ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ

Война казалась бесконечной. Она стала настоящей западней для многих художников, они перестали получать финансовую помощь от своих государств. Среди них были Диего Ривера, Модильяни, Фуджита, Кавасима и другие. В мастерской Маревны не было воды, нужно было спускаться во двор с кувшином и ведром, если, конечно, и там вода не замерзала в кране. Обогреться было невозможно – она сожгла в печи, казалось, все, что можно было сжечь: стулья, ставни, рамы от картин. Потрескавшимися руками трудно было удержать кисть и палитру. Она попросила Диего дать ей его старое пальто, которое он уже давно не носил, но он сказал, что им заткнули щели в окнах, чтобы ребенок не простудился…

Ангелина часто болела, она не могла уделить ребенку достаточно времени, маленький Диего был всегда простужен, надсадно кашлял. Желая удержать мужа возле себя, посвятить себя полностью ему и его работе, Ангелина отдала малыша в детский приют. Они ездили к нему каждое воскресенье. Но мальчик продолжал болеть, и им пришлось забрать его домой. Диего не мог спокойно работать, его мысли были заняты состоянием здоровья сына, которому было всего полтора года.

Маревна старалась утешить его, хотела пойти к Ангелине, поговорить с ней, предлагала свою помощь. Но об этом нельзя было даже заикаться, они навсегда стали врагами.

Молодая художница продолжала работать, искать свой путь в живописи. Она перешла от кубизма к пуантилизму. Ее увлекал этот стиль письма в живописи, когда на холст наносятся мелкие мазки прямоугольной или круглой формы. Краски при этом не смешиваются на палитре. Смешение цветов с образованием оттенков происходит на этапе восприятия картины зрителем. Название стиля произошло от французского слова pointillisme – точечность. Основоположником стиля был Жорж Сера, положивший в его основу теорию цвета и оптики.

Маревна была невероятно упорна в достижении своей цели. Она долгое время работала в этой живописной манере, достигла значительных успехов. Ее работы отличались прозрачностью, объемом, четкостью формы и соразмерностью.

Когда знаменитый французский художник-импрессионист Поль Синьяк, который вместе с Сера основал пуантилизм, увидел работы Маревны, он был поражен ее мастерством. Именно Синьяк предложил Маревне помощь в ее бедственном положении и написал рекомендательное письмо к одному из влиятельных французских публицистов Феликсу Фенеону. Там есть такие строки: «Я уверен, что если бы Сера мог увидеть акварели и некоторые работы маслом, написанные Маревной, он был бы очарован свежестью и силой ее искусства». Фенеону понравились работы молодой художницы, он отзывался о них с восторгом.

– Работай! Ты должна работать! – говорил Диего Ривера, – я смогу организовать тебе выставку. Пикассо тоже обещал свою помощь. Но оба они были слишком заняты своими делами, своим творчеством. Маревна должна была рассчитывать только на себя, идти своим путем. Именно тогда она осознала, что поиск собственного пути в искусстве – ее главная цель. Для нее так же, как и для Модильяни, Риверы, искусство не было роскошью, это и была сама жизнь, и они принесли ему в жертву все земные свершения.

Шло время, ребенок не поправлялся. Однажды Диего пришел к Маревне и сказал, что он заглянул буквально на пару минут, малышу плохо, его жизнь в опасности, Ангелина в тяжелом состоянии.

– Что мы можем сделать? – говорил он. – Эта бесконечная война! Может, мы могли бы лучше заботиться о ребенке, но в приюте оставлять его нельзя – там можно погибнуть от сырости. Держать его дома? Но у нас нет покоя, и постоянно не хватает угля.

Он винил обстоятельства, но не сказал о том, что они с Ангелиной часто оставляли ребенка одного, он спал, раскрывшись, а в комнате был лютый холод. Виновата была не только война…

Прошло несколько дней, и как-то ночью Маревна услышала тяжелые шаги Диего. Она сразу все поняла. Он зашел в комнату, тяжело сел на кровать, охватив голову руками.

– Все кончено, – сказал он глухо.

Что можно было ответить, неужели существуют слова, которыми можно было утешить отца, потерявшего ребенка?

…На следующий день состоялись похороны. Маревна стояла, прячась за деревьями.

Когда все уехали, она подошла к могиле с несколькими цветками, которые принесла с собой. Она положила цветы рядом с другими возле небольшого креста с написанным именем: «Диего Ривера» и ушла, решив, что придет еще не раз.

Маревна с трудом дошла домой. Ноги совершенно не слушались, она замерзла. Мастерская встретила холодом, не было сил разжечь печку. Она заснула в слезах.

…Революция 1917 года в России произвела переворот в парижской среде русских эмигрантов. Многие начали собираться домой, в Россию. В «Ротонде» и столовой Дилевского только и было разговоров, что об отъезде. Начали разъезжаться и друзья Маревны. Уехали Оренбург с женой Катей, Луначарский, Марк Шагал и Давид Штеренберг. Все они рассчитывали на лучшие условия для творчества, надеялись на работу и на хорошие заработки. Звали они с собой и Маревну. Но она не решалась уехать. Причин было множество. Конечно, прежде всего это Ривера, который все еще оставался в Париже, и потом, в Париже уже начали говорить и писать о ее работах. Не только она отказалась от репатриации. Многие русские художники остались в Париже, им казалось, что тут безопаснее. Остались Хаим Сутин, Осип Цадкин, Архипенко, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова. Они пристально следили за происходящим в России зарождением новой культуры. В Париже между тем слова «кубизм» и «большевизм» почему-то стали синонимами. Всех, кто проявлял свободомыслие, – в жизни или искусстве, клеймили словами: «Ну, конечно, он кубист, большевик. Чего от него ждать?»

Революция ударила, как молния, и отбросила на обочину всех, кого не опалила своим огнем, – выживали наиболее сильные. Революция пробудила в Ривере его глубинную мощь, стихийную энергию дикаря, которую не смог укротить интеллектуальный опыт Монпарнаса. Он всех поражал своей чудовищной силой, она приводила в ужас всех, кто с ней соприкасался. Потеря сына навсегда осталась в его сердце зияющей, незаживающей раной. Несмотря на любовь двух женщин – робкую, смиренную Ангелины и безумную, дикую страсть Маревны, Диего решает, что парижский период его жизни закончен, он больше не принадлежит Западной Европе, его могучий темперамент не укладывается в рамки буржуазного общества.

Наконец, закончилась война. Париж охватила волна радости и веселья. На улицах люди танцевали, обнимались, в руках у многих были бутылки. Жизнь победила, и у всех появилась надежда на лучшее будущее.

Луч радости осветил и жизнь Маревны – она почувствовала, что у нее будет ребенок. Жизнь засветилась новыми красками. Теперь она ощутила уверенность в себе, если Диего не приходил, она не так остро реагировала на его обман, неверность. И еще – у нее появилась работа. Борис Савинков взял Маревну к себе в контору. Работа была несложной, а условия – просто великолепными. Савинков оказался таким боссом, о котором можно было только мечтать: он создал для Маревны идеальные условия, у нее был свободный график прихода и ухода. Оба – Борис и его супруга подкармливали ее, всячески поддерживали молодую женщину.

В самое тяжелое время, когда до родов оставалось полтора месяца, Диего вдруг уехал из Парижа, ничего не сказав Маревне. Как сообщили общие знакомые, он уехал изучать витражи знаменитого собора в Пуатье. Для Маревны он оставил записку, в которой просил сообщить телеграммой о рождении ребенка.

Крохотная девочка появилась на свет 13 ноября 1919 года.

– Вот лягушонок, – сказал доктор, – хотите взять ее и покормить? Видите, какая она маленькая, и как вы ей нужны?

Маревна это видела. Она так страстно мечтала об этом ребенке, как о счастье, о чуде, о прощении всей прошлой жизни. Появившееся на свет дитя, которое было частью Диего Риверы, досталось ей невероятными усилиями, огромной болью, унижением, позором. Но она была по-настоящему счастлива, впервые за прошедшие несколько лет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.