3 Отказ в реабилитации 1956 года по делу 1934 года
3
Отказ в реабилитации 1956 года по делу 1934 года
Ко времени, когда Анне Андреевне с Надеждой Яковлевной примерещились в подворотнях «шпики, которые за них», по крайней мере одной из них уже было что сказать о реалиях реабилитации и было с чем сравнивать. Задолго до этого летнего дня 1955 года, 8 февраля 1954 года (и, по всей видимости, одной из самых первых), Ахматова обратилась к Клименту Ворошилову с заявлением о реабилитацию свого сына – мольбой о его спасении:
8 февраля 1954 ‹года›
Глубокоуважаемый Климент Ефремович!
Умоляю Вас спасти моего единственного сына, который находится в исправительно-трудовом лагере (Омск, п/я 125) и стал там инвалидом.
Лев Николаевич Гумилев (1912 г. р.) был арестован в Ленинграде 6 ноября 1949 г. органами МГБ и приговорен Особым Совещанием к 10 годам заключения в ИТЛ.
Ни одно из предъявленных ему на следствии обвинений не подтвердилось – он писал мне об этом. Однако Особое Совещание нашло возможным осудить его.
Сын мой отбывает срок наказания вторично. В марте 1938 года, когда он был студентом 4-го курса исторического факультета Ленинградского университета, он был арестован органами МВД и осужден Особым Совещанием на 5 лет. Этот срок наказания он отбыл в Норильске. По окончании срока он работал в качестве вольнонаемного в Туруханске. В 1944 году, после его настойчивых просьб, он был отпущен на фронт добровольцем. Он служил в рядах Советской Армии солдатом и участвовал в штурме Берлина (имел медаль «За взятие Берлина»).
После Победы он вернулся в Ленинград, где в короткий срок окончил университет и защитил кандидатскую диссертацию. С 1949 г. служил в Этнографическом музее в Ленинграде в качестве старшего научного сотрудника.
О том, какую ценность для советской исторической науки представляет его научная деятельность, можно справиться ‹у› его учителей – директора Государственного Эрмитажа М.И. Артамонова и профессора Н.В. Кюнера.
Сыну моему теперь 41 год, и он мог бы еще потрудиться на благо своей Родины, занимаясь любимым делом.
Дорогой Климент Ефремович! Помогите нам! До самого последнего времени я, несмотря на свое горе, была еще в состоянии работать – я перевела для юбилейного издания сочинений Виктора Гюго драму «Марьон Делорм» и две поэмы великого китайского поэта Цю-й-юаня. Но чувствую, что силы меня покидают: мне больше 60-ти лет, я перенесла тяжелый инфаркт, отчаяние меня разрушает. Единственное, что могло бы поддержать мои силы – это возвращение моего сына, страдающего, я уверена в этом, без вины.
Анна Ахматова[845]
Председатель Президиума Верховного Совета СССР наложил тогда на письмо Ахматовой следующую резолюцию Генпрокурору: «Руденко Р.А. Прошу рассмотреть и помочь. К. Ворошилов. 12.II.54». 6 июля 1954 года, то есть приблизительно через пять месяцев, Ворошилов получил от Руденко ответ – с обоснованием отказа в просьбе Ахматовой, а с учетом резолюции Ворошилова – отказа и в его просьбе:
Произведенной проверкой дела по обвинению Гумилева Льва Николаевича установлено, что он 13 сентября 1950 года бывшим Особым Совещанием при МГБ СССР был осужден за принадлежность к антисоветской группе, террористические намерения и антисоветскую агитацию к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет.
Ранее, 26 июля 1939 года он был осужден Особым Совещанием при НКВД СССР за участие в 1937 году в антисоветской группе к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет.
На следствии в 1949–1950 гг. Гумилев показал, что антисоветские взгляды у него возникли еще в 1933 году под влиянием антисоветски настроенных поэта Мандельштама и отчима Гумилева – Пунина. Он и Пунин сгруппировали вокруг себя единомышленников в лице студентов Борина, Полякова, Махаева и к 1934 году у них сложилась антисоветская группа. Практически они на его, Гумилева, квартире неоднократно высказывали различные клеветнические измышления в отношении руководителей партии и правительства, охаивали условия жизни в Советском Союзе, обсуждали методы борьбы против советской власти и вопрос о возможности применения террора в борьбе против Советского правительства, читали стихи контрреволюционного содержания. Он, Гумилев, читал сочиненный им в связи с убийством С.М. Кирова такого же характера пасквиль «Экабатана», в котором возводил гнусную клевету на И.В. Сталина и С.М. Кирова. Он же высказывался за необходимость установления в СССР монархических порядков.
По поводу антисоветской деятельности в период 1945–1948 гг. Гумилев показал, что после освобождения его из места заключения в 1944 году его взгляды оставались враждебными советской власти, он клеветал на карательную политику советской власти и в антисоветском духе высказывался в отношении отдельных мероприятий ВКП(б) и Советского правительства.
Так, после опубликования постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» он осуждал это постановление, заявлял, что в Советском Союзе нет свободы печати, что настоящему писателю делать нечего, ибо нужно писать так, как приказывают – по стандарту.
Факты антисоветской деятельности Гумилева, изложенные в его показаниях, подтверждаются показаниями Пунина, Борина, Полякова, Махаева, Мандельштама[846] и Шумовского.
В 1951 году Гумилев обращался с просьбой пересмотреть решение по его делу, указывая, что его осуждение явилось результатом отрицательного отношения к его матери – поэтессе Ахматовой, а также отрицательного отношения к нему, как к молодому ученому-востоковеду.
В пересмотре решения Особого Совещания Главным Военным Прокурором Гумилеву было отказано.
Ахматова в жалобе на Ваше имя написала, что предъявленное Гумилеву Л.Н. обвинение на следствии не подтвердилось, однако, это ее утверждение не соответствует действительности.
Исходя из того, что Гумилев Л.Н. осужден правильно, Центральная Комиссия по пересмотру уголовных дел 14 июня 1954 года приняла решение отказать Ахматовой А.А. в ее ходатайстве о пересмотре решения Особого Совещания при МГБ СССР от 13 сентября 1950 года по делу ее сына – Гумилева Льва Николаевича.
Действительный государственный советник юстиции Р. Руденко[847]
Надо сказать, что и вообще полная реабилитация была всё же не правилом, а исключением. Так, по состоянию на 1 апреля 1955 года, из 237412 заново рассмотренных уголовных дел на осужденных лиц в 125202 случаях, или в 52,7 %, было отказано в пересмотре. И лишь в 8973 случаях (или в 3,8 %!) решения были действительно пересмотрены и дела полностью прекращены[848].
Так что (забежим слегка вперед!) «внутримандельштамовская» статистика – реабилитация по одному делу и отказ в реабилитации по другому – это, в общем, неплохо для своего времени и соответствует общесоюзной картине.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.