом, Я. Делареем и Л. Бота совершали рейды по тылам противника. Взятых в плен английских солдат отпускали, предварительно сняв мундиры. Низкий моральный дух английских войск, их плохая сторожевая служба и легкие условия бурского плена обусловливали успехи бурских партизан. Сами англичане отвечали на действия африканеров сожжением ферм и репрессиями против местного населения, что приводило в ряды партизан новых бойцов.
Вначале для борьбы с партизанами англичане выставляли гарнизоны во всех важных пунктах и осуществляли рейды мобильными отрядами. Затем не участвующих в боях буров и их семьи заключили в концентрационные лагеря по опыту войны Севера и Юга в Америке, а скот реквизировали. Англичане усовершенствовали и систематизировали концлагеря, стараясь подавить дух сопротивления в непокорных и свободолюбивых людях. По всей территории, на которой базировались партизаны, были построены линии блокгаузов (блокпостов) протяженностью до 5000 километров. Блокпосты располагались на расстоянии около 1 километра друг от друга и соединялись проволочными заграждениями; первоначально они строились вдоль железных дорог, а затем по периметру территорий с важнейшими партизанскими базами. В гарнизоне блокпоста числилось 10 солдат с пулеметом, всего было задействовано до 50 000 человек. Также англичане применяли против буров тактику загонов (дрейвов). Район активного действия партизан помимо блокпостов плотно окружали кавалерийскими частями, постепенно стягивавшими кольцо. Дрейвы представляли собой сложные операции, к участию в которых привлекались десятки тысяч солдат. Они позволяли вылавливать семьи буров, скот и уничтожать все их запасы. Для борьбы с партизанами и охраны железных дорог впервые были применены и хорошо защищенные мешками с песком, а впоследствии бронированные поезда, на вооружении которых находились орудия и пулеметы.
Вожди буров пошли на подписание мирного договора 31 мая 1902 г. только под угрозой полного уничтожения нации. В англо-бурской войне в качестве военного корреспондента участвовал и будущий премьер-министр Великобритании У. Черчилль; он был пленен бурами и смог получить свободу лишь ценой фамильных часов, отданных в качестве платы за свободу одному сочувствующему африканеру. Через сорок лет Черчилль стал одним из наиболее последовательных сторонников активной диверсионной войны.
В Трансваальской, как ее называли тогда в России, войне на стороне буров участвовали добровольцы из многих стран Европы, в том числе и подданные Российской империи. В числе последних следует отметить будущего лидера октябристов А. И. Гучкова и будущего генерала В. И. Гурко, в дальнейшем сыгравших значительную роль в создании нелегальной военной организации «Военная ложа».
В конце XIX – начале XX в. правительства наиболее развитых европейских стран были озабочены тем, что военные действия стали носить все более разрушительный характер, а личный состав воюющих армий получал все более тяжелые ранения. Первые попытки ограничения применяемых вооружений с целью уменьшения потерь среди военнослужащих были предприняты еще в XIX в. В 1868 г. по инициативе России в Петербурге была подписана декларация «Об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль». Согласно этому документу договаривающиеся стороны отказывались от применения сухопутными и морскими войсками разрывных и зажигательных снарядов весом менее 400 граммов против живой силы противника. Но в 1870-е гг. в английском арсенале Дум-Дум, близ Калькутты, началось производство пуль, головная часть которых не имела оболочки. При попадании в человека такая полуоболочечная пуля легко деформировалась (разворачивалась) и наносила тяжелые ранения. Английская армия применяла их в Индии, Судане и против бурской армии. В 1899 г. в Гааге приняли декларацию «О неупотреблении легко разворачивающихся и сплющивающихся пуль», к которым были отнесены «оболочечные пули, коих твердая оболочка не покрывает всего сердечника или имеет надрезы». Эти ограничения имели обязательную силу только в случае войны между подписавшими декларацию государствами.
Войны, а также локальные конфликты имеют самое прямое отношение к деятельности спецслужб, и не только в области разведки и контрразведки. Дело в том, что во время вооруженных конфликтов обязательно совершенствуются оружие и тактика. Личный состав воюющих сторон приобретает боевой опыт, но эти знания и умения впоследствии могут быть использованы в какой угодно области. После любой войны или вооруженного конфликта появляется некоторое число лиц, способных и готовых применить свои знания, умения и навыки в антигосударственных целях. Они могут использоваться в качестве инструкторов при подготовке антиправительственных, в том числе террористических групп и организаций. В определенной ситуации и при наличии мотивации они сами могут стать лидерами, организаторами или участниками незаконных повстанческих, революционных, сепаратистских и других организаций, а предыдущий военный опыт делает их наиболее опасными силовыми противниками правительства. Те специальные службы государства, которые не анализируют изменения в военной области и не прогнозируют возможность применения новых военных технологий против охраняемых лиц, рискуют потерять и государя и государство.
Конец XIX – начало XX в. в этом отношении представляют большой интерес. В первую очередь это связано с изобретением новых образцов стрелкового оружия и боеприпасов. Здесь следует особо отметить, что до 1914 г. в Российской империи любой подданный, не имевший конфликтов с властями, мог приобрести огнестрельное оружие без проблем – в оружейном магазине, поскольку хранение и ношение оружия преступлениями не считались. Преступным считалось неправомерное применение оружия. Некоторые ограничения существовали только для образцов, официально принятых на вооружение и являвшихся государственной собственностью. Имея средства, наши предки могли купить или выписать из-за границы любое оружие, находившееся в открытой продаже, и затем официально зарегистрировать его в полиции на свое имя.
После англо-бурской войны истинные, а не назначенные (!) военные эксперты указывали на необходимость совершенствования индивидуальной стрелковой подготовки личного состава военных и полицейских подразделений; предусматривалось также и введение в личный состав отборных стрелков (снайперов). К чести наших соотечественников следует сказать, что уже в 1899 г. в России были изданы «Правила стрельбы на большие расстояния», учитывавшие возможности нового длинноствольного стрелкового оружия и мощных патронов. В начале XX в. для винтовок стали разрабатывать новые оптические (телескопические и призматические) прицелы. Ранее телескопические прицелы (подзорные трубы), устанавливаемые энтузиастами стрелкового дела на личных винтовках в единичных экземплярах, были длиной ненамного короче ствола. Наибольших успехов в этой области добились в Германии; оптические прицелы конструкции К. Цейса, созданные между 1900–1918 гг., стали основой для большинства последующих разработок в разных странах мира. Этими прицелами с кратностью от 2,5 до 4,5 стали оснащать винтовку Маузера «98» и ее модификации. Аналогичные работы проводились в Великобритании, США (тогда САСШ – Северо-Американские Соединенные Штаты) и Франции.
Параллельно в разных странах проводились конструкторские работы по созданию устройств, снижающих звук выстрела при стрельбе. Еще в 1790 г. тирольский оружейник Жирандони изготовил магазинное пневматическое ружье, принятое на вооружение одним из подразделений австрийской пограничной охраны. Это оружие, почти беззвучно стрелявшее на 100–150 шагов, использовалось австрийцами во время наполеоновских войн. Основными источниками звука в огнестрельном оружии являются баллистическая ударная волна и быстрый выход пороховых газов из ствола. Устранить первый недостаток возможно применением дозвуковых (300–340 м/сек в зависимости от температуры воздуха) боеприпасов, а второй – с помощью специальных устройств, называемых глушителями. В 1898 г. французский полковник Гумберт установил на ствол винтовки цилиндр с клапаном, отсекающим пороховые газы после выстрела. В 1907 г. Х. С. и Х. П. Максимы запатентовали в США два варианта глушителей. Знаменитый изобретатель пулемета Х. С. Максим предложил конструкцию многокамерного глушителя расширительного типа, а его сын усовершенствовал конструкцию Гумберта. Первыми достоинства этого изобретения оценили охотники, которые получили возможность многократно стрелять по движущейся дичи. Первые глушители американского и английского производства также свободно продавались в оружейных магазинах, в том числе и в России, и открыто рекламировались в газетах.
В конце XIX – начале XX в. произошел качественный скачок в развитии короткоствольного оружия, что обусловлено изобретением бездымных порохов и созданием малогабаритных патронов. Во многих странах мира сконструированы и приняты на вооружение многозарядные (их тогда часто называли автоматическими) пистолеты. В 1895 г. П. Маузер запатентовал в Германии пистолет с постоянным магазином, расположенным перед рукояткой, под патрон 7,63 ? 25 миллиметров с бутылочной гильзой и пулей «оживальной» формы. Через два года начался массовый выпуск этих пистолетов под маркой «К-96». При длине ствола 140 миллиметров и начальной скорости пули 430 м/сек пистолет имел кобуру-приклад и позволял уверенно поражать ростовую фигуру на дистанции до 250 метров. На дистанции в 100 метров пули укладывались в круг диаметром 30 сантиметров. «Маузер» имел десятизарядный магазин, автоматика работала по принципу отдачи ствола при его коротком ходе и отличалась высокой надежностью. «Маузер К-96» стал любимым стрелковым оружием путешественников, офицеров колониальных войск и повстанцев. Начиная с 1898 г. он широко применялся всеми (!) воюющими сторонами во всех (!) вооруженных конфликтах, став своеобразным «калашниковым» начала ХХ в. С многозарядным автоматическим пистолетом Маузера начинали свою военную карьеру многие известные впоследствии личности.
В 1900 г. в Бельгии началось производство пистолета американца Дж. Браунинга. Его конструкция оказалась настолько удачной, что к 1912 г. был выпущен 1 миллион пистолетов. При длине 164 миллиметра, высоте 122 миллиметра, массе 625 граммов он легко помещался в кармане. Патрон «браунинга» – 7,65 ? 17 миллиметров, сменный коробчатый магазин на 7 патронов располагался в рукоятке.
В 1903 г. бельгийская фирма «Fabrique nationale» выпустила в продажу 9-миллиметровый пистолет Браунинга (модель «07»), по форме и размерам напоминающий ТТ. В 1906 г. Браунинг создал карманный пистолет калибра 6,35 миллиметра на 6 патронов, свободно умещавшийся даже на женской ладони. Таких «малышей» было выпущено свыше 4 миллионов экземпляров.
Автоматика всех трех моделей работала по принципу отдачи свободного затвора. Пистолеты Дж. Браунинга быстро оценили не только военные, сотрудники полиции и специальных служб, но и боевики антиправительственных подпольных организаций. Популярность пистолетов была столь высока, что, например, в России аналогичные модели оружия, произведенные различными фирмами, в обиходе первоначально называли «браунингами».
В 1898 г. немецкий оружейник Г. Люгер приступил к усовершенствованию пистолета своего соотечественника Г. Борхарда; первая промышленная партия пистолетов системы Борхарда – Люгера была выпущена в 1900 г. Запирание ствола этой модели осуществлялось в мертвой точке с помощью затвора с шарнирно складывающимися рычагами. Рукоятка пистолета имела наклон в 120 градусов по отношению к оси ствола, что обеспечивало исключительно удобный охват рукой. Первоначально использовался патрон калибра 7,65 миллиметра с цилиндрической гильзой, с 1904 г. – патрон 9 ? 19 миллиметров. Этот боеприпас оказался настолько удачным, что большинство военных пистолетов и пистолетов-пулеметов в настоящее время спроектированы под этот тип. В том же 1904 г. пистолет получил название «парабеллум» – от латинской пословицы «Si vis pasem, para bellum» («Хочешь мира, готовься к войне»; на первых партиях пистолета гравировались два последних слова). Стандартный образец имел длину ствола 100 миллиметров, но выпускались и модели с удлиненными стволами – 150 миллиметров (морская модель) и 200 миллиметров (артиллерийская модель). Специальные образцы имели стволы длиной 250, 300 и 400 миллиметров. Все пистолеты с удлиненным стволом снабжались приставным прикладом, а некоторые и накладным цевьем. Как и «маузер», это достаточно компактное по сравнению с винтовкой оружие идеально подходило для точной работы специальных диверсионных и егерских подразделений.
По сравнению с другими странами ситуация с разработкой и внедрением короткоствольного оружия в Российской империи сложилась неблагополучная. Ни армия, ни полиция, ни спецслужбы в начале XX в. не имели револьверов и пистолетов отечественного производства. В 1854 г. С. Кольт подарил Николаю I несколько экземпляров своих револьверов. К тому времени на Тульском оружейном заводе был изготовлен отечественный револьвер 36-го (9,14 мм) калибра; за основу была взята морская модель «кольта» 1851 г. Русский «кольт» имел на спусковой скобе упор для среднего пальца и приставной трубчатый приклад. После Крымской войны ограниченная партия этих револьверов поступила на вооружение гвардейских стрелковых подразделений.
В 1871 г. на вооружение армии был принят револьвер «смит-вессон» 42 (10,67 мм) калибра образца 1869 г. Из США поставлялись модели с длиной ствола 8, 7, 6, 5 и 4 дюйма. В оперативных подразделениях полиции и жандармерии использовались более компактные укороченные модели и шпилечные револьверы Лефоше.
В 1895 г. на вооружение приняли трехлинейный (7,62 мм) револьвер бельгийского оружейника Л. Нагана образца 1892 г. Особенность конструкции этого оружия – отсутствие прорыва пороховых газов между стволом и передней стенкой барабана, что достигалось за счет надвигания барабана на казенную часть ствола и вхождения дульца гильзы перед выстрелом в ствол. Барабан вмещал 7 патронов, стрельбу можно было производить как самовзводом, так и с предварительным взведением курка. Оружие являлось абсолютно безотказным даже при самой варварской эксплуатации. Наряду с самовзводным (офицерским) образцом на вооружение был принят и несамовзводный (солдатский) образец. Высшее военное командование полагало величайшим благом, что таким образом удастся сократить неразумный расход боеприпасов «необразованными нижними чинами» и тем самым сберечь государеву казну. О жизни простых подданных вопрос не стоял.
Главный недостаток «нагана» – длительный процесс перезарядки: патроны вставлялись по одному, аналогично извлекались и стреляные гильзы. Эксперты Главного артиллерийского управления (ГАУ) считали, что скорость перезарядки не имеет существенного значения с точки зрения ведения боевых действий и что семи патронов в револьвере при самообороне во время столкновения на близких расстояниях совершенно достаточно.
На полигоне офицерской стрелковой школы в Ораниенбауме (совр. г. Ломоносов) произвели следующие интересные опыты. На стрелка, подготовившегося к выстрелу, двигалась с пятидесяти шагов подвижная мишень (178 ? 44,5 см); она имела скорость бегущего человека (50 шагов за 8 секунд). Стрельба велась с максимальной скоростью и прекращалась, когда мишень доходила до стрелка. В опытах участвовали револьверы Нагана и Веблей – Фосбери, пистолеты Браунинга и Борхардта – Люгера. Во время движения мишени со скоростью идущего шагом человека не удавалось перезарядить ни один из револьверов Нагана и Веблей – Фосбери, также не удавалось перезарядить пистолет Браунинга, и только при стрельбе из пистолета Борхардта – Люгера стрелок приблизительно в тридцати процентах случаев успевал перезарядить его и сделать один или два выстрела.
Однако ГАУ признало, что в принятии на вооружение пистолетов взамен револьверов нет крайней необходимости. Дискуссии о том, какое оружие нужно иметь на вооружении – пистолет или револьвер, велись до 1907 г., когда было найдено гениальное по простоте решение. Военнослужащим, сотрудникам полиции и спецслужб разрешили покупать пистолеты за собственные средства. Подобные правила применяются в некоторых государствах и в настоящее время.
Но вернемся к «нагану». Автор нескольких книг по теории и практике боевой стрельбы А. А. Потапов дал ему следующую оценку:
«Этот револьвер сразу и прочно вошел в практику всех, кто выполнял специальные задания. <…> Надежность и быстрота – главные козыри при огневом контакте одного против нескольких. <…> „Наган“ не может отказать – отказывать там нечему. Промахнуться из „нагана“ невозможно. Перезаряжать его некогда да и не надо. Обычно доставали второй заряженный „наган“ и выцеливали „с тычка“ тех, кто прятался за укрытиями. „Наган“ доставал на 100 метров и дальше. <…> Тяжелая, „медленная“ пуля не делала рикошетов от препятствий и не давала подранков. <…> Русские офицеры, для которых качество стрельбы из личного оружия было делом чести, промахов не делали. Для решения ситуационных проблем семи патронов в барабане им хватало вполне»[509]. А если учитывать тот факт, что сотрудники полиции и спецслужб имели в своем арсенале разнообразное оружие, они могли выбирать то, которое наилучшим образом подходило для решения поставленной задачи. Однако при этом значительно расширились возможности антиправительственных партий и групп, осуществлявших террористическую деятельность против «царских сатрапов».
К началу XX в. в России возросла активность разведок Австро-Венгрии, Великобритании, Германии, Италии, Японии и других государств. О разоблачении некоторых агентурных сетей мы упоминали в предыдущей главе. Однако борьба с иностранным шпионажем осложнялась тем обстоятельством, что на рубеже веков специального института военной контрразведки в России не существовало. Контрразведкой занимались сотрудники Департамента полиции, офицеры Отдельного корпуса жандармов и Отдельного корпуса пограничной стражи. Николай II своим указом запретил использование агентурной работы в войсках, видимо, полагая, что достаточно контроля со стороны военного командования. 20 января 1903 г. военный министр А. Н. Куропаткин обратился к Николаю с докладом «О создании разведочного отделения Главного штаба». Министр писал: «…обнаружение государственных преступлений военного характера до сего времени у нас являлось делом чистой случайности, результатом особой энергии отдельных личностей или стечением счастливых обстоятельств, ввиду чего является возможность предполагать, что большая часть этих преступлений остается нераскрытыми и совокупность их грозит существенной опасностью государству в случае войны»[510].
Куропаткин был противником возложения контрразведывательных функций на Департамент полиции, поскольку считал, что в этом деле определяющим фактором является компетентность исполнителей в военных вопросах. Мы полагаем, что в числе доводов, приведенных военным министром Николаю II, могли быть и опасения чрезмерного, на его взгляд, усиления полицейских спецслужб. По мнению министра, представлялось желательным учредить особый военный орган во главе со штаб-офицером, ведающий розыском подобных преступлений. Его деятельность должна была заключаться «…в установлении негласного надзора за обыкновенными путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов, конечными пунктами – лиц, состоящих на нашей государственной службе и занимающихся преступной деятельностью, и связующими звеньями между ними – иногда целый ряд агентов, посредников в передаче сведений»[511].
Для непосредственной сыскной работы Куропаткин считал возможным воспользоваться услугами частных сыщиков по вольному найму, ограничив их число до шести человек. Это смелое решение позволяло избежать многих проблем, связанных с неизбежной ведомственностью. Сотрудники отделения, принятые по найму, были материально заинтересованы в эффективности своей работы, так как в отличие от кадровых офицеров не обеспечивались гарантированным армейским содержанием, превращавшим кое-кого из офицеров в обычных «отбывателей номера» при полной личной бесполезности…
Воссоздание военной контрразведки проходило практически по тому же сценарию, что и создание Высшей воинской полиции за 90 лет до того. Образованный в июне 1903 г. орган по борьбе с иностранным шпионажем, названный в целях маскировки Разведочным отделением Главного штаба, в официальной структуре штаба отсутствовал. Возглавил военную контрразведку ротмистр Отдельного корпуса жандармов В. Н. Лавров[512]. Вместе с ним из состава Тифлисского охранного отделения в Петербург прибыли трое сотрудников: старший наблюдательный агент губернский секретарь Перешивкин и два наблюдательных агента, запасные сверхсрочные унтер-офицеры Зацаринский и Исаенко. В декабре Лавров подготовил свой первый совершенно секретный отчет «Об организации и деятельности за 1903 год». Приводим выдержки из него.
Наружная агентура: «Первые трое из перечисленных чинов прибыли в С.-Петербург во второй половине июня и в конце того же месяца вступили в исполнение своих обязанностей, причем прежде всего было приступлено к организации наружной агентуры.
Работа эта встретила весьма серьезное затруднение в том, что, приискивая агентов, в то же время необходимо было тщательно скрывать самый факт существования Разведочного отделения. Ввиду этого обстоятельства в отделение не могло поступать заявлений лиц, желающих служить, с другой же стороны, и самому отделению нельзя было искать агентов непосредственно от себя, и ему оставалось только два способа: или подыскивать агентов исподволь, негласно, при случае, или обратиться к содействию местных охранных учреждений Департамента полиции. При первом способе можно было бы подобрать действительно вполне подходящих людей, но комплектование шло бы чрезвычайно медленно. Охранные учреждения, сами постоянно нуждающиеся в хороших людях, не могли, конечно, предоставить особого выбора, но зато обращение к ним давало возможность сразу приобрести потребное число агентов.
Дабы отделение могло скорее начать функционировать, что прежде всего было необходимо для возможно быстрого выяснения условий работы и выработки сообразно с тем дальнейшего плана организации, первый набор агентов был сделан из преданных и рекомендованных местными охранными учреждениями, причем люди по возможности не посвящались в суть дела, так как предвиделось, что часть их, по ближайшем ознакомлении, окажется несоответствующей и ее придется удалить. Дальнейшее затем комплектование велось исключительно приисканием при случае, по предварительном собрании сведений о каждом лице и его испытании.
Из числа семи человек, приобретенных от охранных учреждений, трое (Храмов, Дмитриев, Пальмирский) оказались несоответствующими и были уволены, четвертый (Петров), пожилой и болезненный, оставлен для собирания сведений лишь временно, до подыскания на его место соответствующего лица и, наконец, пятый (Буканов), оказавшийся малоразвитым, назначен агентом-посыльным, так как для этой должности требуется лишь честность, трезвость и молчаливость, каковыми качествами Буканов достаточно обладает. Остальные двое из переданных агентов (Воронов и Харитонов; недостаток последнего – несколько высокий рост) оставлены для чисто наблюдательной службы. Затем подысканы уже самим отделением еще два агента (Зайцев и Трофимов) и для собрания сведений и справок одно лицо, состоящее на государственной службе, а потому проходящее по отчетности не под своей фамилией, а под псевдонимом (Вернов)»[513].
Внутренняя агентура: «Постепенным ознакомлением с делом выяснилось, что для установления деятельности военных шпионов одного наружного наблюдения совершенно недостаточно. Если при исследовании тайных политических организаций, представляющих целые сообщества и постоянно проявляющих себя то тем, то другим явным действием, требуется, параллельно с наружным наблюдением, прочная внутренняя организация, то в деле розыска военных шпионов, работающих порознь или мелкими группами и старающихся ничем себя не проявить, тем более является необходимой в помощь наружному наблюдению хорошая внутренняя агентура. Но агентура эта должна иметь совершенно особый характер. В деле политического розыска внутренние агенты (сотрудники) сами непосредственно входят в тайные кружки и принимают активное участие в их деятельности: ведут пропаганду, распространяют подпольные издания и прочее. Такая агентура дает всегда хорошие и безусловно верные сведения, но при розыске военного шпионства она совершенно неприменима. Не говоря уже о том, что такой агент-провокатор, желая выслужиться, всегда может сам склонить к преступлению лиц, до тех пор совсем неповинных, и таким образом будет открывать дела, им же созданные, но помимо того <…> участие агента в преступной деятельности государственных изменников так или иначе самого его делает преступником, и это обстоятельство всегда будет создавать серьезное затруднение для судебного разбирательства и класть неблаговидную тень на отделение, низводя его до уровня низших розыскных полицейских органов, к сведению коих, ввиду провокаторских приемов агентов, не всегда можно относиться с полным доверием.
Ввиду изложенного прием провокаторский оставлен в отделении лишь для исключительных случаев и то не иначе как с особого на то каждый раз разрешения высшего начальства, агентуре же дана организация „внутреннего наблюдения“, то есть внутренние агенты лишь „наблюдают“ за теми действиями и сношениями лиц, которые не могут быть замечены наружными агентами. Наружные агенты работают на улице, а внутренние на квартирах, в разных правительственных учреждениях, в гостиницах, в ресторанах и проч. В объем деятельности внутренних агентов входит также и наблюдение за корреспонденцией.
Когда отделению удастся постепенно приобрести внутренних агентов во всех тех центральных военных учреждениях, из коих могут черпаться секретные сведения, при всех подлежащих иностранных военных агентах, а равно и в тех местах, где в большинстве случаев производится передача сведений, то тогда военное шпионство охватится тесным кольцом, пройти через которое будет крайне затруднительно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.