THE PHILADELPHIA INQUIRER

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

THE PHILADELPHIA INQUIRER

В 30-х годах XX столетия в Америке не было более солидной, уважаемой газеты чем Philadelphia Inquirer. Созданная в 1771 году, она была старейшим газетным изданием. Газету любили, она была гордостью Филадельфии. Однако в 1929 году для газеты настали тяжелые времена. Причиной тому была не столько Депрессия, охватившая всю страну, сколько смерть ее издателя – полковника Джеймса Элверсона-младшего.

Бравый полковник был большим любителем удовольствий, в число которых он включал хорошеньких женщин и шотландский виски. Заядлый яхтсмен, он держал две роскошные яхты для себя и третью для супруги на реке Делавер.

Джеймс Элверсон получил газету в наследство от отца и, дабы увековечить его память, назвал вновь построенное здание его именем. Элверсон-билдинг был красой и гордостью Филадельфии. Там располагались современные типографии, издательские и редакционные офисы, а на двух верхних этажах размещался элегантный дуплекс полковника и его супруги. На стенах огромной гостиной висели полотна художников, среди них – пять пейзажей Коро, за один из них Элверсон-младший уплатил сто тысяч долларов. Он также собирал коллекцию настенных часов, которые громко отбивали время каждые пятнадцать минут.

Поскольку у полковника не было детей, права на издание газеты The Philadelphia Inquirer перешли его сестре Элеанор, которая была замужем за французским послом в Соединенных Штатах.

Ко времени смерти брата Элеанор была вдовой, жила в Париже с сыном Раймондом. Филадельфию она не любила, считала ее провинциальным городом и часто повторяла: «Это не Париж». Мадам была права, Филадельфия, действительно, отличалась от Парижа, но проблема была в ином. Потеряв опытного издателя, газета становилась все хуже. В результате тираж упал, доходы снизились, а мадам Элеанор требовала, чтобы ей исправно высылали крупные суммы, к которым она привыкла за долгие годы.

Газету выставили на продажу. Мозес узнал об этом как раз в то время, когда он вылавливал сачком из пруда своих любимых форелей. Он привык все делать быстро, поэтому тотчас же отдал все необходимые распоряжения и направил верных людей для переговоров с Элеанор. Мозес объявил, что он покупает Inquirer.

…Если бы он взорвал бомбу в центре Филадельфии – это бы вызвало меньший эффект, чем его объявление о покупке Inquirer. Филадельфийцы – воротилы газетного бизнеса – ничего не знали о Мозесе, а старина Мо был совершенно не знаком с Филадельфией. Он видел Пенсильванию лишь из окна пульмановского вагона, любовался ее лесами и просторами, но понятия не имел, что за люди там живут, какие у них проблемы и приоритеты.

Однако нашелся человек, который рассказал городу о том, кто есть Мозес Анненберг. Этим человеком оказался некий Джей Дэвид Стерн – владелец нескольких газет, в том числе и филадельфийской Record. Он навел справки о том, каким образом Мозес нажил свое многомиллионное состояние. На нескольких страницах газеты он подробно рассказывал «историю Мозеса», не стесняясь дополнять и изменять факты по своему усмотрению. Стерн знал, что в лице Мозеса он приобретает могущественного соперника, который в состоянии уничтожить его, Стерна, газеты. Кроме того, он знал, что за спиной Анненберга стоит сам могущественный Херст, тягаться с которым было просто невозможно. Газета – это трибуна политиков, это – власть, а в борьбе за власть все средства хороши.

Стерн нанял детективов из FBI, которые раскопали «жареные факты» из биографии Мозеса, он звонил в Белый Дом, рапортуя о том, что в Филадельфии появился «опасный преступник».

Развернулась настоящая борьба за право покупки газеты, которая закончилась победой Мозеса Анненберга. В 1936 году он купил Philadlephia Inquirer за немыслимую сумму 10,8 миллионов долларов.

«Я поздравляю себя с этой покупкой, – сказал он, – все мои амбиции удовлетворены». Это, действительно, знаменовало верх его жизненной карьеры, он прошел огромный, невероятно сложный путь от мальчишки – разносчика газет до газетного магната, владельца самой престижной, респектабельной газеты Америки.

Став хозяином газеты, Мозес принялся за работу с присущей ему страстью и энергией. Вложив миллион долларов на увеличение тиража, он распорядился нанять армию разносчиков газеты и еженедельно тратил 25 тысяч долларов на поощрительные подарки. На него работали бесчисленные репортеры, фотографы, корреспонденты. Он не скупился, зная, что окупится каждый вложенный доллар.

Мозес ежедневно общался с редакторами, знал обо всем, что происходит в газете, частенько даже приезжал к пяти часам утра, чтобы проследить за тем, как развозится газета, посещал газетные киоски, поощряя продавцов Inquirer. «Я купил газету не для того, чтобы делать деньги. Газета должна служить обществу. Если она не отстаивает гражданские права, не борется за счастье и здоровье коммьюнити, ее не стоит печатать – есть много других способов заработать деньги», – говорил он.

Когда его спрашивали, какой партии – демократической или республиканской газета больше симпатизирует, Мозес неизменно отвечал: «Газета должна быть объективной».

Девизом The Philadelhia Inquirer стали слова: «Независимая газета для всех». В одном из первых номеров он поместил программную статью, объясняя свою позицию. «В нашей газете мы всегда будем бесстрашно отстаивать интересы американской демократии, бороться за равные права для работников и предпринимателей, будем бороться против политического лицемерия и коррупции, за гражданские права угнетенных». Это были не пустые слова: Мозес Анненберг действительно следовал этим принципам всю жизнь.

Его подчиненные, которые сначала с ужасом ожидали его появления в газете, позднее, узнав его, поняли, что за внешней грубоватостью кроется настоящая любовь к газете, стремление сделать ее лучше. «Он был простым, сердечным человеком, который знал газетное дело лучше многих. Дверь его кабинета всегда была открыта, он ел ланч в столовой для сотрудников. Босс входил в комнату стремительно, полы его длинного пальто развевались, он знал по имени каждого редактора, всегда здоровался за руку, понимал все наши проблемы», – говорил редактор газеты Эли Зэкэри.

Уолтер всегда был рядом с отцом, они жили в одном отеле, занимая разные апартаменты. Ситуация была несколько необычная: рядом с Мозесом всегда находилась его секретарь – иммигрантка из Германии Гертруда Бозе. Она была его официальной любовницей, его помощницей в делах, его личным секретарем. Сэди и дочери знали о существовании Труди, но изменить что-либо было невозможно.

Наличие Труди никак не повлияло на отношение Мозеса к жене и дочерям. Он исправно отправлял теплые письма «своей дорогой жене», в которых писал: «Страшно соскучился, считаю дни, когда смогу увидеть вас всех.

Знайте, что я всегда думаю о вас, и цель моей жизни – это ваше счастье и благополучие».

Дочери болезненно переживали измену отца, отмечая, что Сэди стоически переносила свое двусмысленное положение. Уолтер чувствовал себя в некоторой степени соучастником отца – ведь он оставался с ним все время, общался с Труди, этого требовала работа.

Чем лучше шли дела в Inquirer, тем яростнее становились нападки его врагов и, прежде всего, неутомимого Дэви Стерна. Он не оставил своих попыток уничтожить газету Анненберга, рассылая в самые высокие инстанции доносы и разоблачения на своего заклятого соперника. Усилия Стерна и его помощников не пропали зря – против Мозеса Анненберга были выдвинуты серьезные обвинения в неуплате налогов.

Дело была явно сфабриковано, вместе с Мозесом обвинялись его бухгалтеры, ведущие делопроизводство. Однако Мозес решил взять всю вину на себя. Этим он спасал многих и, прежде всего, своего сына – имя Уолтера значилось в числе ответственных сотрудников газеты. В апреле 1940-го судебное расследование было закончено. Мозес был признан единственным виновным и согласился уплатить штраф в девять с половиной миллионов долларов (в сегодняшнем исчислении это составляет сумму 110 миллионов). Тюрьма подорвала здоровье Мозеса, сломила его морально. Он вышел на свободу, когда ему было 65 лет, и умер вскоре после освобождения, в 1942 году. Перед смертью он сказал сыну: «Я все выстрадал ради того, чтобы сделать тебя человеком». Уолтер всегда это помнил. Он велел отлить в бронзе слова, которые стали его девизом: «Моя работа на Земле посвящена памяти отца». Смерть отца стала переломным моментом в жизни Уолтера. Кончилось время забав плейбоя, пришло время работы, которой Уолтер Анненберг посвятил свою жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.