[Начало 1979]

[Начало 1979]

Дорогая Юлия Николаевна! Вам уже написали, наверно, что 15, на преп. Серафима, умерла мама[235]. Мы давно этого ожидали, но все равно трудно примириться. Впрочем, со смертью примиряться нам и не надо. Она есть вызов Богу и человеку. «Плачу и рыдаю…» Накануне она еще ходила, была светла после причастия, а на другой день ей стало хуже. Я читал над ней отходную (по католическому молитвеннику, который оказался под рукой) и не выпускал ее головы до последнего вздоха. Ее жизнь была цельной на редкость, вся отданная Христу. Трудно даже оценить, сколь многим я ей обязан. У нас была общая жизнь, общий дух.

О Т. я слышал, что ее притесняет муж. Рад за Вас, что рождественские дни прошли хорошо. Говорите, 200 лет не хватит. Но у нас — больше — вечность впереди, где откроется бесконечно многое. Все же наши «правила» лишь подпорки и прелюдии.

Сестра спрашивает о младенцах. Вы правы, едва ли это выполнили. Иначе Флавий обязательно об этом написал бы. Многие современные историки вообще считают: этот эпизод — надо понимать символически[236].

Общаясь с неверующими, мы совсем не должны от них отходить. Нужно просто называть наши реальности на их языке. (Бог — добро, молитва — внутренний мир, медитация — концентрация духа, вера — красота, убеждение.) Об искуплении я едва ли скажу лучше, чем о. С. Булгаков и др. Но суть — в понимании термина. Он означает «отпускание раба на свободу» и «приобретение (Богом) для Себя», в Свой удел. Уже этого достаточно, чтобы покинуть почву средневекового юридизма. Жертва Божия заключалась в том, что Он вошел в наш мир, чтобы приблизить его к Себе и принять его в Себя…

Храни Вас Бог. Ваш пр. А. Мень

<…>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.