Курник для Евтушенко

Курник для Евтушенко

Папа с Евтушенко в 50-х…

…и в 80-х

Евтушенко бывал у нас и по-дружески, и по-соседски. Он жил на соседней улице, в пяти минутах ходьбы, и появлялся чаще просто так, совсем без дела. Всегда какой-то разноцветный, крадущийся, размахивающий руками, будто пытающийся всех разом отогнать или обнять, по настроению. Читающий стихи, свои и чужие. Ревнующий и сильно, если внимание оказывалось кому-то другому, а не ему. Вероятно, ему казалось, что в этом мире больше никого, кроме него, нет, кто соответствовал бы таким высоким стандартам. Они часто с папой устраивали своеобразные дуэли – один начинал читать, скажем, Бориса Корнилова или Васильева, другой подхватывал. И так до того неловкого момента, когда строчка кем-то забывалась. Если отец читал свои стихи и они кому-то из присутствующих нравились, Евтуху становилось физически больно, чужого успеха он не выносил. Обычно ретировался. Просто вставал и уходил, очень по-детски. В зрелом возрасте была отмазка, что пора укладывать детей. Был со странностями, не как все, интересным и штучным. Вел себя по-разному, по-евтушенковски. Иногда провоцировал, брал на «слабо».

– Вот ты ж испугаешься, не пустишь Робу ради хохмы залезть на крышу Театра на Таганке и прокричать оттуда что-нибудь антисоветское? – однажды спросил у мамы.

– Конечно, не пущу, – спокойно и просто ответила она.

Спора даже и не получилось. Другой раз поспорил, что выпьет придуманный им коктейль – пиво с кефиром. Выпил. Получился, как выяснилось, прекрасный очистительный рецепт. Больше на рожон со своими придумками не лез.

А вообще с ним всегда было о чем поговорить: он заинтересованно смотрел на тебя своими щучьими глазами, скорее даже всматривался, и было понятно, что ответы на все вопросы ему уже давно известны. Ну, может, не совсем на все. Хотя иногда было ощущение, что он врет, только не знает, кому и о чем.

Они были знакомы с Литинститута, мама с папой и Евтушенко – Евтух, как его называли, учился на курсе младше. Он был очень беспокойный, влюбчивый, смотрел вслед каждой, один никогда не ходил. Хвастался, что лишился девственности в 15 лет. Демонстрировал вовсю эксклюзивность и экстравагантность, безумно кокетничал и старался понравиться всем и сразу, одевался во все крикливое, яркенькое, несочетаемое, украшая собой серую и будничную толпу. Носил кислотные галстуки, заканчивающиеся между ног, и имел их целую коллекцию. Попытался ухаживать за мамой, но когда та ему отказала, переключился на Лидку. И тоже получил отказ. Во всяком случае, много лет спустя, бывая у нас дома, всегда жарко обнимал Лидку и говорил, будто с обидой: «Это единственная женщина, которая мне отказала!»

«Ну, не единственная, положим», – обычно говорила Алла, моя мама.

А мама Евтушенко, Зинаида Ермолаевна, Аллу очень любила и всегда пеняла Жене – «вот если б ты женился на Алене, то давно бы стал лауреатом Ленинской премии!» А как же, верх успеха.

Все его жены перебывали за нашим столом – первых я, конечно, не помню. Ни инопланетную, трепетную, манерную Беллу – так-то знала, конечно, но в качестве его действующей жены – нет, слишком мала была. Ее называли самой красивой поэтессой. По-моему, обидно. Но помню рассказы, что ей пришлось сделать аборт и вскоре они расстались. И он переживал потом очень, что она не сможет родить. Смогла. Уже от другого. Он успокоился, перестал себя грызть.

О Гале тоже знаю – жене его близкого друга, красивой и своенравной, с очень непростой судьбой. Он сошелся с ней, потом они взяли ребенка из детдома, Петю. Об этом у нас в семье говорили. Мучилась Галя все время из-за евтушенковской гульбы. В конце концов они расстались.

Иностранку-жену, англичанку, по-моему, Джан, он долго не показывал и когда мама спросила у кого-то из видевших ее, как она выглядит, сказали, что похожа на «пьяную латышку». Была ему под стать, активная, энергичная, вся какая-то экстремальная, драчливая. Ему тоже доставалось. Он отлично фотографировал, принес однажды нам свои снимки, помню, где во все фото огромный беременный живот обнаженной Джан и рядом голенький мальчишка, их сын. Потом уже видела ее и у нас, и когда приходили к Евтуху на дачу – у них тогда было много детей, икон, картин авангардистов и собак: шум, крик, лай, суета. И тоже не удержалась иностранка, появилась Маша.

Она из Петрозаводска, простая русская красавица, с косой была вроде, подошла к Евтушенко взять автограф для своей мамы, да так с хозяином автографа и осталась. Родила ему двух парней. Когда папа заболел, приходила иногда с Женей, иногда без делать уколы, как сестра милосердия. Приходила с биксом – железной коробочкой, в которой лежали походные шприцы и иголки, ставила их на газ и ждала, пока вскипят. Еще приходила. И еще. Сколько надо было, столько и приходила, откладывая свои дела.

Чаще почему-то он бывал у нас один: то ли у жен дела были по дому, то ли хотел от них отдохнуть. В один из тех редких случаев, когда он предупредил о своем приходе, я решила его удивить, приготовить что-то эдакое. Пельменями не удивить, сам сибиряк. Шашлыком – вряд ли, обычное какое-то, дачное кушанье. Обязательно на столе должны были быть баклажаны в любых проявлениях – любимый евтушенковский овощ. А на горячую закуску я сделала курник, шикарная еда, очень всем рекомендую! И делается не так уж и сложно.

Курник

Курник я делала для гостей очень часто. Почему именно курник, а не простые пироги или, скажем, кулебяку, знаю точно. Именно тогда, в конце семидесятых, папа раздобыл у букиниста «Подарок молодым хозяйкам» Молоховец, и я зачитывалась этой научной фантастикой, переводя на современный лад меры веса, изучая старинные рецепты, плавно перейдя потом на книги Гиляровского и Пыляева. Эти уважаемые авторы уговорили меня, что курник – еда простая и в готовке быстрая, а также вкуса удивительного, и я, дурочка, повелась. Хотя на самом деле был у нас на столе он часто, может, из-за обилия блинов, которые пекла Лидка и которые надо было куда-то пристраивать, когда уже невозможно было есть просто так; может, из-за подросткового стремления удивить; может, из-за того, что, один раз сделав, поняла, что это очень вкусно, и необычно и, в общем, не так уж и сложно. Курник всегда делала классический, горкой, в виде шапки, большой и украшенный звездами, цветами и узорами из теста.

Блинчики, именно блинчики, а не блины для курника Лидка всегда делала из воды, молоко никогда не использовала, и они получались намного нежнее и невесомее обычных. Видимо, изначально такой рецепт на воде был по нашей бедности, но потом только так и делали, вкусней оказалось.

Сначала готовим тесто, ему надо будет еще полежать в холодильнике. Смешиваем размягченное сливочное масло, сметану, молоко и взбитое яйцо. Постепенно добавляем соду и муку, замешиваем мягкое тесто. Клейковина у муки разных марок сильно отличается, поэтому количество муки может быть чуть меньше или чуть больше. Накрываем его и ставим минут на 40 в холодильник.

Для начинки берем кило-полтора отварного куриного филе (можно брать мясо и с печеной курицы, и отварной), полкило грибов, лучше, конечно, белых, но можно и шампиньоны, одну луковицу, 200 г отварного риса, зелень, я беру кинзу и укроп, 2 крутых яйца, соль и перец.

На самом деле я использовала курник в те не очень разнообразные в гастрономическом плане времена как еще одну возможность преподнести обычные продукты в необычном виде и использовать остатки, которые лежали в холодильнике. У меня был курник и с гречкой вместо риса, и с ветчиной вместо курицы, и с рыбой – неизменными оставались слои жареных грибов с луком.

Но пока делаем классический вариант. У нас уже есть для курника курица из бульона, которую разбираем на мелкие кусочки, и блины, которые вы напекли еще вчера, а сегодня они уже холодные и их никто не хочет. Жарим нарезанные шампиньоны с луком (если белые – сначала отвариваем) на разогретой сковороде со сливочным маслом. Рис смешиваем с мелко нарезанной зеленью и мелко рубленными вареными яйцами. Все это лежит в отдельных плошках. Делаем соус бешамель: 500 мл молока, 50 г сливочного масла, 50 г муки, щепотку мускатного ореха, соль, перец. Жарим на масле муку, добавляя в нее небольшими порциями молоко и все время мешаем, чтобы не было комков. Доводим до консистенции сметаны или пожиже. И вмешиваем в наши начинки, чтобы при нарезке курника слои не рассыпались.

Теперь собираем курник – это, так сказать, художественная часть. Из трети теста делаем лепешку и застилаем ею дно сковородки и стенки по окружности. Сверху начинаем наслаивать пирог. Сначала на тесто идет блинчик. Первый слой обычно рис с яйцом и зелень – кладем треть от всего объема. Сверху блинчики. Потом слой курицы – треть. Снова блинчики. И теперь грибной слой. Так чередуем блинчики и начинку, пока все не закончится. И, наконец, раскатываем почти все оставшееся тесто и накрываем им курник. В середине делаем красивую дыру, чтоб выходил пар. Из маленького кусочка теста лепим косички, полоски, цветочки, звездочки, людишек – в общем, все, что душе угодно, и украшаем пирог, зная меру. Смазываем эту красоту желтком и отправляем на полтора часа в предварительно разогретую до 180 градусов духовку.

Для блинчиков понадобятся:

1 яйцо,

З50 мл воды,

5 ст.л. с горкой муки,

соль и сахар по вкусу.

Для теста понадобятся:

400 г муки,

100 г сливочного масла,

1 яйцо,

1/4 стакана молока,

3 ст.л. сметаны,

по щепотке соли и соды.

Для начинки понадобятся:

1–1,5 кг отварного куриного филе (можно брать мясо печеной курицы или отварной),

0,5 кг грибов, лучше, конечно, белых, но можно и шампиньоны,

1 луковица (почистить, нашинковать),

200 г отварного риса (отварить),

нашинкованная зелень

(я беру кинзу и укроп),

2 сваренных и мелко порубленных яйца,

соль и перец.

Для соуса бешамель понадобятся:

500 мл молока,

50 г сливочного масла,

50 г муки,

по щепотке мускатного ореха,

соли,

перца.

На десерт я сделала желе, но не простое, а мозаику. Наварила желе разного цвета – желтое, молочное, шоколадное, красное и зеленое. Когда желе застыло, смоченным в холодной воде ножом нарезала все это на мелкие кубики и залила прозрачным желе. Когда застыло в прозрачных креманках, получилось очень даже красиво, праздничный такой необычный вариант. Евгений Александрович очень оценил и долго потом о нем вспоминал, вероятно, начав ассоциировать меня с этим желе, и вместо «здрассьте» говорил мне: «Старуха, до сих пор помню твое желе!»

Я ж говорю, у него память – капкан!

Подпись в нашей семейной «Книге отзывов»

У нас на даче. 90-е

Петрозаводск. Открытие мемориальной доски на доме, где в 50-х г. отец жил

У нас на даче, 99 год