Человек-тайна

Человек-тайна

Происхождение Андропова – тайна из тайн. В официальной биографии было указано: «Родился на станции Нагутская Ставропольского края в семье рабочего-железнодорожника». Никакой крепкой рабочей семьи не было. Было детство в стиле рассказов Горького.

Юра родился в первый год Мировой войны, три года ему было в год революции. Нагутская – казачья станица, по некоторым сведениям, отец Андропова был казаком. Горбачев в своих мемуарах вспоминает, что Андропов знал наизусть десятки казачьих песен и пел их во время ночных посиделок у костра в Железноводске. Андропов писал об отце: «Работал дежурным по станции, затем начальником станции Нагутинская Северо-Кавказских железных дорог. В 1915 (или 16) году отец переезжает на станцию Беслан, где работает ревизором (или контролером) движения. Отец происходит из донских казаков. Его отец (мой дед) или учитель, или инспектор училищ (точно не знаю, никогда его не видел)». В другой автобиографии Андропов добавил: «Отец учился в Институте путей сообщения, но был оттуда исключен за пьянство. Имел 2-х дядей в городе Ростове-на-Дону (по отцу). Сам я их никогда не видел. По рассказам матери – оба служили на железной дороге. Сейчас оба умерли».

В 1916-м (по другим данным – в 1919 году) Владимир Константинович Андропов умер. В анкете Андропов писал, что остался без отца в двухлетнем возрасте. В 1923-м не стало и матери. В 1928-м четырнадцатилетний Андропов, не желавший висеть на шее у отчима, ушел в самостоятельную жизнь. Работал грузчиком, подвизался на телеграфе, был помощником киномеханика…

Отца Андропова, по-видимому, трудно считать полноценным пролетарием. Он учился в железнодорожном институте – то ли в Харьковском, то ли аж в Московском.

Еще более загадочная личность – мать Андропова, Евгения Карловна. В девичестве она носила фамилию Флекенштейн. Андропов утверждал, что в дом Флекенштейнов она была подброшена. Так или иначе, воспитание она получила в небедной еврейской (по другой версии – финско-немецкой) семье. Всю жизнь она преподавала в школе. Отчим нашего героя – Виктор Александрович Федоров – был железнодорожным рабочим, помощником паровозного машиниста, санитарным смотрителем на станции Моздок. Потом Виктор Александрович принялся учить слесарному делу мальчишек из фабричной семилетки, в которую поступил и семилетний Юра.

Возможно, мать Андропова была еврейкой. Внешность Юрия Владимировича свидетельствует о том, что без южных кровей здесь не обошлось. Можно предположить еврейских предков, а можно – греческих, армянских, грузинских или осетинских… Но круг, в котором воспитывался Юрий – отчим, работники Моздокской типографии, друзья по Рыбинскому техникуму, – был далек от еврейской культурной традиции. Он не считал себя евреем, не чувствовал себя «инаким» в русской среде и очень не хотел евреем прослыть. Не хотел брать на себя политический груз еврейства, которому искренне был чужд.

Работник ЦК, советник Лигачева Владимир Легостаев (один из самых резких разоблачителей «генсека с Лубянки, гэбиста магнетического» в последние годы) вспоминал о догадке, которая поразила его на похоронах Андропова: «В мозгу вспыхнула удивительная догадка, что человек, чье лицо в круге яркого света лежало сейчас перед мной на гробовой подушке, при жизни, вне всяких сомнений, был евреем. Это показалось мне тогда настолько неправдоподобным, что я невольно замедлил перед гробом шаг, стараясь получше рассмотреть открывшуюся взору картину…». При таком серьезном отношении товарищей по партии к еврейскому вопросу имело ли смысл сироте Андропову не драпировать возможное происхождение матери?

У Андропова было два имени – Григорий и Юрий. Еще одна загадка! Две фамилии – одно время он носил и фамилию отчима, «Федоров». Столь темное происхождение – подарок для любителей сложных разведопераций, для конспирологов. Может быть, некие могущественные силы внедрили Андропова в ряды комсомола и наделили «Моздокской» легендой, в которой все концы обрублены и сам черт не разберется, кто есть кто? Может быть, Андропов – англо-американский засланец? И такая версия звучала в девяностые годы. Столь эксцентрические сенсации, конечно, доверия не заслуживают.

Четырнадцатилетний сирота наметил поступить в Рыбинский речной техникум. По собственному признанию, географию он тогда знал скверно и был уверен, что Рыбинск расположен неподалеку от Моздока (хотя, как мы увидим, текст заявления противоречит этому утверждению). Будущий глава государства написал заявление:

«От помощника киномеханика Андропова Юрия-Григория.

Заявление

Прошу принять меня в техникум речного судоходства на отделение судоводительное или судостроительное. В настоящее время я работаю помощником киномеханика, рабочий стаж имею 2-годичный. Отца я лишился, когда мне было 2 года, отец работал телеграфистом на железной дороге, мать умерла год назад. В настоящее время я живу у отчима и работаю при железнодорожном клубе на станции Моздок. Прошу ввиду дальнего расстояния точно сообщить то время, когда я должен буду прибыть в техникум. Прошу также обеспечить меня общежитием и стипендией, так как средств к дальнейшему существованию не имею.

Соответствующие документы прилагаю.

Мой адрес: станция Моздок

Северо-Кавказской железной дороги

Вокзал, жилой дом № 24

Андропову Юрию

22 марта 1932 г.».

Так начиналась карьера «человека 1983 года» по версии журнала «Тайм».

Советская система просвещения не давала рабочим паренькам пропасть. Андропова без экзаменов принимают на судоводительское отделение техникума. Видимо, в годы учебы Андропов поработал матросом. Часто цитируют запавшие в память будущего вождя слова бывалого волжского боцмана: «Жизнь, Юра, это мокрая палуба. Чтобы не поскользнуться – передвигайся не спеша. И каждый раз выбирай место, куда поставить ногу». Под конец учебы он был комсомольским вожаком Рыбинской судоверфи. Да, он всерьез заинтересовался политикой. Борьба с оппозиционерами ожесточалась. Кресла комсомольских и партийных функционеров освобождались. В 1937-м он становится комсомольским секретарем горкома, а уже в 1938-м Андропов становится персеком Ярославского обкома комсомола.

Комсомольский вождь был магнетически обаятелен. Поэтесса Екатерина Шевелева посвятила ему стихи:

Отбросив русый вихрь со лба,

Стоит мой век, моя судьба,

Моя судьба на съезде комсомольском…

Всю жизнь она преклонялась перед Андроповым, воспевала его, сотрудничала с органами, которые Андропов возглавлял. И даже после смерти Андропова, на писательском съезде, Шевелева патетически зачитывала стихи самого Юрия Владимировича.

Почитаем «Личный листок по учету кадров», заполненный Андроповым 7 сентября 1938 года: «В других партиях и в оппозиции не состоял. В революционном движении не участвовал и репрессиям за революционную деятельность не подвергался. В войсках или учреждениях белых правительств не служил. Образование среднее техническое, специальность – техник по эксплуатации речного транспорта… Отношение к военной службе в настоящее время: снят с военного учета».

Путь к вершинам комсомольской карьеры не был гладок. Предшественник Андропова сигнализировал: «Отец Андропова служил в белой армии, мать происходит из купеческой семьи». Разбираться в Ярославль из Москвы приехал бдительный товарищ – инструктор ЦК комсомола Капустина. Началось серьезное следствие с командировками, допросами и очными ставками.

В январе 1939 года Капустина доложила: «Я поставила этот вопрос перед секретарем Ярославского обкома ВКП(б) тов. Шахуриным, проверила в партколлегии, где знакомилась с его делом при приеме в партию. В беседе со мной и секретарями Ярославского обкома ВКП(б) тт. Шахуриным и Ларионовым Андропов категорически отрицал принадлежность отца к белой армии и происхождение матери из купеческой семьи. Мною был послан для проверки на место рождения и жительства семьи тов. Андропова работник Ярославского обкома ВЛКСМ тов. Пуляев, а по приезде в Москву мною лично был проверен материал, касающийся социального происхождения матери тов. Андропова. Установлено следующее: Отец тов. Андропова, инженер-путеец, умер в 1919 г. от брюшного тифа. В белой армии не служил. Дед Андропова (по отцу) работал в Ростове в качестве инспектора реальных училищ. Мать Андропова с 17-летнего возраста работала учительницей. Воспитывалась в семье (куда была подкинута грудным ребенком) Флекенштейн, финляндского гражданина, временного купца 2-й гильдии, который умер в 1915 г. Бабка после его смерти жила своим трудом, сейчас получает пенсию. По словам приемной бабки Андропова Флекенштейн, у Андропова живет не его тетка, а его няня, что никаких сведений о родной бабке Андропова они не имели и не знают, кто она. Из этого становится ясным, что тов. Андропов дал неправильные сведения о социальном происхождении своей матери. Я считаю необходимым потребовать у тов. Андропова объяснение причин, побудивших его дать эти неверные сведения».

Судьбой Андропова занялись кадровые органы ВЛКСМ в Москве и обкома в Ярославле. Тогдашний второй секретарь обкома Алексей Ларионов считал Андропова человеком дельным и излишнюю подозрительность укоротил. Андропову пришлось отбиваться – пером и делом:

«По Вашему требованию присылаю автобиографию и объяснение к ней. Мать моя младенцем была взята в семью Флекенштейн. Об этой семье мне известно следующее: сам Флекенштейн был часовой мастер. Имел часовую мастерскую. В 1915 году во время еврейского погрома мастерская его была разгромлена, а сам он умер. Жена Флекенштейна жила и работала в Москве. Прав избирательных не лишалась. Родная мать моей матери была горничной в Москве. Происходила из Рязани. О ней мне сообщила гражданка Журжалина, проживающая у меня. Журжалина знает мать с 1910 года, живет у нас с 1915 года. Прежде она была прислугой в номерах (Марьина роща, 1-й Вышеславцев переулок, дом № 6). Моя мать – родственница Журжалиной по ее мужу. Все это записано мною со слов Журжалиной. Тетка или не тетка мне Журжалина? Не тетка. В анкете Журжалина указана мною как тетка потому, что я просто затрудняюсь определить степень родства (как и она сама). В этом я ничего плохого и предвзятого не видел и не вижу. Как случилось, что я не знал, что дед мой – купец 2-й гильдии? Я и сейчас об этом не знаю, а попытки, чтобы узнать, делал: я перед вступлением в ВКП(б) просил отчима как можно подробнее рассказать мне о родителях, так как о последних я знаю очень мало. Он ответил мне письмом (оно у тов. Ларионова), в котором ни слова не говорит о том, что Флекенштейн был купец. Сама Флекенштейн в 1937 году, когда я брал у нее документ (справку о нелишении прав), ничего мне о «купцах» не говорила». Насколько убедительно звучат такие объяснения – судить трудно. Безусловно, у проверяющих товарищей были основания считать происхождение Андропова сомнительным. В критической ситуации Андропов вел себя уверенно, достоинства не терял. Под давлением не становился безвольным паникером. Этот навык поможет ему в международных делах.

Объяснениям не было конца: «При вступлении в ВКП(б) партком верфи запрашивал на мою родину и в Беслан, и в Моздок. Парткому подтвердили, что дед мой (то есть Флекенштейн) торговал, но что был купцом, да еще 1-й или 2-й гильдии, не говорили. Исходя из этого при вступлении в ВКП(б) и на пленумах я также говорил о торговле, а не о купечестве. Свою биографию я знаю со слов Журжалиной и Федорова, с которыми жил и сталкивался, с их слов и рассказывал ее. Вот все, что мог я сообщить. Прошу только как можно скорее решать обо мне вопрос. Я чувствую ответственность за организацию и вижу гору дел. Решаю эти дела. Но эта проклятая биография прямо мешает мне работать. Все остальное из моей биографии сомнению не подвергалось, и поэтому я о нем не рассказываю».

Почти полгода Андропов исполняет обязанности областного комсомольского вожака, а Москва не торопится с утверждением его кандидатуры. Только в апреле 1939-го назначение окончательно одобрили. В тот год главная забота Андропова – вербовка молодых энтузиастов для строительства каналов, гидроузлов.

Тем временем первым секретарем обкома партии становится Н.С. Патоличев – в будущем министр внешней торговли при генсеке Андропове и его предшественниках, крупный партийный и государственный деятель, оставшийся в истории, между прочим, и как рекордсмен по числу награждений орденом Ленина. К концу жизни орденов Ленина у Патоличева было 12! Сравним: известный орденоносец Л.И. Брежнев был лишь восьмикратным кавалером ордена Ленина, Андропов – четырехкратным. В 1939 году, до истечения кандидатского срока, Андропов становится членом ВКП(б). Решение бюро подписывает Патоличев.

Запутанной (особенно – по сравнению с коллегами из брежневского Политбюро) была и семейная жизнь Юрия Андропова. В Рыбинске он женился на подруге по техникуму Нине Енгалычевой. У них было двое детей – Евгения и Владимир. В 1940 году, в Петрозаводске, Андропов встречает свою вторую жену, Татьяну Филипповну. В новом браке у него тоже будут сын и дочь. Он решится на развод. И развод, и темное происхождение – все это могло дурно сказаться на карьере молодого партийца, если бы Андропову не удалось добиться истинно уважительного отношения руководителей Карело-Финской республики. Сын Андропова Владимир не унаследовал отцовскую основательность. В юности дважды находился под судом. Пьянствовал, умер в Тирасполе в 35 лет. Эпизодически переписывался с отцом, наверное, ждал от него помощи. Но Юрий Владимирович от первой семьи отгородился, если и помогал – то изредка.

После финской «зимней» войны Сталин создает Карело-Финскую ССР – полноправную советскую республику. Фактическим главой республики был не партийный секретарь, а председатель Верховного Совета – Отто Вильгельмович Куусинен. Первым секретарем ЦК Компартии республики был Геннадий Николаевич Куприянов – выходец из Ленинграда, близкий к Жданову.

Андропов становится сперва комсомольским вожаком Петрозаводска, а потом и всей Карело-Финской ССР. В Петрозаводске Андропов поступает в Университет Карело-Финской республики, но война прерывает учебу. Немцы быстро занимают Петрозаводск. Куусинен, Андропов и их товарищи эвакуируются в тыл. Глава республиканского комсомола становится одним из организаторов партизанского движения в Карелии – под руководством Куприянова. В 1947-м Андропов становится вторым секретарем республиканского ЦК. В январе 1950-го, в разгар «Ленинградского дела», Куприянова засудили за злоупотребления. Андропов поддержал обвинения, блеснув и самокритикой: он-де разделяет с Куприяновым ответственность за невыполнение плана по лесозаготовкам. Куприянов отправится в лагеря, откуда выйдет в 56-м, когда будет реабилитирован. С той поры и до конца жизни он будет директором музейного комплекса в городе Пушкине. Куприянов не даст показания против Андропова – и Юрий Владимирович благополучно переживет пору репрессий.

Отто Вильгельмович Куусинен на долгие годы стал для Андропова доброй феей. С помощью Куусинена, занимавшегося международными делами на высшем партийном уровне, Андропова привлекают к работе в ЦК. Это случилось еще при Сталине – в 1950 году. Андропов становится инспектором (инструктором) ЦК по делам северо-западных областей СССР. Он знакомится с Сусловым, который первоначально хорошо отнесся к инструктору Андропову. После смерти Сталина его переводят в МИД. Вскоре Андропов получает высокий ранг чрезвычайного и полномочного посла. Сказалась поддержка Куусинена, который играл одну из первых скрипок в тогдашней внешней политике, имел влияние на МИД. Андропова направляют в Венгрию – на сложный участок мирового коммунистического движения. Решения следовало принимать, ориентируясь на треугольник ЦК, КГБ, МИД, в котором на вершине, конечно, располагался ленинский ЦК…

Андропов, пожалуй, щедрее всех из выдвиженцев Сталина был наделен способностью к самообразованию. Вот и в Венгрии он набросился на книги по истории мадьяр, вник в хитросплетения российско-венгерских отношений, даже попытался выучить (и не без некоторого успеха!) замысловатый венгерский язык.

Венгрия после ХХ съезда, после антисталинской речи Хрущева, наиболее резко из всех соцстран изменила политический курс.

В июле 1956 года Ракоши отстранили от власти. Он нашел приют в Советском Союзе. Вероятно, это было спасением от расправы. Главой партии стал соратник Ракоши, малоавторитетный Эрне Гере. Партия уже не контролировала ситуацию в стране. От требований реабилитации казненных политиков и генералов оппозиционеры быстро перешли к антикоммунистическим лозунгам. Тысячи людей вышли на улицы Будапешта. Им удалось сбросить с пьедестала и обезглавить памятник Сталину, от которого надолго остались одни сапоги.

Неформальным лидером движения был Имре Надь – участник Гражданской войны в России, старый коммунист с разнообразным опытом, еще недавно занимавший пост премьер-министра. Надь считался реформатором «с националистическим уклоном», за что его и устранили из правительства. Надь решился на борьбу с влиянием Москвы. Андропов в Венгрии повел себя как первоклассный политик макиавеллиевского типа. Ему удалось чуть ли не подружиться с Надем (общались они по-русски, без переводчика). Он обещал вождю венгерской революции (она же – контрреволюция), что Москва не станет усмирять венгров военной силой. Одновременно Андропов извещал Москву, что введение войск в Венгрию – насущная необходимость. 24 октября Имре Надя назначают на пост главы правительства. Он отказывается подписать текст обращения к советскому правительству с просьбой о военной помощи «для ликвидации беспорядков». Письмо, по настоянию Андропова, подписывает глава только что отставленного правительства А. Хегедюш. Его отставку и назначение Надя еще не утвердил парламент, и тонкая нить легитимности не оборвалась.

24 октября войска Особого корпуса перешли венгерскую границу и двинулись на Будапешт. Началась операция «Компас». Одновременно в Венгрию прибыли Микоян и Суслов.

Надь перешел на сторону повстанцев и потребовал вывода советских войск. Новый глава партии Янош Кадар вел напряженные переговоры с Андроповым. Надь распускает службу безопасности. 30—31 октября в Будапеште начинаются кровавые антикоммунистические погромы. Коммунистов и сотрудников органов госбезопасности вешали вверх ногами. Погиб секретарь горкома Имре Мезе… Все это происходило на глазах потрясенного Андропова, требовавшего от Москвы немедленного введения войск. В ночь на 1 ноября, под руководством маршала И.С. Конева, началась операция «Вихрь». Были захвачены аэродромы, советские войска взяли под охрану границу с Австрией. Надь вызвал к себе Андропова для объяснений. Советского посла могли и арестовать, и расстрелять – надо отдать ему должное, он сохранил выдержку. На вопросы Надя отвечал уклончиво. Принял ноту протеста. Надь заявил о выходе Венгрии из Варшавского договора и обратился в ООН с просьбой о помощи и защите.

Андропову удалось наладить надежные отношения с Яношем Кадаром (они будут с симпатией относиться друг к другу вплоть до смерти Андропова). Кадар и его сторонники прибыли в Сольнок, в штаб Конева, оттуда слетали в Москву, на заседание Политбюро и вернулись в Венгрию в качестве нового «рабоче-крестьянского венгерского правительства». Новое правительство обратилось к Советскому Союзу с просьбой о военной помощи против «черных сил реакции».

2 ноября, после бессонной ночи небритый Андропов вновь явился к Надю. Но судьба Венгрии уже решалась не за столом переговоров, а на улицах.

В ночь на 4 ноября Конев отдал приказ о наступлении на Будапешт. Начались уличные бои. К 11 ноября сопротивление было сломлено по всей Венгрии.

Андропов оставался послом в Венгрии до марта 1957-го, помогал Яношу Кадару окончательно брать власть в свои руки. Оппозицию жестоко разгромили, казнен был и Имре Надь.

Работу Андропова в Венгрии оценили высоко. И министр иностранных дел Шепилов, и Суслов, и сам Хрущев – все были довольны Андроповым. Он вернулся на работу в ЦК, стал заведовать Отделом по связям с коммунистическими партиями социалистического мира – от Польши до Лаоса. Жена Юрия Владимировича после венгерских потрясений нуждалась в санаторном лечении.

Решение о возведении Берлинской стены в 1961 году было принято не без участия Андропова. В 1962-м Андропов становится секретарем ЦК. В аппарате Андропова уже трудится группа «аристократов духа» (так иронически называл их Андропов) – консультантов из научной и журналистской среды. В разные годы с Андроповым работали А. Бовин, О. Богомолов, Ф. Бурлацкий, Г. Арбатов, Г. Шахназаров. Все они сохранили об Андропове добрые – а иногда и восторженные воспоминания. Что и говорить, он любил «интеллектуальную политическую работу», любил и умел анализировать вопросы агитации и пропаганды. Почти все консультанты Андропова были сторонниками десталинизации. Велико искушение зачислить Андропова в ряды демократизаторов, предшественников перестройки. Думаю, Андропов – политик сталинской школы – не мыслил человеколюбивыми шестидесятническими штампами. Андропов-диалектик любил сложные политические пасьянсы, считал их полезными и для личной карьеры, и для развития страны. Своих словоохотливых советников он то привечал, то вводил в ступор «змеиным взглядом», но никогда не впадал в зависимость от них. Об отношении Андропова к Сталину точнее других сказал Владимир Крючков, сблизившийся с Ю.В. еще в Будапеште, в 1956-м: «Относительно Сталина Андропов твердо придерживался мнения, что обязательно настанет день, когда имя Сталина будет достойно отмечено всеми народами мира. При этом не игнорировал и совершенные ошибки. Но в отличие от Хрущева преступником Сталина не называл». На посту секретаря ЦК Андропов считал полезной идеологическую борьбу с Мао и Энвером Ходжей. Что он будет считать полезным позже – об этом ведала только диалектика… Но не будем забывать, что главный сталинист в системе ЦК, философ Ричард Косолапов, тоже пользовался покровительством Андропова.

С осени 1964-го Андропов приноравливается к новой властной элите. Он не был коротко знаком ни с Косыгиным, ни с Брежневым. Ему удается оказаться в окружении Брежнева, заслужить доверие генсека. Главной кадровой проблемой для Леонида Ильича в те годы была так называемая «группировка Шелепина». Волевой, амбициозный, влиятельный член Политбюро Александр Шелепин в перспективе мог набрать силу, мог претендовать на лидерство в партии. Его опорой был старый товарищ по работе в ВЛКСМ, руководитель КГБ В. Семичастный. В 1967-м нашелся формальный повод для отставки Семичастного – выезд из страны Надежды Аллилуевой. В мае 1967-го, пока Шелепину очень своевременно вырезали аппендикс, Брежнев освобождает от работы Семичастного и ставит во главе КГБ Андропова. Заместителями Андропова стали лично преданные Брежневу генералы КГБ Цвигун и (через три года) Цинев, а управление кадров возглавил днепропетровец Чебриков. Это воспринималось как ограничение возможностей Андропова, но Брежнев подал новому председателю КГБ и знак доверия: Андропова избрали кандидатом в члены Политбюро. После Л.П. Берия руководителей могущественных органов к партийному пьедесталу не допускали. Учитывая важность КГБ, Андропов вошел в десятку наиболее влиятельных политиков СССР.

Брежнев в первое – доинсультное – десятилетие правления был прицельно точен в выборе кадров и назначений. В Андропове он видел аналитика, плюс – человека энергичного, способного к круглосуточной работе без поблажек себе и подчиненным. Не менее важным был и венгерский опыт. Когда в 1972-м Андропов будет создавать подразделение «А» – будущую «Альфу», непревзойденных советских «коммандос», – командиром назначит пограничника майора Бубенина, который проявил себя во время боевых действий вокруг острова Даманский. Андропов резонно считал, что во главе суперподразделения должен стоять обстрелянный человек. И сам Юрий Владимирович, после Будапешта, был для Брежнева обстрелянным человеком, годным для КГБ.

Андропов двойственно отнесся к новому назначению: сын Юрия Владимировича, историк Игорь Андропов, вспоминал, что отец поначалу воспринимал Лубянку ссылкой, считал себя удаленным от большой политики. Надо думать, тогдашние амбиции Андропова простирались в кабинеты Суслова и Пономарева. А тут – щит и меч революции, разведка и контрразведка, воинская дисциплина, воинский корпоративный уклад. Но разочарование было недолгим. Освоившись в лубянском кабинете, Андропов понял, что здесь можно реализовать способности стратега. Работе Комитета Андропов придал системный характер, при нем работа органов развивалась, офицеры чувствовали причастность к великому делу, к современной спецслужбе. Привередливая чекистская элита приняла Андропова. Ему удалось заслужить уважение на площади Дзержинского.

«С приходом на пост Председателя КГБ Ю.В. Андропова медленно, но неуклонно работа разведки становилась более интеллектуальной, более осмысленной. Образно говоря, на место прежних поисков только самородков золота приходила технология горно-обогатительных фабрик, которые готовили концентраты высокой чистоты… – вспоминает Николай Сергеевич Леонов, генерал разведки, профессор МГИМО, возглавлявший аналитическое управление КГБ СССР. – По складу ума Андропов был рожден масштабным государственным деятелем. Мозг его устроен был наподобие быстро решающего компьютера. О своих достоинствах он догадывался и сознавал свое превосходство над всеми другими из числа брежневского окружения», – формулирует Вячеслав Кеворков, один из асов контрразведки, особенно пригодившийся Андропову на западно-германском направлении.

При Андропове была построена резиденция Первого главного управления в Ясеневе – уникальный комплекс. Андропов любил свой ясеневский кабинет, в котором, как правило, проводил не менее одного рабочего дня в неделю.

По предложению Андропова было организовано новое – пятое – управление КГБ – контрразведка «по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». Именно это управление занялось разнообразными диссидентами и – эти имена необходимо выделить – Сахаровым и Солженицыным. Способы борьбы с идеологическими диверсантами были разнообразны: аресты, принудительное лечение, перевербовка, выдворение из СССР. Случались и публичные покаяния диссидентов. Андропову и его коллегам из Пятого управления удалось создать в СССР негативное впечатление о диссидентах. Они и впрямь оставались отщепенцами. Газеты со смаком перечисляли их инородческие фамилии. Разумеется, в места не столь отдаленные отправлялись и русские нацисты, и фашисты из союзных республик. Все они не оказывали заметного влияния на общественное мнение. Джинсы, «Битлз» и порнография расшатывали советскую идеологию куда эффективнее всех Галансковых и Подрабинеков, Емельяновых и Марченко… Труднее было объяснить обществу, почему перестают быть советскими гражданами увенчанные регалиями музыканты и мастера балета – такие, как Галина Вишневская и Мстислав Ростропович или Михаил Барышников. Впрочем, объяснение «погнались за длинным долларом» со времен Шаляпина оставалось внушительным.

Как мы знаем, Андропов знал толк в агитации и пропаганде. Говоря дурашливым современным языком – в «пиаре». Книги и фильмы создавали героический образ ЧК – КГБ. Литературную ниву успешно осваивали ветераны органов, известные публике по псевдонимам – Шмелев и Востоков. Загадочны его отношения с Юлианом Семеновым. Сам писатель, возможно, преувеличивал степень своей приближенности к первому чекисту страны. Но именно Юлиан Семенов наиболее успешно разрабатывал чекистскую тему в массовой литературе, был автором сценариев самых успешных советских телесериалов про разведку и контрразведку: «Семнадцать мгновений весны», «ТАСС уполномочен заявить». Семенов был и преданным биографом Железного Феликса, который стал главным героем телефильма о первых днях работы ВЧК «Двадцатое декабря». Столь ответственная работа, разумеется, курировалась КГБ. Андропов был первым зрителем и критиком таких фильмов, как «Семнадцать мгновений весны». Юлиан Семенов рассказывал, что саму идею написания саги о советском разведчике, внедренном в нацистскую верхушку, подал именно Андропов.

Андропов бывал разным, только бюрократической выхолощенности в нем не было. Умел и держаться сугубо официально, а в других случаях легко становился раскованным, доступным. Неизменными оставались только очки: проблемы со зрением преследовали Андропова с юности. Виртуозно дирижировал «мозговыми штурмами» на совещаниях, называл это – погонять мысли.

В 1976 году статус Комитета изменился: вместо КГБ при Совете министров СССР возник КГБ СССР. Андропов получает звание генерала армии. К этому времени тройка «Андропов – Громыко – Устинов» стала основной опорой Брежнева в Политбюро. Влиятельность тройки возросла, эти кадры отныне решали едва ли не все. Андропову удалось стать настоящим профессионалом КГБ, усилившим влияние этой славной организации. Но к началу восьмидесятых настало время думать о постбрежневских перспективах. Оставаясь во главе КГБ, Андропов не мог считаться преемником Брежнева. Нужно было на белом коне вернуться в партийные органы. В этой борьбе у Андропова были два козыря: борьба с коррупцией, «завинчивание гаек», в которой КГБ участвовал, подчас вступая в конфронтацию не только с МВД, но и с республиканскими ЦК. Народная молва приписывала именно Андропову роль идеолога антикоррупционных дел. Председатель КГБ СССР обрел популярность, с которой вынуждены были считаться в ЦК. Второй козырь – ставка на смену поколений в Политбюро, сложная подковерная борьба, в которой хладнокровный аналитик Андропов одолевал товарищей. 25 января 1982 года умирает Суслов – неофициально признанный второй секретарь ЦК КПСС. Роль секретаря ЦК по идеологии берет на себя Черненко, но через полтора месяца и он тяжело заболевает. 22 апреля, в день рождения Ленина, доклад от имени ЦК читал Андропов, а Черненко на торжественном заседании отсутствовал. Тройка (Андропов, Громыко, Устинов) выдвигает своего кандидата на место второго человека в партии – Андропова. В мае 1982-го Андропов прощается с коллегами по КГБ и переезжает в кабинет Суслова. Пока Брежнев лежал в больнице, заседания Политбюро и Секретариата вел Черненко. Брежнев из больницы отдал важное распоряжение: заседание должен вести новый секретарь ЦК Андропов. Леонид Ильич, отбросив личную привязанность, понимал, что Черненко не годится в преемники. В воспоминаниях А.М. Александрова-Агентова, который был советником и Брежнева, и Андропова, сохранилась такая реплика Леонида Ильича: «Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же, Юрка сильнее Черненко – эрудированный, творчески мыслящий?».

Разоблачители Андропова выстраивают схемы осознанного предательства, двойной игры председателя КГБ. Пишут, что он «убирал» с дороги конкурентов (Кулаков, Машеров) и компрометировал других (Щербицкий, Романов, Гришин). Получается демоническая личность, непобедимый паук, всех заманивший в ловушку. Думаю, Андропов, ощущавший себя выдающейся личностью, мог использовать в борьбе за власть самые жесткие средства. Но не в антисоветских целях.

После смерти Брежнева, 10 ноября 1982 года, Политбюро принимает решение: Андропов становится генеральным секретарем, Черненко – секретарем ЦК по идеологии с широкими «сусловскими» полномочиями.

Андропов взял быка за рога, сказав во всеуслышание: «Мы не знаем страны, в которой живем». Это слова исследователя, готового к работе. К 83-му году в министерствах, на заводах, в научных институтах действовало самое образованное поколение в истории России. Таких профессионалов, таких просвещенных инженеров и рабочих у нас не было прежде и не стало в перестроечной кутерьме. Правда, изысканным детям 60—70-х не хватало волевых качеств предшественников, не хватало умения терпеть, преодолевать себя. Андропов попытался использовать потенциал лояльных к советской власти интеллигентов. Именно лояльных. Пришедшему к власти Андропову было шестьдесят восемь лет. Кажется, никто из глав государства Российского не начинал правление в таком почтенном возрасте. Правда, через полтора года рекорд Андропова побьет Черненко.

Еще до смерти Брежнева готовилась рокировка: увольнение Кириленко (болезнь сделала его нетрудоспособным) и выдвижение Алиева. Кириленко был секретарем ЦК, занимался проблемами промышленности. Алиев стал первым заместителем Председателя Совета министров. Гейдар Алиевич Алиев – выходец из КГБ – более десяти лет руководил ЦК Компартии Азербайджанской ССР. Алиев был талантливым, неутомимым управленцем и умел артистически себя преподнести, чем отличался от неулыбчивых трудяг косыгинского поколения. Азербайджанское происхождение ослабляло позиции Алиева в борьбе за кресло генерального секретаря, но возглавить Совет министров СССР Гейдар Алиевич был готов. Хотя… Андропову не по душе был культ личности Брежнева. Уже через месяц после смерти четырежды героя, на торжественном заседании, посвященном 60-летию Октября, Андропов в своей речи ни разу не упоминает Леонида Ильича. В газетных обзорах минувшего 1982 года не говорилось о том, что в этом году советский народ и все прогрессивное человечество понесли тяжелую утрату. Последний осколок брежневского культа – его воспоминания – продолжал публиковать «Новый мир». Прерывать публикацию Андропов не намеревался – и правильно, это уже была бы какая-то хрущевщина. В любом случае славословия Брежневу теперь воспринимались как нечто неуместное, мешающее нашей деловитой модернизации. А Алиев, как назло, всему советскому народу запомнился как радушнейший хозяин, с песнями и плясками встречавший в Баку Брежнева. Это воспоминание ослабляло позиции Алиева. Третье заметное назначение первых андроповских месяцев касалось не Политбюро, а Секретариата ЦК. Секретарем ЦК по экономике был назначен опытный производственник, с недавних пор работавший в Госплане – Николай Рыжков.

Андропов выдвинул прагматическое кредо: «Партия должна ориентироваться на дела, а не на громкие лозунги». Он умерил славословия по собственному адресу и по адресу партии.

Герой А.Н. Островского выдвигал такую популистскую программу: «Для дворян – трагедии Озерова, для простого народа продажу сбитня дозволить!». Началась борьба за укрепление дисциплины, борьба с пьянством на производстве. С пьянством на производстве боролись, а водку сделали дешевле аж на 60 копеек. Поллитровка экономкласса в последние годы правления Брежнева стоила 5,30 – и неизменно дорожала, что нагоняло тоску на широкие народные массы. При Андропове появилась водка за 4,70. Ее тут же окрестили андроповкой, а само слово «водка» остряки расшифровывали как новую аббревиатуру: «Вот он добрый какой, Андропов!» О дисциплине Андропов говорил в разных аудиториях. Например, в цеху московского Станкостроительного завода имени Орджоникидзе. Рабочим он не обещал быстрого улучшения жизни, но гарантировал, что от укрепления дисциплины и порядка выиграем все. И эти слова нравились, Андропов был популярен. Особенно не жаловал Андропов праздно шатающихся в рабочее время. Облавы в магазинах, кинотеатрах и банях запомнились многим.

Старинное правило русских царей: хочешь народной любви – казни взяточников-вельмож и мироедов-купцов. Лучше всего – руби головы, в крайнем случае – бросай в холодные казематы. Андропов считался с этой традицией, впрочем, окоротить страхом аппетиты элитариев не мешало в любом случае. Снят с должности министр внутренних дел Щелоков. Самоубийство главного милиционера СССР народ воспринял не без злорадства – правда, это случится уже после смерти Андропова. Арестован директор Елисеевского гастронома Соколов (через полтора года допросов и судебных заседаний его расстреляют). Застрелился директор гастронома на Смоленской Нониев. Посажен начальник Главторга Мосгорисполкома Трегубов. Полетели головы сотен работников торговли. От этих уголовных дел в дрожь бросило все московское руководство. А молва восторженно пересказывала слухи о новых облавах. Вот он добрый какой, Андропов! Тучи сгущались над хозяином Узбекской ССР Шарафом Рашидовичем Рашидовым, да и вообще – над восточными баями с партбилетами. И эти новости добавляли Андропову популярности.

В июле 1983-го Андропов принимал в Кремле канцлера ФРГ Гельмута Коля и министра иностранных дел Ганса Геншера. Главный вопрос – размещение американских «першингов» в Европе и советский ответ. Андропов был тверд: «Пускай Запад не сомневается. Появление «першингов» в Европе означает, что мы примем ответные меры». «Першинги» и крылатые ракеты в Европе считались сильным ответом США на размещение в европейской части СССР ракет средней дальности СС-20, каждая из которых имела по три боеголовки. Советский Союз быстро заменял устаревшие СС-4 и СС-5 на СС-20. Предстояло заменить 600 старых ракет на новые. Западная пресса утверждала, что 300 ракет СС-20 уже угрожают Европе – а это 900 боеголовок! После этого Брежнев объявил мораторий на установку новых ракет. Но немцы, французы и англичане уже говорили о размещении «першингов-2» в Западной Европе.

Европа становилась заложницей противостояния сверхдержав. В ответ на размещение «першингов» Андропов выдвигает ближе к берегам США атомные подводные лодки. Начинается подготовка к размещению ракет на Чукотке, они за 7—8 минут могли бы достичь Калифорнии, передавая привет от «Юноны и Авось» – двух кораблей, на которых явились в Калифорнию герои популярнейшего в 1983 году московского мюзикла. Рейгановские Штаты не могли считать себя неуязвимыми.

Изменение во внутренней политике, в экономике и системе контроля были назревшими, их осознавал весь правящий класс. Не стоит связывать эту волну исключительно с личностью Андропова. Сам Андропов на ноябрьском пленуме, критикуя медлительность в «переводе нашего хозяйства на новые рельсы», ссылался на последние выступления Брежнева и едко добавлял: «Немало еще таких хозяйственных руководителей, которые, охотно цитируя крылатые слова Леонида Ильича о том, что экономика должна быть экономной, практически мало что делают для решения этой задачи». Это был камень не в брежневский огород. Андропов осознанно угрожал неповоротливым бюрократам. А идеи позднего Брежнева (то есть – той группы консультантов, ученых, директоров, чьи планы озвучивал постаревший Леонид Ильич) Андропов энергично актуализировал. После тихого брежневского восемнадцатилетия андроповская попытка взнуздать элиту воспринималась как возвращение к политическому стилю Сталина.

Андропов создавал рабочую атмосферу. «Готовых рецептов нет», – говорил он. Нужно было воспитать думающую элиту. Лигачев вспоминал о таких стараниях Андропова:

«Как заведующему отделом мне приходилось докладывать Андропову о положении дел в этих важнейших сферах жизнедеятельности государства. Обычно Юрий Владимирович начинал так:

– Расскажи-ка, Егор Кузьмич, где мы находимся? – С этой фразы – «Оцените, где мы находимся? Дайте оценку текущему моменту», – Андропов часто начинал рабочие совещания. А потом добавлял:

– Давайте погоняем эту проблему.

И мы основательно «гоняли» ту или иную проблему, одновременно гоняя чай с сушками. Если же мы вели разговор вдвоем, Юрий Владимирович частенько заканчивал беседу такими словами:

– Вот я на тебя посмотрел…

В эту фразу Андропов, видимо, вкладывал свой, одному ему известный смысл. И, думаю, заканчивал беседу такими словами не только со мной».

В первую ночь осени 1983 года над Японским морем подбили «Боинг-747» – корейский гражданский авиалайнер. Погибло 269 человек – все, кто был на борту. Из них – 60 американцев, включая конгрессмена Ларри Макдональда. Дело было так: в 2 часа 45 минут радары зафиксировали американский самолет-разведчик РС-135. Около пяти часов утра в той же зоне радары обнаружили еще один самолет. Радиолокационные отметки корейского «Боинга» не отличались от РС-135. Некоторое время два самолета летели параллельно. И вдруг один из них направился к воздушному пространству СССР, к Петропавловску-Камчатскому. О лайнере доложили не Устинову, а Андропову. Едва «Боинг» пересек границу СССР – с камчатского военного аэродрома взлетел истребитель-перехватчик, обнаруживший нарушителя. «Боинг» летел к Сахалину, где располагались военные базы. В небе его встречали три истребителя-перехватчика СУ-15 и один МИГ-23. Ничто не указывало, что перед ними гражданский самолет. Иллюминаторы не светились: то ли свет был выключен, то ли окна зашторены. Летчик Осипович с СУ-15 после предупредительных выстрелов, на которые «Боинг» не отреагировал, выпустил две ракеты. Пораженный самолет начал резко снижаться.

Расшифрованные стенограммы записей на командных пунктах сохранили такой диалог:

Генерал Каменский, командующий ВВС Дальневосточного округа: – Надо уточнить, может быть, это какой гражданский борт или кто, черт его знает…

Генерал Корнуков, командир 40-й истребительной авиационной дивизии: – Какой гражданский, он Камчатку прошел. Со стороны океана без опознавания. При нарушении государственной границы даю команду на поражение.

Генерал Корнуков вспоминает: «Осипович получил новую команду и приступил к ее выполнению. Летчик многократным миганием аэронавигационных огней и покачиванием самолета с крыла – на крыло (такой установлен порядок передачи сигнала о том, что самолет является нарушителем) показал ему, что рядом истребитель, но реакции – никакой. С наземной радиостанции в аварийном канале на борт нарушителя передается информация на английском языке, точнее, строгая фраза по английски: «Вы нарушили государственную границу». Повторюсь, реакции – ноль. Вспомнили о том, что на борту истребителя находятся пушки. Передаю боевое распоряжение: «Открыть предупредительный пушечный огонь». Находясь с левой стороны от нарушителя, Осипович выпустил несколько очередей из пушки – около 200 снарядов. Стрелял параллельно курсу самолета бронебойными и осколочно-фугасными. Трассирующих на борту не было. Так было определено приказом министра обороны, чтобы не демаскировать самолет, ведущий огонь. Однако выхлоп пламени из четырех стволов всегда виден великолепно, причем даже днем. Скорострельность высочайшая – 5 тысяч выстрелов в минуту. Пламя было большим, как при включении форсажа, не заметить всполохи было просто невозможно. И вновь – никакой реакции».

Через несколько часов удалось у японцев перехватить информацию, из которой стало ясно, что сбит гражданский лайнер.

Вечером 1 сентября на заседании Политбюро было принято решение скрыть факт уничтожения самолета. Андропов отсутствовал в Кремле, маялся в больнице. На следующий день – еще одно заседание. Дельно выступил Тихонов, предлагавший четко изложить факты, возложив – по логике и справедливости! – ответственность на японскую сторону. Но Громыко, Устинов и Черненко склонялись к тому, что публиковать нужно уклончивую версию событий. В сообщении ТАСС от 3 сентября не говорилось, что самолет был сбит. ТАСС утверждал, что нарушитель «исчез с экрана радаров». Но у противника были достаточно точные разведданные о переговорах наших военных от 1 сентября. Пришлось признать, что «Боинг» был сбит. Первоначальная заминка ослабила наши позиции в пропагандистской войне. Исправить положение был призван маршал Н.В. Огарков, начальник Генштаба, ставший гвоздем программы пресс-конференции 9 сентября. Огарков, обстоятельно изложивший суть эпизода, задал вопрос: почему американские самолеты-разведчики, находившиеся поблизости, не исправили курс «Боинга»? Самолет пролетал над советской военной базой и передавал кодированные сигналы. Где гарантия, что он не передавал разведывательную информацию? На контакт с советскими военными он не шел. Огарков сожалел о гибели ни в чем не повинных людей, но заявил, что «извиняться и нести ответственность, и не только финансовую, должны именно те, кто послал самолет на гибель».

Андропов подаст голос только в начале октября – в заявлении о сахалинском инциденте и пропагандистской кампании, развернутой США. Выдержав паузу, он показал, что разговаривать с Советским Союзом с позиций крикливых придирок бессмысленно. Он поддержал действия Советской армии и предупредил, что Советский Союз и впредь будет жестко реагировать на провокации западных спецслужб.

«Черные ящики» «Боинга» искали в море и японцы, и американцы, но нашли советские моряки. Экспертиза показала, что «Боинг» держал связь с другим южнокорейским самолетом и не мог не знать, что вторгается на территорию СССР.

Летом 1993 года Международная организация гражданской авиации (ИКАО) объявила, что снимает с Советского Союза (и России как его правопреемницы) обвинения, выдвинутые администрацией Рейгана. Вину возложили на халатность корейских пилотов, пренебрегших своими обязанностями – этот вывод был сделан и судом США в 1988 году.

Корейские летчики в 1983 году могли бы проявить куда больше осторожности в играх с американскими разведчиками… За пять лет до сахалинской трагедии, 20 апреля 1978 года, над советской территорией, в Карелии, уже был сбит южнокорейский «Боинг». И тогда нарушителя поразил перехватчик СУ-15. Только в 1978 году жертв было меньше: два человека. Остальные приземлились на лед замерзшего озера Корпиярви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.