Мутная вода Ганга

Мутная вода Ганга

Вечерний Ганг

Вообще-то эта командировка в Индию дорого обошлась здоровью всей семьи. Я переболела какими-то отвратными экзотическими болезнями, умудряясь после выздоровления сразу подхватывать что-то еще. Видимо, мой слабенький московский иммунитет опупел от количества индийских бактерий и вирусов и сдался в первую же неделю. Да и Димка не отставал.

Мы прилетели в Дели буквально за несколько дней до начала сезона муссонных дождей, когда накопленная за лето пыль, еще не смытая в сточные ямы потоками, лежала повсюду жирным слоем. В пыль на пятидесятиградусной жаре превращалось все – трупы беспризорных коров и собак, которых никто никогда не хоронил, остатки еды, выброшенные просто так в окошко, и любые отходы человеческой деятельности – каждый день я наблюдала чью-то какающую задницу у дороги – не в кустах, нет, там змеи и неудобно, а именно у дороги. Что естественно, то не безобразно – главный индийский лозунг. Тем более что лицо отвернуто, ну а попа… Она у всех одинаковая. Потом все это высыхало и превращалось в пыль.

Вот сразу по приезде я увидела в окошко, как красиво шевелится листва, как качаются на ветру деревья, будто перед грозой, и решила выйти на улицу вдохнуть озона. Вдохнула. На следующий день с амебиазом загремела в больницу. Вдохнула, видимо, во время озонотерапии какую-то заразную амебу. Подробности не рассказать – толчок, капельницы, анализы, тошниловка. Месяц в таком полуобморочном состоянии.

Потом, после больницы, стала беречься – заставила Камчу мыть фрукты-овощи карболовым мылом, кипятить долго воду. Фрукты по совету старожилов надо было сначала замачивать в мыльной воде, а еще лучше в стиральном порошке, потом хорошенько сполоснуть кипяченой водой, обдать кипятком и минут десять подержать в сильном растворе марганцовки. А из марганцовки получившуюся гадость можно было уже есть, не вытирая. Зато с мясом не так интересно: его надо было вымыть в марганцовке и заморозить на несколько дней. По идее вся зараза должна была умереть от холода и неожиданности. А потом мясо оттаять и варить – жареное есть не рекомендовалось. И правильно – однажды, когда мы правила этого еще не знали, Камча поджарил нам буйволятину, в которой были цисты с личинками не то овода, не то еще какой пакости. Жаренные, уже, правда, в маслице… Говядины не было как таковой в принципе: она ходила в образе святых коров по улицам Дели, обвешанная гирляндами оранжевых цветов, и смотрела на всех сонными красивыми глазами с длинными ресницами. Коровам даже не сигналили, когда они перегораживали улицу – ждали, пока сами уйдут. И буйволятина была единственно возможным красным мясом, но она ни в какое сравнение с говядиной не шла – жестковатая, волокнистая, испещренная, как сеткой, какими-то тонкими нитями. Хотя, по идее, ее можно было есть даже сырой – в татарском бифштексе, и вяленой и приготовленной, как привычное мясо.

Наше письмо Лидке

В общем, береглась, как могла, даже зубы чистила кипяченой водой, а когда принимала душ, то безумно боялась, что какая-нибудь случайная капля попадет в рот. Перед каждой едой мы с Димкой пили порцию виски по совету старших спившихся товарищей, но с научным объяснением – надо создать в желудке щелочную среду, чтобы все бактерии к чертовой матери сдохли. А на ночь выпивать немного джина, опять же с обоснованием – джин сделан из можжевельника, и ночью через поры будет выделяться неуловимый запах, который категорически отпугнет малярийных комаров. Обязан просто отпугнуть. И надо сказать, следуя проверенным заветам этих самых старших товарищей, мы-таки стали болеть намного меньше. Хотя, конечно, страшно было спиться. Бог миловал, удержались. Но на глазах уходили журналисты, посольские, все, кто следовал этому правилу. Уходили не то чтобы насовсем, но становились дополнением к бутылке, ломали себе печень, семью, карьеру, жизнь. Не удерживались. Ездили в соседний штат после 23.00 за бутылкой мерзкого местного подобия виски, который продавался там круглосуточно. Душа горела, а как же.

К моменту, как мы уехали в Индию, мы жили с Димкой уже почти десять лет. Детей не было. Я очень переживала, ходила по врачам, даже к местной индийской знахарке и травнице, которая снабдила меня маленькими круглыми черными таблетками, как овечьи катышки. Все вроде было нормально, без патологии, но и безрезультатно. Переживала очень. Десять лет все-таки. Много.

Как-то поехала с Димкой в командировку в Хардвар делать репортаж о священной реке Ганг. Раньше, говорят, священный Ганг вел по небесам прямо в рай, но люди уговорили Шиву спустить реку на землю, чтобы ею можно было насладиться и живущим тоже. Шива просьбу исполнил.

Вот он Ганг, вот она я, и скоро родится Леша

Ничего райского в реке я не увидела. Ни кисельных берегов или хотя бы утопающих в зелени, ни прозрачных вод с золотыми рыбками. Широкая река со спускающимися к самой воде ступеньками, на которых сидят, нет скорее живут люди – кто-то моется, стоя по пояс в воде, кто-то стирает, выколачивая разноцветное белье о ступеньки, кто-то спит, укрывшись тряпкой с головой, кто-то ест с бананового листа, сидя на корточках, кто-то просто отдыхает и медитирует, глядя на эту райскую реку. Отдельно ото всех на ступеньках сидит врач, помощник которого раз в две минуты жутко орет: «Вскрываем нарывы, вырезаем мозоли, прокалываем носы и уши и делаем другие мелкие операции!» Очередь большая.

Прокаженные тоже любят это место на широких ступеньках. Несчастных, совсем съеденных лепрой, катают в тележках другие, пока менее от нее пострадавшие, но выставляющие напоказ завязанные грязными тряпками обрубки пальцев и требующие бакшиш. Многие из прокаженных часами сидят в воде, надеясь на облегчение.

По всему берегу, стоя по пояс в воде, мальчишки занимаются доходным делом. У каждого цилиндр, который наполовину погружен в воду так, что хоть как-то можно разглядеть дно, поэтому монетка или еще какая ценная добыча, сразу идет в сумку на боку.

Реку эту так любят, что хоронят в ней, как на кладбище, родственников. По берегу стоят кострищи – настоящая фабрика по утилизации. Одного сожгли – останки в воду, и вот уже другой костер горит на этом месте, другие родственники в белых траурных одеждах. Кто побогаче – делают костер для покойника из сандалового дерева, кто победнее – из нескольких простых полешек, которых не хватит, чтобы прогореть два часа – именно столько нужно, чтобы сгорело человечье тело, – и поэтому, как костерок погаснет, слегка обугленного родственника скидывают в Ганг. Какой уж тут пепел! Ритуал сжигания для европейского человека – довольно дикая и жестокая процедура. Складывается большой прямоугольный костер, на вершину которого водружается тело в венках и цветах. В процессе сгорания подходят роственники и подливают в костер какие-то масла, молоко, подсыпают специи, сандаловый порошок, мелко нарубленные бананы, благовония, будто готовят какое-то особое праздничное блюдо. Сидят иногда так до рассвета, наблюдая за костром и тем, как обугливается их родное тело. С первыми лучами солнца самый близкий родственник торжественно подходит к обугленному черепу и разбивает его. Именно тогда, говорят, душа отлетает в рай.

Вода в Ганге мутная и белесая – в такую страшно войти, мало ли, кто там за ногу схватит. Но очень эта река почитается среди индийцев – и желания исполняются, и вода целебные свойства имеет. Еще говорят, что дно у ее истоков идет по серебряным рудникам, которые уходят вглубь на два с половиной метра, и она становится святой. Загадала я тогда желание. И пошла прямо в реку. Не обращая внимания на проплывающие мимо сизые и раздутые останки людей, на которых победно сидели вороны, как на надувных матрасах, полусгнившие тряпки, норовившие как водоросли, обмотать ногу и утащить вглубь, плотики с черепами, цветочные гирлянды и рыб, которые, поднимаясь к поверхности реки, удивлялись, что я живая. Я старалась уговорить себя, что так надо, что это правила игры и ничего страшного в этом окружении нет. Просто декорации фильма ужасов, но всего лишь декорации. Окунулась с головой и медленно побрела обратно на берег, пытаясь не бежать. И делая вид, что я совершаю такой обряд каждый день.

Как же я мечтала тогда о ду`ше! Мне больше никогда в жизни так не хотелось встать под душ, как тогда! И потом отфыркивалась, стоя под горячей водой часа два, не меньше. Старалась забыть, что видела. Старалась. Не получалось. Ночью снилось, как я ухожу под мутную воду, тяну руку из реки, все тяну и тяну, а меня никто за руку не вытаскивает. Кошмары снились долго, кошмары с запахами, что интересно. Пахло тиной, рекой и всем остальным.

Но я была очень этому всему рада, ведь через девять месяцев я родила первенца, Лешку. И, что самое интересное, в День независимости Индии, 26 января.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.