Пристрастный реквием
Пристрастный реквием
В марте 2011 года истёк срок давности по «делу Листьева». В этот день предусмотренные законом пятнадцать лет минули с того самого вечера (20 часов 38 минут) 1 марта 1995 года. При возвращении со съёмок программы «Час Пик» ТВ-кумир страны российской Владислав Листьев получил две пули (в руку и в голову) на площадке между первым и вторым этажами в подъезде дома по адресу Новокузнецкая улица, дом 30, где телекомпания «ВИD» в лице директора Александра Горожанкина (Гаража) приобрела ему достаточно скромную квартиру незадолго до убийства.
Однако я помню, как года за четыре до тех роковых выстрелов, когда никто в стране знать не знал, кто такой есть, например, Борис Березовский, на тесной кухне малогабаритной квартиры одного из ведущих «Взгляда», фамилия & лик коего известны были всему СССР, деловито обсуждалось – как «убить Листа». Нас там было трое. Но об этом – позже…
Много воды с той поры утекло. Воды солёной, как слёзы, как пот & кровь. Никто ведь не понимал тогда, что большая политика делается маленькими манипуляторами. Наивными и отважными были многие из причастных к той взрывной эпохе. И вряд ли кто– либо из них ведал, что творил, или хотя бы осознавал масштаб наступавших перемен. Но это была только часть проблемы.
Анатолий Лысенко вспоминает:
– С «мальчиками» (первой тройкой ведущих. – Е. Д.) было проще работать, чем с Мукусем, например: потому что я был опытнее их, старше. Но уже тогда было видно, к чему мы придём. В них стала пробуждаться эта… Мммм… Понимаешь… с одной стороны, было «МЫ». Но в каждом из них было ведь и «Я». И по мере обретения популярности это «Я» становилось всё больше и сильнее.
Прав был Лысый, мудрым стоило бы его называть. В результате «Я» победило. Бывшие как бы соратники, абсолютные кумиры страны, стоявшие, как казалось зрителям/поклонникам, локтем к локтю в едином & монолитном строю отважных борцов с коммунистическим режимом, своими разными биографиями безапелляционно проиллюстрировали старинный и печальный тезис «От любви до ненависти – один шаг». Всего один. Год. Эфир. Выстрел.
Впрочем, сейчас я понимаю: прямо с самого своего старта в октябре 1987 года эта безымянная ещё программа (просто «АСБ– 4», по номеру студии) беременна была некоей «гражданской войной». Ну или «вознёй».
Мукусев вспоминал, как для «еженедельной информационно-музыкально-публицистической развлекательной программы для молодёжи» был объявлен конкурс на лучшее название: «Нас просто завалили письмами – назовите «Ночной экспресс», «Телескоп»… и наконец, «Взгляд». Мы были против – как же так, четыре согласных подряд! И вот, пока все обсуждали и ругались, главный редактор «молодёжки» и «крёстный отец» новой программы Эдуард Сагалаев вызвал к себе режиссёра Игоря Иванова и, несмотря на наши вопли, просто заказал ему заставку с названием».
На каждом этапе нужна была чья-то воля. Чьё-то решение. Чей-то поступок.
Часто приходится общаться с западными журналистами, коих фигурант Книги рекордов Гиннесса проект «Взгляд» по-прежнему интересует. Но!.. Им, увы, неинтересны человеки, делавшие программу, их занимает только политический аспект вышеуказанного феномена. И с точки зрения англосаксов, именно этот ТВ-продукт был самым наглядным & эффективным медиаинструментом разрушения административно-командной системы ненавистных «свободному миру» сталинистов. С другой стороны, чему тут удивляться? Мы играем большую, как ни странно, роль в их жизни. Один мой знакомый, французский дипломат, работавший ранее в России, – Жоэль Бастенер – пишет теперь исследование о советском роке. Ну, казалось бы, кто во Франции, кроме специалистов, будет читать эту книгу?
Кстати говоря, немаловажно то, что в их системе восприятия реальности «Взгляд» делали супруг и друзья известной на Западе Анны Политковской (которую я знал как студентку Аню Мазепу)… Помню, что Политковский рассказывал мне о том, как она выведала у него (не как у коллеги, замечу, а как у мужа, родного человека) инфу о его знакомых, после чего «сдала» фактуру «Общей газете» (где тогда работала), не заморачиваясь особо, что не только подставляет супруга, но и плавит его друзей. Ну да ладно.
В этом союзе изначально был отчётливый привкус мезальянса. Выпускник школы рабочей молодёжи, отслуживший срочную Александр был привлекателен и неординарен, к тому же – на пять лет старше Анны (которая ещё ходила в школу на момент их знакомства). Его хрупкая невеста, рождённая в Нью-Йорке, успехом у сверстников не пользовалась, но поскольку родители часто ездили по работе за океан, обладала столь дефицитной в СССР «территорией» (в престижном «мидовском» доме) для молодёжных тусовок. В этой номенклатурной квартире они и познакомились во время одной из вечеринок, куда Сашу, как он мне рассказывал, пригласила его сокурсница, старшая сестра Анны.
Они с Аней быстро сошлись. Может быть, потому что оба = Девы по гороскопу. А может, просто гормон гулял. Расписались будучи студентами журфака (ему 25, ей 20). Политок приехал за суженой в её номенклатурные хоромы, надев картуз с цветком и прихватив «авоську», в которой, помимо буханки чёрного хлеба, была и бутылка водки. Консьержка не была в восторге. Впрочем, после ЗАГСа вся компания двинула в Сашино 19-метровое гнездо. В «хрущобе» и гуляли свадьбу.
Из номенклатурной девочки выросла самоотверженная спутница репортёра, которая не только подняла двоих детей (Илью и Веру), но и полностью занималась домом, пока Александр рассекал по служебным командировкам (например, однажды они приобрели добермана и собака, когда ей было чуть более года, заболела, стала подыхать: животное выхаживала Аня в одиночку).
Денег в семье не хватало катастрофически. Поэтому субтильная супруга одевалась в «Детском мире» (напомню, что товары для детей в СССР стоили копейки). Когда родилась младшая, Саша решил к возвращению из роддома измученной роженицы сделать сюрприз: приобрести холодильник. Занял деньги у коллег, но вот на доставку уже не хватало. В результате морозильный агрегат в разобранном виде привезли на «Жигулях» знакомого, а дома Александр его по новой смонтировал.
А что касается развлечений, шли на всякие хитрости. Они жили напротив Театра Маяковского (на улице Герцена) и пользовались этим: зимами заходили в театр без верхней одежды, попросту перебежав дорогу, типа «выходили на перекур». Шутили, что знают весь репертуар исключительно по второму + третьему актам.
Кстати, сестра Анны, познакомившая Политковских, тоже вышла за коллегу, журналиста «Комсомольской правды» Юрия Кудимова. Который позднее возглавил Национальный резервный банк (его на своё место посадил Александр Лебедев после избрания в Думу; он же владеет «Новой газетой», в которой работала Анна). При этом Кудимовы и Политковские не очень плотно общались, насколько знаю.
Публицист/правозащитник Анна Политковская никогда, собственно, не была журналисткой в Сашином понимании, а её блистательный муж стал Репортёром № 1, основателем новых телевизионных жанров. И пропасть эта была весьма ощутима. Кроме того, Саша, как настоящий русский репортёр, любил накатить, а что касается его супруги, то она лишь влёгкую стала прихлёбывать коньяк после того, как ей эту завидную терапию предписали врачи (для снятия последствий нервного срыва, спровоцировавшего спазм сосудов головного мозга). Анне приходилось работать под прессингом угроз, в том числе и с абсолютно неожиданной стороны: как-то (после публикации о залоговых аукционах) ей угрожал расправой Владимир Гусинский, которого оба супруга знали хорошо.
Расстались они лет через десять после закрытия «Взгляда». Анну тогда пригласили посетить святые места в Земле обетованной, и Саша был её гидом. После той поездки они разбежались, хотя брак официально и не расторгли.
А потом… потом Анна Политковская, получившая гражданство США, стала жертвой политической игры и четыре выстрела (включая контрольный в голову) в лифте дома на Лесной улице превратили её в самого известного на Западе представителя профессии. А Политок как бы получил статус «старика Крупского».
Возвращаясь к возневойнам. Жизнь есть жизнь. Герои, без потерь существенных пройдя яростный огонь и коварную воду, не выдерживают головокружительного испытания медными трубами. Деньги & слава ломают. Так, увы, было всегда. Везде. И у них, и у нас. Тем более в шоу-бизнесе и смежных областях.
Съёмочная группа, например, слепившая некий киношедевр, распадается вскоре на толпу разнородных «Я», которые безжалостно клеймят экс-коллег. Винят по поводу и без. Сводят счёты, разбежавшись по страницам таблоидов. Такова природа коллективного успеха. А «Взгляд» был именно коллективным проектом, не моноперсонифицированным, как, допустим. «До и после полуночи» Владимира Молчанова.
Справедливости ради замечу, что печальный «закон распада» действует с той же танковой неизбежностью и на бытовом уровне. Сколько благополучных, стабильных, счастливых, казалось бы, семей развалилось после того как «попёрло бабло», «забила нефть» или кто-нибудь из супругов взлетел на пьедестал всенародного признания… «Богатые тоже плачут»? Нет, нет: они просто остаются со своим любимым «Я» в космическом холоде успеха.
Талантливые, красивые, умные, лучшие из лучших, любимцы державы не выдерживают злого напряга крысиных гонок. И объединить их вновь может разве что ненависть к кому-нибудь из бывших соратников. Объединить, впрочем, лишь на время. Что и случилось с героями «Взгляда» после скандального интервью «предателя» Владимира Мукусева, который взял да и «вынес сор из избы» на страницы «Огонька» в январе 1991 года. И аудитория самого популярного в ту пору еженедельника узрела экранных атлантов в ином, гораздо менее привлекательном виде. Тогда на «Мукуся» дружно обрушились все почитатели «торговой марки» «BИD» («Взгляд и другие»). Не говоря уже о самих совзглядовцах. Даже его многолетний напарник Политковский не решился поднять голос в защиту ренегата, ударившего стилетом разоблачений в спину полупридушенного партийной цензурой «Взгляда». «Нам не дано предугадать, чем наше слово…» Одно-единственное слово, не проговорённое вовремя или, напротив, добавленное некстати, может поменять смысл на противоположный. Сравним лермонтовское «пустое сердце бьётся ровно» и пелевинское «пустое сердце бьётся ровно напополам». В принципе, это интервью поставило оглушающую точку в блистательной карьере автора, поскольку всеми было расценено именно как предательство (момент случился неудачным, напечатали беседу в первом выпуске 1991 года, а накануне Кремль программу закрыл). Мукусев был и остался талантливым, прекрасным, эгоистичным идеалистом, переоценивавшим роль (как, впрочем, и миллионы других) «Взгляда» в общественной жизни СССР и свою – во «Взгляде». Да, программа была культовой и была лидером, но не была единственным спецназом перестройки. А Владимир не был её единственным ведущим. Тех же Любимова и Листьева зрители (и начальство) любили больше, и профессиональные навыки здесь ни при чём.
Стас Ползиков в одном из интервью вспоминал: «Помнится, на первых передачах частенько лежал под камерой на подсказках. Это сейчас они все знаменитые академики, а тогда был просто цирк с конями… но был и драйв, и озорно-серьёзное начало во всём. Существовала общая концепция, которую формировали все сотрудники «молодёжки», и на самом деле мы были людьми увлечёнными, энергичными, готовыми в ту пору изменить мир. Вскоре ребята окрепли, стали великими, начали подхалтуривать где-то по клубам, зарабатывая рассказами о том, как они придумывали «Взгляд». На самом деле не они его придумали. На первых передачах они просто участвовали в дискуссиях. Вся динамика программы, её задумка, костяк лежали на Сагалаеве, выпускающих и, естественно, на Лысенко. Но ребята взорвали стереотипы «ящика», и спустя пару-тройку лет программа уже по праву стала авторской, с фирменной печатью Влада, Саши и Димы».
«Взорвали». Потом стали взрывать их…
Владимир Мукусев вспоминал: «Что же владело умами тех, кто убрал Влада? Листьев сосредоточил в своих руках не просто владение телевизионной империей под названием «BИD», но и огромные материальные средства «BИDa». Если бы Влада взяли (а его уже «вели», у меня есть такие сведения), то вместе с Листьевым были бы арестованы не только его личные счета, но и счета всей компании, всех дочерних организаций. А стало быть, «BИD» перестал бы существовать. Тем, кто убил Влада, было важно оставить «BИD» как данность, убрав оттуда только Листьева и только на нём сосредоточив внимание следствия и общества. В этом случае арестовывались только личные счета Влада».
Компания (как кооператив) была создана с подачи Саши Горожанкина. Гаража привёл в компанию Андрей Разбаш вместе со Светланой Поповой. Они работали в МИДе, а стали трудиться в «BИDe». Не то чтобы долго Сашу упрашивали. Перспективу он узрел. Текст Разбаша примерно был такой: «Мы умеем снимать да монтировать. Надо, чтобы кто-то это смог продавать». Директором компании стала Попова, а коммерческим Горожанкин. Саша в 15 лет ушёл из дома и жизнь знал лучше, чем мальчики-мажоры. И хотя он окончил Московский радиотехнический техникум (1983) и Московский институт связи (1988), Саня отлично понимал в бизнесе. От природы, полагаю.
Скоро ведущие «Взгляда» сменили застиранные рубашки на белоснежные сорочки. Позабыли они про общественный транспорт. Потом, как в случае с Разбашом, дошло и до самолётов. Когда Лист и Люби научились зарабатывать на приглашённых политиках, необходимость в коммерческом наставнике отпала и решением ВИDовского Совета Горожанкин был сориентирован на музвещание. Продюсировал «МузОБОЗ» и «ПОСТмузыкальные новости». Придумал вместе с Ваней Демидовым газету «МузОБОЗ», которую я позднее у них увёл, переименовав в «Музыкальную правду» (Эдик Лимонов в одной из своих книг назвал её «изданием для людей с мозгами кошки»).
Впрочем, коммерция коммерцией, но не это было главным. Не ради $$$ всё затевалась, а драки ради и свободы. Гараж по природе = настоящий воитель, защитник отважный и преданный соратник, он был с ребятами и в трудные времена. Кстати, в том рижском ресторане, где в мае 1991-го бутылкой раскроили голову его тёзки Любимова, Саша (вместе в Ваней Демидовым) сидел за тем же столом. Они пришли туда, в день не самого удачного полуподпольного эфира, когда подпалили студию и Люби вещал в прямой эфир, задыхаясь от ядовитого дыма. Ночью у гостиничных номеров всей троицы (Демидов – Горожанкин – Любимов) дежурили автоматчики. Утром их этапировали в Москву.
Но всё это случилось позже, а тогда Александр Викторович Горожанкин выступил с актуальной инициативой создания коммерческой структуры. Его необъяснимое обаяние столь чарующе, что ему ведущие дружно предложили стать дольщиком в компании, а директору Поповой – почему-то нет.
Саша Любимов и выступавший с ним в рабочем тандеме Иван Демидов подрубились на эту идею сразу. Политковский тоже почти не колебался. Листьев думал недели три-четыре. А вот Захаров… отказался без раздумий.
Последнему эту ставят в заслугу, акцентируя его нежелание играть в коммерцию. Однако я хотел бы напомнить контекст захаровского несогласия. Дмитрий только-только вернулся из командировки в провинцию, в которой за четыре дня заработал $35 тысяч (могу ошибиться в точном количестве дней и/или тысяч, но это не суть). И посыл, зашифрованный в отказе, по моему сугубо субъективному, естественно, разумению, был следующий: пока вы тут, ребята, суетитись, что-то затеваете псевдокапиталистическое, я рублю реальное бабло. Потому что по тем раскладам это невообразимый гонорар был, стоимость нескольких квартир или заводика скромного. Огромные деньги. Зарплата в сотню баксов была тогда в медийке завидной и почти что сказочной. За ведение «Взгляда» звёзды получали 40 рублей, то есть $10 (по чёрному курсу).
В ЗАО «Телекомпания «BИD» акционерами стали Любимов Александр Михайлович 17, 14%; Разбаш Андрей Леонидович 17, 14%; Демидов Иван Иванович 16, 43%; Горожанкин Александр Викторович 16, 43%; Политковский Александр Владимирович 16.43%; Листьев Владислав Николаевич 16, 43% (после его гибели доля была распределена между вдовой Назимовой Альбиной Владимировной 13, 57% и сыном Листьевым Александром Владиславовичем 2.86%).
Поздее (об этом ниже рассказ Политка) акционеров заставили свои акции фактически слить. Демидов к тому времени уже рулил на Шестом канале (МНВК) и не очень заморачивался, остальных обрабатывал Разбаш. В результате все (кроме Любимова) оказались без акций.
Дима Быков через три года после убийства Листьева написал: «Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Горбачёва на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица – короче, массы-то ещё готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всём виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идём. От «Взгляда» требовалось уже не разоблачение ужасного прошлого и не социальные диагнозы, а поступок, нечто пассионарное, романтическое, в духе, может быть, Невзорова, или совсем наоборот – не знаю. Во всяком случае, для решительного этапа, скачка требуется темперамент иной, не свойственный прагматику. И когда программу закрыли, «Взгляд» – к тому же расколовшийся, но не будем вспоминать печальный инцидент с мукусевским интервью А. Ниточкиной в «Огоньке» – не продемонстрировал готовности бороться в открытую, ярко, демонстративно; выпуски «Взгляда из подполья» по остроте и динамичности уступали официальному, разрешённому «Взгляду». Ни Любимов, ни Мукусев, после раскола делавший что-то своё, региональное, не были приспособлены к существованию в подполье. Их стихия – легальность. В подполье очень трудно быть профессионалами. Что мог сделать тогда «Взгляд»? Не знаю. Но уж во всяком случае не смиряться с закрытием, не ограничиваться пресс-конференциями. Но Любимов и Политковский не политические борцы, хотя и были депутатами Верховного Совета. А Захарова тогда уже интересовали совсем другие вещи – например, история, потому что в современности он разочаровался. Новый этап деятельности «Взгляда» мог начаться в конце 1991 года, после путча, но не начался, поскольку Россия так и застряла на пороге чего-то, и куда двигаться дальше – никто не знал. Потому так и не хотелось всем нам прощаться с эйфорией, наставшей после августа-91, потому и Ельцин сразу улетел в Сочи. В некотором смысле Россия никогда не была выше того предела, которого достигла в 91-м. Во всяком случае, здесь я солидарен с В. Аксёновым: то были три лучших (пока) дня новой русской истории. Потом было отступление. В нём тоже никто не виноват – страна такая. И «Взгляд» справедливо рассудил, что бороться бессмысленно – пора расходиться и делать своё дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход – он хоть к чему-то ведёт. С этого момента «Взгляд» перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния.
Да и «Взгляда», строго говоря, уже не было: был «ВИD» – «Взгляд» и другие», в котором тон задавал Листьев. Говорю именно о тоне, а не о коммерческой, скажем, стороне дела. Листьев первым почувствовал или подумал (хотя я до сих пор не убеждён, что он всё оценил правильно), что пришла пора равняться на обывателя. Интеллигенция своё сделала: система выглядела разрушенной, а капитализм – завоёванным. Хватит сражаться, пора жить. Политизация отходит в прошлое, «караул устал», давайте создавать телевидение по западным моделям, но с поправкой на особенности нашего обывателя (определённая зажатость, консерватизм, любовь к стабильности, ностальгия)».
Итак, первый весенний день 1995 года стал последним днём жизни ТВ-гиганта Листьева. Страна о трагедии узнала от Михаила Осокина. Из того же сюжета стало ясно: вещи и налик, имевшиеся у прославленного ведущего, остались нетронутыми, что привело следователей к однозначному выводу: убийство заказное. Впрочем, киллеры оружие не бросили на месте преступления, что свидетельствует о том, что исполнители были отнюдь не экстракласса.
На следующий день, объявленный Днём траура, вышел спецвыпуск его шоу «Час Пик», в котором рассказывалась хрестоматийная биография Листа. Заявление по поводу преступления сделал президент России Борис Ельцин, коего потом, кстати, некоторые журналисты обвиняли в причастности к расправе.
На похоронах, прошедших в субботу 4 марта, присутствовали десятки тысяч неравнодушных. По решению властей в течение всего дня в эфире Первого канала демонстрировался чёрно-белый портрет убитого с лаконичной констатацией: «Владислав Листьев убит».
Пятнадцать лет спустя не просто странно, но диковато было мне читать отзывы на свою публикацию в «МК», посвящённую Листу: «Могу Вас заверить, что отнюдь не все его любили. Многие относились равнодушно. Но особенно помнится, что на следующий день после его смерти все телеканалы (их было не так много, как сейчас) весь день транслировали его фото с надписью – «Влад Листьев убит». И это вызывало бешеное раздражение. Почему-то думалось – а вот если бы машиниста метро убили? Представляете, входите в метро, а там плакат – «Поезда не ходят. Убит Иванов И. И.». Эти настроения лично мне были неведомы. В ту пору.
Тогда буйствовал безмерный драйв, пульсировал революционный кураж, креативились новые форматы, да и новояз формировался тогда же. В год создания «Взгляда» Любовь Аркус и Дмитрий Быков описывали эти тенденции: «Язык прессы пока ещё довольно однообразен, журналисты со сколько-нибудь индивидуализированным стилем – на вес золота. В газетах преобладает смесь двух новоязов: это язык прежней эпохи, сильно разбавленный англицизмами. Это молодое поколение – в основном дети тех самых шестидесятников Владимир Яковлев, Артём Боровик, Дмитрий Лиханов, Евгений Додолев, Александр Любимов – уже берёт своё. Представители недавней «золотой молодёжи», выросшие в огромных квартирах или проведшие отрочество за границей, молодые выпускники международного отделения журфака МГУ, они начинают делать погоду на телевидении и в прессе. Отличные стартовые возможности и врождённое отсутствие страха позволяют им в течение полугода растабуировать все запретные темы и посетить все горячие точки, куда прежде не ступала нога советского журналиста».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.