Глава 21 Жадные союзники, верные друзья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 21

Жадные союзники, верные друзья

6 июня 1947 г. первая леди Аргентины отправилась на борту предоставленного испанским правительством самолета «Douglas DC-4 Skymaster» в «радужный тур» по Европе. Эта метафора появилась на обложке журнала Time 14 июля: «Эва Перон: аргентинская радуга между двух миров». Ее провожали президент Перон, бо?льшая часть членов его правительства и тысячи ее поклонников. За ее самолетом следовал второй – с гардеробом первой леди, багажом группы и множеством ящиков, содержимое которых тайно пересекало Атлантику уже во второй раз. Эвиту сопровождал ее брат Хуан Дуарте,[595] личный парикмахер Хулио Алькарас (он также был хранителем ее огромной коллекции украшений) и двое испанских дипломатов, которых прислал Франко, чтобы сопровождать Эву в Мадрид, который был первым пунктом ее поездки. Также на борту находился Альберто Додеро,[596] владелец судоходной компании и миллиардер, финансировавший эту поездку. Додеро был «магнатом, блестящим и расточительным, затмившим своей расточительностью всех аргентинцев». На его кораблях в Аргентину из Европы приплыли тысячи нацистов и фашистов.

К приезду Эвы и ее команды в Мадрид прибыл отец Эрнан Бенитес,[597] иезуитский священник и давний друг мужа Эвы. Его послал кардинал Антонио Каггиано, архиепископ аргентинского города Росарио, надежный помощник беглых нацистов, перебиравшихся в Аргентину. В марте 1946 года Каггиано посещал в Риме Папу Пия XII и был назначен кардиналом. На встрече с кардиналом Эженом Тиссераном кардинал Каггиано «от имени правительства Аргентинской республики» предложил убежище в своей стране скрывавшимся в Риме французским военным преступникам,[598] «чьи политические взгляды во время последней войны грозят им, в случае возвращения во Францию, жестокими мерами и личной местью». Теперь наступила очередь немцев. Главным контактным лицом Бормана в Ватикане был епископ Алоиз Худаль – австриец, иезуит, ярый антикоммунист и «клирофашист» (последователь Муссолини в церковных кругах), награжденный Золотым партийным знаком НСДАП. В епископате Худаль представлял интересы немецкоязычных католиков Италии, он также был исповедником немецкой общины в Риме. В 1944 году Худаль взял под свой контроль австрийское отделение Папской комиссии по содействию[599] (англ. Pontifical Commission of Assistance, PCA), созданной для помощи беженцам и переселенцам. Используя средства, предоставленные Борманом, комиссия стала основой сети «крысиных троп», организованных для выезда нацистских военных преступников из Европы. («Крысиными тропами» часто называют созданные нацистами пути бегства, соответствующий термин на английском языке, ratline, определяется в Словаре военных терминов Министерства обороны США как «комплекс мер по скрытному перемещению личного состава и/или ресурсов через запретный район или границу государства».)

Среди тысяч нацистов, которым Худаль помог избежать правосудия, были два коменданта лагерей смерти Собибор и Треблинка – гауптштурмфюрер СС Франц Штангль[600] и обершарфюрер СС Густав Вагнер. Штангль, бежав из американского плена в Австрии, добрался до Рима, где Худаль предоставил ему безопасное место жительства, снабдил деньгами и паспортом Красного креста с сирийской визой. Эрих Прибке, Йозеф Менгеле и помощник Эйхмана Алоиз Бруннер были в числе многих других малоизвестных убийц, которых нацистский епископ также благополучно посадил на корабли Альберто Додеро.[601]

В 1947 году деятельность Худаля впервые была предана огласке, когда выходившая на немецком языке католическая газета Passauer Neue Presse обвинила его в организации побегов для нацистов, что, однако, не остановило епископа. 31 августа 1948 г. он писал президенту Перону[602] с просьбой выдать 5 тыс. аргентинских виз – 3 тыс. для немцев и 2 тыс. для австрийцев, «солдат… чье самопожертвование в годы войны спасло Западную Европу от завоевания Советским Союзом».

В сопровождении большого эскорта испанских истребителей авиалайнер Эвиты вылетел 7 июня в Мадрид из города Вилья-Сиснерос (современная Дахла) в Испанской Сахаре. В аэропорту, украшенном цветами, флагами и транспарантами, ее встречала огромная толпа жителей испанской столицы; для встречи Эвы на улицы города вышли три миллиона мадридцев. В честь ее прибытия был дан салют из 21 орудия – как для особы королевской крови – и вместе с каудильо (вождем) Франко она отправилась во дворец Прадо в открытом лимузине; толпы людей, собравшиеся вдоль дороги, скандировали ее имя. Богатые подарки сыпались на Эву словно из рога изобилия; ее чествовали в каждом городе, который она посещала. Первая леди держалась как королева, и испанцы – после долгих лет гражданской войны и мрачного авторитарного режима Франко – сердечно принимали прекрасную аргентинку.

25 июня 1947 г. ослепительная Эвита отправилась из Испании в Рим.[603] Отец Бенитес с помощью епископа Худаля организовал ее прием в Ватикане. Спустя два дня после прибытия Эвы в Рим Папа Пий XII-й удостоил ее аудиенции. Наедине со святым отцом она провела 20 минут – столько времени протокол Ватикана отпускает обычно лишь королевам. Однако у путешествия в Рим была и более темная сторона. Используя епископа Худаля в качестве посредника, в Италии Эва устроила встречу с Борманом[604] на вилле в городке Рапалло, которую предоставил ей Додеро. На этой встрече присутствовал сам судовладелец, а также брат Эвы Хуан. На этой встрече Эва заключила со своим бывшим инвестором соглашение, гарантировавшее, что тихая гавань для фюрера и впредь останется столь же тихой и безопасной, и что сам Борман сможет наконец покинуть Европу и начать новую жизнь в Южной Америке. Однако у Эвы и ее приближенных было одно крайне неприятное для Бормана известие.

Лишний раз доказав, что у воров нет чести,[605] семья Перонов поставила Бормана перед фактом радикального пересмотра их прежних договоренностей. Эвита привезла с собой в Европу ценности на сумму около 800 млн долларов, которые Борман ранее перевел на надежное, как он полагал, хранение в Аргентине. Эва же намеревалась поместить эту сумму в швейцарские банки и расходовать на личные нужды своего мужа. Как сказал однажды Хуан Доминго Перон, «Швейцария – это страна… где сходятся все бандиты и прячут все, что они награбили у других». Эти ценности – золото, драгоценности, акции и облигации на предъявителя – скорее всего, были напрямую переданы Эвой доверенным лицам в Швейцарии, где также ожидали ее приезда в рамках Европейского тура, чтобы открыть для Эвы тайные банковские счета. В своей стране аргентинцы оставляли Борману лишь четверть награбленного им добра. Эта афера стала возможной благодаря потворству и молчаливому согласию людей, которым в Аргентине Борман доверял больше всех, – Людвига Фройде, Рикардо фон Лёйте, Рикардо Штаудта[606] и Генриха Дёрге; все они имели доверенности на управление банковскими счетами, открытыми в Буэнос-Айресе для проведения операции «Огненная Земля».

Остававшаяся часть богатств была по-прежнему огромной, и Борману не оставалось другого выхода[607] кроме как принять это жестокое одностороннее повышение «взносов» в «страховом договоре». Четыре года он готовил себе надежное убежище, и к тому моменту все уже было сделано. Гитлер уже находился в Патагонии, и теперь, когда о страшных преступлениях нацистского режима узнал весь мир, ему больше некуда было податься. В течение следующих 9 месяцев Борман и бывший шеф гестапо Мюллер планировали переехать в Аргентину, а для этого принимающая сторона должна была выполнить свои обязательства. Борман знал, что Эвита – опасный и опытный партнер в переговорах, и впоследствии описывал ее как человека, гораздо более умного и проницательного, чем ее муж.[608]

Впрочем, у «Организации» Бормана была хорошая память. Начиная с весны 1948 года, когда Мюллер обосновался в провинции Кордова[609] и стал лично отвечать за безопасность «Организации», предавшие Бормана банкиры стали скоропостижно умирать один за другим.[610] Генрих Дёрге скончался при загадочных обстоятельствах в 1949 году; Рикардо фон Лёйте был найден мертвым на улице в Буэнос-Айресе в декабре 1950 года, а Рикардо Штаудт пережил Лёйте всего на несколько месяцев. Людвиг Фройде, центральная фигура в операции «Огненная Земля», умер в 1952 году, выпив отравленный кофе. Хуан Дуарте, младший брат Эвиты, в 1954 году был убит выстрелом в голову; по официальной версии он покончил жизнь самоубийством.[611]

После восторженных приемов в Лиссабоне и Париже Эвита остановилась на отдых в гостинице Hotel de Paris в Монте-Карло, где Додеро представил ее своему другу, греческому магнату-судовладельцу Аристотелю Онасису. Позднее Онасис будет хвастаться, что провел ночь с Эвой и наутро выписал ей чек на крупную сумму[612] для одной из ее благотворительных организаций.

По окончании этой короткой передышки «Радуга» отправилась дальше, чтобы воссоединиться со своими сокровщами в Швейцарии. Когда 4 августа 1947 г. она прибыла в Женеву, ее встретил начальник протокольной службы швейцарской внешнеполитической службы Жак-Альбер Кюта. Он был старым другом семьи: с 1938 по 1946 гг. Кюта служил в швейцарской дипломатической миссии в Буэнос-Айресе, был глубоко замешан в переводе нацистских активов в Аргентину и был одним из тех, на кого в банках Буэнос-Айреса оформлялись банковские ячейки, в которых хранились золотые слитки и другие ценности. После встречи с президентом Швейцарии Филиппом Эттером и министром иностранных дел Максом Птипьером Эвита пропала из виду. Она присоединилась к Додеро и другим своим друзьям на горнолыжном курорте Санкт-Мориц, однако у нее еще оставались дела в Цюрихе, банковской столице немецкоговорящих кантонов, которые следовало уладить. Одна интересная встреча состоялась на закрытой конференции в гостинице «Baur au Lac», куда Эвита была приглашена Швейцарско-аргентинским институтом.[613] Президент института Уильям Дункель представил ее публике, состоявшей из более чем двухсот швейцарских банкиров и бизнесменов, и рассказал об огромных возможностях, которые ждут предпринимателей в «новой Аргентине». Многие из этих «возможностей» находились под контролем родственников, близких друзей и сподвижников Эвиты.

Борман ненадолго вернулся в свое убежище в австрийских Альпах – вернулся более стройным, подтянутым и бедным, чем был долгие годы до этого. Хотя многие и считали его погибшим, в октябре 1946 года на Международном военном трибунале в Нюрнберге его заочно осудили и приговорили к смертной казни. В конце 1947 года британской армии удалось взломать шифр секретного радиоканала, среди ранее перехваченных сообщений которого оказались две шифровки (перехвачены в мае 1947 года и расшифрованы позднее), в которых имя Бормана прозвучало дважды; в ФБР отнеслись к этой информации очень серьезно[614] (см. документ на следующей странице). 16 августа 1947 г. проводник провел Бормана и его телохранителей по тайному маршруту[615] через Альпы на базу, располагавшуюся к северу от итальянского города Удине. В декабре Борман был готов отправиться дальше, однако этого не удалось сделать незаметно. Капитан Ян Белл,[616] следователь по военным преступлениям Службы генерального прокурора армии Великобритании, работавший в Италии, получил сведения о пребывании Бормана в стране. Белл, который уже поймал целый ряд итальянских военных преступников, санкционировал полеты самолета-наблюдателя над тем районом, где, как ему сообщили, должны были собраться Борман и около двухсот человек его охраны. Два дня спустя он отдал приказ о воздушной атаке: с американского самолета была сброшена бомба, нескольким эсэсовцам удалось уйти от взрыва, однако они были арестованы и на допросе признали, что сопровождали Мартина Бормана. Они рассказали британцам, что Борман собирался покинуть страну, и подробно описали план побега и его маршрут.

Доклад директору ФБР Гуверу от 15 мая 1948 г. о послевоенном нацистском канале радиосвязи, по которому в 1947 году дважды проходили сообщения с упоминанием имени Бормана.

Белл с двумя сержантами устроил засаду в том месте, где, как сообщалось, должен был появиться Борман, оставив джип на подъездах к месту. Спустя короткое время они заметили на дороге колонну машин: большой черный легковой автомобиль и два грузовика с прицепами. Капитан Белл подсчитал, что там находилось 16 человек: по шесть в каждом грузовике и еще трое в легковой машине с Борманом; капитан и два легко вооруженных сержанта не смогли бы одолеть такое количество противников. Они следовали за конвоем до тех пор, пока Белл не добрался до телефона в придорожной гостинице, чтобы связаться со штабом. Каково же было его изумление, когда командир сказал ему: «Следите, но не пытайтесь арестовать, повторяю: не пытайтесь арестовать». В следующие два дня английский офицер проделал за своей добычей путь в более чем тысячу километров.

Колонна автомобилей Бормана проезжала полицейские и военные блокпосты без каких-либо препятствий и, наконец, ранним декабрьским утром 1947 года выехали к докам итальянского порта Бари. Из укрытия Белл со своими людьми наблюдал, как автомобили переносили кранами на палубу грузового судна и как Мартин Борман поднимался на борт по трапу. Как только была погружена последняя машина, корабль отшвартовался от пристани и ушел в море. Когда в то же утро Белл выяснил у администрации порта пункт назначения этого судна, оказалось, что оно шло в Аргентину.

В 1999 году на британское телевидение показывало документальный фильм с участием Белла, где он говорил, что «очень сильно сожалеет» о том, что не арестовал Бормана:

Мы были крайне подавлены, и нам потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от этого потрясения: нелегко было сидеть и смотреть, как он уходит; человек, бывший правой рукой Гитлера, смог запросто сеть на корабль и уплыть на свободу. После всех трудностей и тяжелой дороги воздерживаться от каких-либо действий нам было очень тяжело. А просто смотреть на это, просто вот так уйти, будучи не в силах что-то с этим сделать, – да, я был очень расстроен, я был просто подавлен. Но такова была жизнь, мы должны были смириться с этим и вернуться в штаб, получить другое задание, взяться за другое дело.

Белла спросили, как же можно было позволить Борману уйти, и кто, по его мнению, отвечал за это. Он ответил:

Мы были уверены, то Ватикан имеет непосредственное отношение к побегу Мартина Бормана, поскольку нигде на протяжении всего пути его не остановили ни карабинеры [вооруженные формирования, исполняющие полицейские функции в Италии], ни военные; его пропускали совершенно свободно. Все было хорошо организовано. Разве это могло произойти без сотрудничества [!] Ватикана и итальянского правительства? Никто другой не мог это организовать.

17 мая 1948 г. Мартин Борман прибыл в Буэнос-Айрес на корабле «Giovanna C»[617] из Генуи. Хотя нет прямых данных о том, когда и где Борман пересел с одного судна на другое, «Giovanna C» почти наверняка не была тем кораблем, на который Борман вместе с автомобилями отправился из Бари.

На нем было одеяние священника-иезуита, и он въехал в страну по ватиканскому паспорту на имя преподобного Хуана Гомеса. Спустя несколько недель он был зарегистрирован в Апостольской нунциатуре в Буэнос-Айресе как лицо без гражданства и получил удостоверение личности № 073909. Желанную «голубую печать», дающую право на постоянное проживание в Аргентине, в этот документ поставили 12 октября 1948 г. В очередной раз поменяв псевдоним, Мартин Борман с жестокой иронией назвался теперь еврейским именем Элиэзер Гольдштейн.[618]

Борман встретился с семьей Перонов в Буэнос-Айресе вскоре после своего прибытия в Аргентину. Последний этап переговоров о нацистских сокровищах оказался долгим и горячим. Из документов, опубликованных в 1955 году после падения Перона, и позднее, в 1970 году, следует, что Пероны передали Борману обещанные 25 процентов от присвоенных ценностей. Это богатство – помимо не тронутых Пероном инвестиций, которые Людвиг Фройде шаг за шагом осуществлял от лица своего шефа – впечатляет:

187 692 400 рейхсмарок золотом;

17 576 386 долларов США;

4 362 500 фунтов стерлингов;

24 976 442 швейцарских франков;

8 370 000 голландских флоринов;

54 968 000 французских франков;

87 кг платины;

2,77 тонны золота;

4 638 карат бриллиантов и других драгоценных камней.

Даже четверть этих сокровищ, причитавшаяся Борману, была огромным состоянием. Вместе с инвестициями в более чем триста компаний во всех отраслях экономики стран Латинской Америки – в банковской сфере, промышленности и сельском хозяйстве (одна только корпорация Lahusen получила 80 млн песо) – эти деньги стали «важным фактором в экономической жизни Южной Америки».[619]

Несколько позже в том же 1948 году моряк Генрих Бете стал свидетелем момента, когда Борман вновь встретился со своим фюрером[620] на эстансии «Иналько». Бывший рейхсляйтер прибыл в костюме священника, на этот раз под именем «отец Августин». На ранчо он пробыл немногим больше недели. В последний день визита у Бормана с Гитлером состоялась беседа с глазу на глаз, длившаяся почти три часа, после чего Борман покинул Центр.

Когда в 1948 году Борман появился в Аргентине, мир сильно изменился с тех пор, как агенты Третьего рейха впервые вовлекли полковника Перона в операцию «Огненная Земля». Время свастик и дерзких демонстраций давно минуло; Борман, оставаясь неизменным реалистом, понимал это и был намерен (после того как свел некоторые счеты) сохранить в своих руках контроль над большей частью оставшихся награбленных ценностей. Он стал частым гостем в Центре, но, уверенный в купленной у Перонов собственной полной безопасности, бо?льшую часть времени проводил в Буэнос-Айресе, где занимался делами «Организации» и строил планы будущего финансового благополучия.

Двумя наиболее значимыми фигурами в попытках соблазнить Аргентину нацистскими идеями были миллионеры из Ла-Фальды Вальтер и Ида Эйкхорны, владевшие гостиничным бизнесом. Как минимум с 1925 года они поддерживали НСДАП и были дружны с Гитлером, и в 1949 году Гитлер (без Евы) навестил их в Ла-Фальде.

Впервые Эйкхорны попали в поле зрения директора ФБР Эдгара Гувера в сентябре 1945 года, когда их имена появились в документе, присланном с курьером из посольства США в Лондоне. После изложения всего, что говорилось о связях Эйкхорнов с Гитлером, в этом документе передавались слова самой Иды: «Если фюрер когда-нибудь будет испытывать затруднения, он всегда найдет надежное убежище в Ла-Фальда, где уже сделаны все необходимые приготовления».[621] Спустя несколько недель Гувер написал в американское посольство в Буэнос-Айресе, обрисовав его сотрудникам ситуацию (см. оба документа ниже).

Отношения между Идой и ее «кузеном», как она всегда называла Гитлера, уходят корнями в прошлое гораздо дальше 1944 года, хотя относительно конкретной даты вступления Эйкхорнов в нацистскую партию среди историков нет единого мнения. 11 мая 1935 г. Вальтер и Ида были награждены «почетными версиями» Золотого партийного знака НСДАП;[622] из 905 таких значков лишь около 20 были вручены людям, не имевшим гражданства Третьего рейха. 15 мая фюрер лично отправил им поздравительное письмо, что было редким дополнением к самой награде. В письме, где Гитлер благодарил Вальтера Эйкхорна за оказанные услуги, были слова «с тех пор, как в 1924 году вы с женой присоединились»,[623] которые, возможно, свидетельствуют о том, что Эйкхорны вступили в партию одними из первых. Кроме того, когда они впервые посетили Гитлера[624] в его квартире в 1925 году, когда впервые была опубликована книга Гитлера «Майн кампф», автор лично вручил им экземпляр этой книги под номером 110 из ограниченного тиража в 500 штук.

Эйкхорны вновь увиделись с Гитлером в 1927, а затем в 1929 году, и с тех пор стали более частыми гостями в Германии. По крайней мере, в одном письме, написанном в 1935 или 1936 гг., Гитлер прямо благодарит их за щедрые личные пожертвования. Внучатая племянница Эйкхорнов Верена Кеши так описывала эту супружескую пару: «Большие идеалисты, которые были по-настоящему увлечены идеями фюрера, как и вся Германия в то время, [и] они стали близкими друзьями». Когда Иду в ее роскошном отеле «Эдем»[625] в Ла-Фальде спросили, что еще здесь можно сделать, она ответила: «Все, что захочет Адольф». На стене ее кабинета висела большая фотография Гитлера с дарственной надписью фюрера; кроме того, в гостинице была комната, представлявшая собой нечто вроде храма, посвященного фюреру, всегда украшенная свежими цветами. Портреты Гитлера можно было увидеть в самых разных местах гостиницы, а на посуде, столовых приборах и белье были изображения свастики. На крыше «Эдема» стояла коротковолновая антенна, которая ловила речи фюрера, транслировавшиеся по радио, а динамики внутри и снаружи здания воспроизводили их. В отеле было более сотни номеров, центральное отопление, большая столовая и бальный зал, поле для гольфа с 18-ю лунками, теннисный корт, бассейн и множество других удобств. Даже сегодня полузаброшенная гостиница «Эдем» сохранила следы былого великолепия, которое в 1930-х годах привлекало многих известных людей, в том числе знаменитого физика Альберта Эйнштейна и принца Уэльского[626] (в январе 1936 года он был коронован как Эдуард VIII, но спустя 11 месяцев отрекся от престола по причине брака с разведенной американкой Уоллис Симпсон; эту чету подозревали в сочувствии к нацистам: в 1937 году они – уже как герцог и герцогиня Виндзорские – посещали Гитлера). Эйнштейн, вероятно, останавливался в гостинице в тот момент, когда антисемитски настроенных Эйкхорнов там не было.

«Эдем» был местом встречи для многих членов нацистских организаций провинции Кордова, а на земле, принадлежавшей Эйкхорнам, располагался лагерь «Кит-Ут», где нацисты проходили военную подготовку. Кроме того, в 1940 году Ида основала в Ла-Фальде немецкую школу.[627] Учителя начальных классов школы должны были поклясться в верности Гитлеру в посольстве Германии в Буэнос-Айресе, учителя средних классов – вступить в Национал-социалистический союз учителей, а вся школьная программа была насквозь пропитана нацистской идеологией. Такая преданность идеям нацизма – в 1940 году она была характерна для более чем 200 немецких школ в Аргентине, – сохранялась, особенно в сельской местности, несмотря на изданный в 1938 году президентом Роберто Ортисом декрет, запрещающий демонстрацию в школах флагов и символики других государств.

Донесение ФБР от 17 сентября 1945 г. из американского посольства в Лондоне, в котором подробно описываются отношений Эйкхорнов с Гитлером; документ составлен спустя 4 месяца после «самоубийства» последнего.

Текст документа (черным маркером в тексте документа вымараны имена источников, не подлежащие раскрытию):

Касательно: Гитлер скрывается в Аргентине Следующая информация была получена из оперативного штаба через (…) из УСС относительно вышеуказанного и, в свою очередь, была получена УСС от (…)

«Некая миссис Эйкхорн, якобы уважаемый член аргентинского общества и владелица двух крупнейших спа-отелей в Ла-Фальде (Аргентина), некоторое время назад на вечеринке в кругу друзей (где именно и когда именно, не уточняется), сделала следующие заявления:

а. Ее семья с энтузиазмом поддерживала Гитлера с момента создания нацистской партии.

b. Еще до того, как нацисты пришли к власти, она передала в распоряжение Геббельса свой банковский счет, на котором было около 30 тысяч марок. Это было сделано немедленно в ответ на адресованную ей просьбу пожертвовать 3–4 тысячи марок на цели пропаганды.

c. Гитлер никогда не забывал об этом и даже спустя годы после того, как он пришел к власти, их (вероятно, имеется в виду ее и ее мужа) дружба с ним стала такой тесной, что они часто жили вместе (так в сообщении!) в одной гостинице во время их ежегодных приездов в Германию на съезды партии. Им был разрешен проход в личные комнаты фюрера в любое время без предварительной договоренности.

d. Если фюрер когда-нибудь будет испытывать затруднения, он всегда найдет надежное убежище в Ла-Фальда, где уже сделаны все необходимые приготовления.

Доклад ФБР от 13 ноября 1945 г., отправленный в американское посольство в Буэнос-Айресе, повторяющий тезисы сентябрьского донесения ФБР об отношениях Эйкхорнов с Гитлером.

17 декабря 1940 г. школьники присутствовали в «Эдеме» на поминальной церемонии[628] по случаю годовщины затопления крейсера «Адмирал граф Шпее». Большинство якобы интернированных членов экипажа этого корабля промаршировали в военной форме и под нацистскими знаменами на глазах у десятков аргентинских чиновников и высших офицеров. Парад завершился на площадке перед гостиницей, где была исполнена «Песня Хорста Весселя» – марш нацистской партии – и прозвучали пламенные речи во славу Германии. Впрочем, несмотря на то, что охрану парада несла аргентинская полиция и вооруженные немецкие моряки,[629] расквартированные поблизости, пребывание нацистов в Ла-Фальде не было для них абсолютно спокойным. Когда Эйкхорны решили собирать деньги на поддержку НСДАП, организовав показы нацистских пропагандистских фильмов для широкой публики, активисты антифашистской прозападной группировки «Acci?n Argentina»[630] прокололи шины автомобилей собравшихся на просмотр зрителей. Среди участников той акции был Эрнесто Гевара Линч, отец Эрнесто Че Гевары, будущего лидера аргентинских марксистов и главного сподвижника Фиделя Кастро во время Кубинской революции.

Эйкхорны продолжали собирать средства для нацистов и даже в 1944 году по-прежнему вносили десятки тысяч швейцарских франков на счет Йозефа Геббельса в Буэнос-Айресе. Однако в марте 1945 г. Аргентина под сильным давлением Соединенных Штатов объявила наконец войну государствам Оси – последней из стран Латинской Америки. После этого отель «Эдем» был конфискован[631] как «вражеская собственность», окружен колючей проволокой, взят под охрану и на протяжении одиннадцати месяцев служил местом содержания интернированных сотрудников японского посольства и членов их семей. Вскоре после того, как японцы были репатриированы, на территорию гостиницы проникли антифашисты Ла-Фальды, которые уничтожили все вещи с изображением свастики и сбросили орла с фасада гостиницы.

В мае 1945 г. Ида Эйкхорн сообщила своему ближайшему окружению,[632] что ее «кузен» Адольф Гитлер «путешествует». Сами Эйкхорны, удалившись в свое шале неподалеку от гостиницы, создали сеть пунктов сбора помощи немцам, откуда в опустошенную Германию отправляли тысячи посылок с одеждой и продуктами. Они также помогали нацистам, бежавшим в Аргентину, поддерживать связь друг с другом, а Адольф Эйхман стал часто посещать Ла-Фальду вместе с семьей. Один из его сыновей, Хорст Эйхман,[633] в 1960-х годах возглавит Национал-социалистический фронт Аргентины (исп. Frente Nacional Socialista Argentino, FNSA) и женится на Эльвире Пуммер, дочери одного из садовников «Эдема».

Эйкхорны поддерживали тесные отношения с гостиницей «Гранд-отель Вена» на берегу озера Мар-Чикита; всего в 140 метрах от этой гостинцы у них было собственное землевладение.[634] В 1946 году они могли встречаться с Гитлером и Евой, когда бывший фюрер ездил туда на лечение. (Впрочем, каковы бы ни были планы нацистов относительно «Гранд-отеля Вена» в будущем, они так и не осуществились в полной мере. После второго визита Гитлера в начале 1948 года это имение оказалось практически заброшенным. В марте того же года начальник охраны гостиницы полковник Крюгер[635] был найден отравленным в помещении по соседству с гаражом гостиницы – 4 года спустя такая же судьба постигла Людвига Фройде.)

Когда в 1945 году Каталина Гомеро поселилась у Эйкхорнов, ей было 15 лет. Она страдала астмой, а ее родители были бедняками и посчитали, что в отеле «Эдем» ей будет лучше, чем с ними. Несмотря на положение служанки, Эйкхорны обращались с ней почти как с собственной дочерью. Каталина рассказывала,[636] что однажды ночью в 1949 году Гитлер приехал в их дом в Ла-Фальде и остановился там на три дня. Она узнала его сразу же: «Должно быть, его привез водитель. Он поселился на третьем этаже. Нам наказали приносить завтрак к нему наверх… стучать в дверь и оставлять поднос на полу. Он ел очень хорошо, поднос всегда возвращался пустым. Большинство блюд были немецкими». Он сбрил свои усы. Обычно в доме целый день находились люди, но на те три дня доступ на третий этаж был закрыт. Каталина рассказывала: «Миссис Ида сказала мне: «Что бы ты ни видела – считай, что этого не было». С одним из водителей мы шутили: «Я не видел ничего, ты не видел ничего». Все было так, как будто ничего не было. Все хранилось в очень, очень большой тайне». Гитлер оставлял свою одежду, в том числе зеленые брюки и черную рубашку с воротником, в коридоре, и Каталина должна была стирать и гладить их. Она трижды подавала ему завтрак, обед и чай. На четвертый день ей сказали, что гость уехал.

Через восемь дней после того, как «важный гость» покинул Ла-Фальду, миссис Эйкхорн наказала Каталине собрать обед для пикника. Вчетвером – водитель, который вел «мерседес», Вальтер Эйкхорн, сидевший рядом с ним на пассажирском сиденьи, Ида и Каталина – они отправились к дому Эйкхорнов на горе Пан-де-Асукар. Это строение из кирпича и бревен было увенчано большой радиоантенной и входило в сеть разбросанных по всей стране убежищ для покинувших Европу нацистов. Семья называла это место «Крепостью» (исп. El Castillo); Гитлер оставался там 15 дней; после этого Каталина больше никогда его не видела. Однако она помнит, как принимала его телефонные звонки через операторов из городов Ла-Риоха и Мендоса – она узнавала его голос. Звонки продолжались до 1962 года.

Джон Уэлш, в те времена – агент ФБР в Буэнос-Айресе, признавал, что в любой секретной оперативной работе здесь ему и его сотрудникам приходилось сталкиваться с трудностями. О гостинице «Эдем» и семье Эйкхорнов Уэлш говорил:[637] «Лично мы не вели там наблюдение. У нас были источники за пределами посольства, которые этим занимались. Знаете, вы ведь не можете просто прийти и сказать, что кое-что ищете». Уэлш рассказал, что он и его коллеги, в свою очередь, были взяты под наблюдение местной полицией. Несколько раз, когда он или его агенты выходили на улицу, они замечали людей, которые явно следили за ними.

Несмотря на прямую протекцию со стороны «Организации» и менее явную, но существенную поддержку правительства Перона, из-за того, что в конце 1940-х и начале 1950-х годов Гитлер не оставался, словно в затворничестве, в своем Центре, а путешествовал по всей стране, его появление на публике и случайные встречи с ним были почти неизбежными. Со временем Каталина Гомеро стала не единственной, кто мог бы рассказать историю о встрече с бывшим фюрером в Аргентине после войны.

Хорхе Батиник, менеджер банка из города Комодоро-Равадавия провинции Чубут в южной Патагонии, хорошо помнит историю, рассказанную ему его матерью-испанкой Мафальдой Батиник.[638] Летом 1940 года она работала в международной организации Красного Креста во Франции и несколько раз видела Гитлера в непосредственной близости, когда он посещал раненых солдат вермахта. Годы спустя она говорила: «Увидев однажды лицо Гитлера, забыть его невозможно». После войны Мафальда переехала в Аргентину и к началу 1951 года работала медсестрой в частной клинике «Арустиса-и-Варандо».

Однажды в больницу привезли немца-фермера с огнестрельной раной, а через несколько дней еще трое немцев приехали навестить пациента. Было заметно, что двое из них держатся с третьим как с начальником. Мафальде пришлось подавить невольный возглас изумления, когда в «начальнике» она узнала Гитлера. Он был без усов и немного седоват, однако в том, что это он, она не сомневалась. Пораженная, она рассказала все владельцам клиники, докторам Арустиса и Варандо; они были удивлены, но ничего не предприняли. Гитлер поприветствовал больного и больше не проронил ни слова. Когда трое немцев ушли, миссис Батиник спросила пациента о личности его важного посетителя. Понимая, что медсестра уже узнала фюрера, раненый ответил ей: «Так, это Гитлер, но никому ничего не говорите. Его же ищут, поэтому лучше никому ничего не говорить».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.