Сонцовы (Солнцевы)

Сонцовы

(Солнцевы)

Елизавета Львовна Сонцова (1776–1848), рожденная Пушкина, тетка поэта. Замужем за Матвеем Михайловичем Сонцовым (1779–1847). Он был богатый помещик Зарайского уезда Рязанской губернии, служил непременным членом в Мастерской московской Оружейной палаты под начальством князя Н. Б. Юсупова. В 1825 г. был представлен Юсуповым к производству в камергеры. Однако в Петербурге нашли, что по его чину достаточно и звания камер-юнкера. «Но Сонцов, – рассказывает Вяземский, – кроме того, что уже был в степенных летах, пользовался еще вдоль и поперек таким объемистым туловищем, что юношеское звание камер-юнкерства никак не подходило ни к лицу его, ни к росту. Был он не только сановит, но и слоновит. Князь Юсупов сделал новое представление на основании физических уважений, которое и было утверждено: Сонцов наконец пожалован в камергеры». Известный московский остряк Неелов сложил по этому случаю эпиграмму:

Чрез дядю, брата или друга

Иной по службе даст скачок;

Другого вывезет сестра или супруга,

Но он стал камергер чрез собственный пупок.

Сонцов постоянно пыхтел от тучности, как кипящий чайник под крышкой, вечно всем был недоволен, говорил напыщенно и до того был чванлив, что даже в деревне у себя надевал по праздникам камергерский мундир. Жена его Елизавета Львовна, как и братья ее, была насквозь фальшива, любила разыгрывать высокие чувства. Однажды в зарайской деревне заболела у нее дочь. Приглашен был известный в Зарайске д-р Георгиевский, чудак-бессребреник и прекрасный врач. Он приехал. Елизавета Львовна в живописной позе лежала в гостиной на диване и нюхала из флакона соли. Ломаясь, она пространно стала рассказывать доктору о страданиях материнского сердца, о беспокойстве за страждущую дочь. А детям ее в действительности житье в родительском доме было очень плохое. Георгиевский сурово прервал ее:

– Сударыня, ведите меня к больной.

Дочь он вылечил, но мать иначе о нем не говорила, как «c’est un monstre (это чудовище)!» После смерти племянника-поэта она, при упоминании о нем, закатывала глаза к потолку и произносила: «Mon neveu – pauvre victime (мой племянник – несчастная жертва)!»

У Сонцовых были две дочери. Несмотря на все старания родителей, выйти замуж им не удалось. Баратынский с Соболевским написали на Сонцовых такую эпиграмму:

Жил да был петух индейский,

Цапле руку предложил,

При дворе взял чин лакейский

И в супружество вступил.

Он детей молил, как дара, –

И услышал бог богов:

Родилася цаплей пара,

Не родилось петухов.

Цапли выросли, отстали

От младенческих годов,

Длинны, очень длинны стали

И глядят на куликов.

Вот пришла отцу забота

Цаплей замуж выдавать,

Он за каждой два болота

Мог в приданое отдать.

Кулики к нему летали

Из соседних, дальних мест;

Но лишь корм они клевали, –

Не глядели на невест.

Цапли вяли, цапли сохли,

Наконец, скажу вздохнув,

На болоте передохли,

Носик в перья завернув.

Эпиграмма была приписана Пушкину и под его именем дошла до Сонцовых. В 1828 г. Вяземский писал Пушкину из деревни про двоюродную сестру Сонцова: «…она представила мне в лицах, как Елизавета Львовна жаловалась ей на тебя за стихи «Жил да был петух индейский», и заставляла дочь Алину нараспев их читать. Ты прыгал бы и катался от смеха».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.