Надежда Осиповна Пушкина (1775–1836)

Надежда Осиповна Пушкина

(1775–1836)

Мать поэта. Рожденная Ганнибал. С малолетства была окружена угодливостью, потворством и лестью окружающих, выросла балованной и капризной. Была хороша собой, в свете ее прозвали «прекрасною креолкою». По своему знанию французской литературы и светскости она совершенно сошлась со своим мужем, очаровывала общество красотой, остроумием и веселостью. Была до крайности рассеяна, очень вспыльчива, от гнева и кропотливой взыскательности резко переходила к полному равнодушию и апатии относительно всего окружающего. Так же, как муж, питала глубочайшее отвращение ко всякому труду, домашним хозяйством ленилась заниматься в той же мере, как муж – управлением имениями. Барон М. А. Корф, живший одно время в соседней с Пушкиными квартире, вспоминает: «Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-три, то всегда присылали к нам за приборами». Все в хозяйстве шло кое-как, не было взыскательного внимания хозяйки, провизия была несвежая, готовка дурная. Дельвиг, собираясь на обед к Пушкиным, писал Александру Сергеевичу:

Друг Пушкин, хочешь ли отведать

Дурного масла, яиц гнилых, –

Так приходи со мной обедать

Сегодня у своих родных.

Надежда Осиповна была властна и взбалмошна. Муж находился у нее под башмаком. С детьми она обращалась деспотически. Страстно обожала меньшого сына Льва, к дочери же Ольге и особенно к Александру относилась холодно, подвергала унизительным наказаниям. Раз, например, за какую-то провинность ударила Ольгу по щеке и приказала просить прощения; та отказалась, тогда мать одела ее в затрапезное платье, посадила на хлеб, на воду и запретила другим детям подходить к ней. У Александра в детстве была привычка тереть ладони одну о другую; чтоб отучить его от этого, мать на целый день завязала ему руки назад и проморила голодом. Мальчик часто терял носовые платки, мать пришила ему носовой платок к курточке в виде аксельбанта и в таком виде заставляла выходить даже к гостям. Рассердившись, дулась на него и не разговаривала неделями и месяцами. Материнской ласки Пушкин никогда от нее не видел. Когда, двенадцатилетним мальчиком, его повезли в Петербург для определения в лицей, он покинул родительский кров без всякого сожаления.

И всю жизнь на равнодушие родителей Пушкин отвечал таким же равнодушием. Живя с ними в одном городе, посещал их очень редко, только по долгу родственной вежливости; отсутствуя, почти никогда не писал. Надежда Осиповна относилась к нему с неизменной холодностью, каждый успех Пушкина делал ее к нему все равнодушнее и вызывал только сожаление, что успех этот не достался ее любимцу Левушке. «Но последний год ее жизни, – вспоминает баронесса Е. Н. Вревская, – когда она была больна несколько месяцев, Пушкин ухаживал за нею с такой нежностью и уделял ей от малого своего состояния с такой охотой, что она узнала свою несправедливость и просила у него прощения, сознаваясь, что не умела его ценить. Он сам привез ее тело в Святогорский монастырь, где она похоронена. После похорон он был чрезвычайно расстроен и жаловался на судьбу, что она дала ему такое короткое время пользоваться нежностью материнскою, которой до того он не знал».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.