Сергей Дягилев. Узаконенные отношения между балетом и модой

Сергей Дягилев. Узаконенные отношения между балетом и модой

Весной 1920 года Габриэль Шанель покидает виллу «Миланез» и покупает просторную виллу «Бель Респиро» в Гарше, на углу улиц Эдуард-Детай и Альфонс-де-Невилль. Ей 37 лет, а рядом – лишь товарки да великосветские друзья, и никто не метит в возлюбленные. В то время из состояния меланхолии подругу вытаскивала Миси, по приглашению которой она стала бывать на многочисленных приемах. И вот все чаще и чаще подруги хозяйки дома стали упоминать о скором возвращении в Париж Игоря Стравинского, пребывавшего с 1914 года в Швейцарии. Творец «Весны священной», «Петрушки» и «Жар-птицы», созданных для С.П. Дягилева, собирался вместе с ним засесть за работу над новым балетом – «Пульчинелла», декорации и костюмы к которому будут выполнены по эскизам Пикассо.

Благодаря Мисе Коко Шанель окунется в мир искусства, и многие художники, композиторы, писатели станут ее друзьями. «С уходом из жизни Артура Кейпела и вхождением в круг Миси для Габриэль началась новая эпоха, в которую значительно обостряется ее восприимчивость и расширяется сфера ее интересов».

Мися потянула подругу в Венецию, где они встретились с Дягилевым. Он в ту пору страстно хотел по возвращении в Париж поставить новую версию «Весны священной» (как мы помним, бурно и гневно встреченной еще в 1913 году). Но проект потребовал бы весьма больших расходов. Дягилев и Мися почти каждый день обсуждали различные пути поиска необходимых средств.

«Если не можешь быть лучше своего конкурента, то хотя бы лучше одевайся».

Анна Винтур, главный редактор американского издания журнала «Vogue».

Вернувшись в Париж, Габриэль, с ее щуплой фигурой и малопривлекательной внешностью, не вызвавшей у Дягилева никаких эмоций, решает приехать в отель, где тот остановился. Сергей Павлович в раздумьях; но приняв женщину, он неожиданно для себя получает чек на 300 тысяч франков. Брюнетка, на которую он прежде не взглянул бы, становится его благодетельницей, а после и близкой подругой.

Начав свою карьеру меценатки с Сергея Дягилева, Коко не остановилась на этом. Узнав, что другой талант – Игорь Стравинский оказался в тяжелых финансовых обстоятельствах, она приглашает его вместе с семьей погостить на вилле «Бель Респиро». В течение двух лет, сообщают историки музыки и моды, вилла наполнялась могучими аккордами музыки Стравинского. Пребывание в доме под Парижем дало композитору Игорю Стравинскому возможность закончить партитуру «Пульчинеллы», а самой Шанель – закрутить с ним короткий бурный роман. Даже одиннадцать лет спустя он продолжал фигурировать в списке «стипендиатов Великой Мадемуазель» (по словам издателя Бернара Грассе).

Что касаемо Дягилева, по признанию самой Коко, то был самый очаровательный друг. «Она любила его в его стремлении спешить жить, в его страстях, в его рубище, столь далеком от легенд, в его тяге к роскошествам; ей запомнилось, как он целыми днями забывал об обеде, репетируя ночами, засыпая в театре в кресле, разоряясь, чтобы поставить хороший спектакль, знакомя самых прекрасных художников с самыми выдающимися музыкантами…» И тогда она сама – примадонна высокой Моды – решает включиться в эту гонку. В какой-то мере и благодаря этому союзу «Русские сезоны» во Франции «узаконили отношения между балетом и модой».

Настоящий театральный успех Шанель получила, когда создала костюмы для нового балета дягилевской антрепризы – «Голубой экспресс». Компания, как это всегда бывало у Дягилева, самая высокосортная: либретто написал Жан Кокто, танцы ставила Бронислава Нижинская (сестра хореографа Вацлава), эскиз антрактного занавеса сделал Пикассо. Название балета исходило от супермодного «Голубого экспресса», который с недавних пор доставлял светскую парижскую публику на курортную Ривьеру. Да и герои постановки какие-то слишком уж вписанные в веяния времени: пловчиха, чемпионка по теннису, гольфист, британский аристократ. Все они вступают в романтические отношения, одновременно демонстрируя свою спортивную форму. К слову: спортивная тема была на пике моды, ведь Париж тем летом принимал Олимпийские игры.

«Ничего принципиально нового для себя Шанель в «Голубом экспрессе» не сделала: костюмы стали просто сценической версией ее последней коллекции – вариацией спортивного стиля, который она разрабатывала уже несколько лет. Полосатые свитера и гольфы, теннисные туники, джерси и плотная шерсть. Аксессуары были не менее важны, чем костюмы – искусственный жемчуг, купальные шапочки и тапочки, наручные часы, очки и даже кодаковские фотокамеры. Танцовщики на сцене щеголяли несценическим загаром – загар был в моде – и во многом благодаря усилиям самой Шанель», – читаем в одном из номеров современного

Vоguе (русская версия), в статье «Мода вне сезонов» об открытии выставки в Лондоне, посвященной Сергею Дягилеву и его «Русским сезонам». «Сходить на нее надо всем, кто хочет понять, откуда вышла современная мода», – честно приглашают журналисты.

О постановке дягилевской антрепризы «Голубой экспресс», руку к которой приложила и Коко Шанель, тот же Vоguе – но десятилетиями ранее! – напишет: «Русские балеты уже не такие русские: холодные, спокойные, сдержанные, цвета скорее напоминают о французском стиле». Откуда взялось такое скромное выражение эмоций? Не оттого ли, что все костюмы для спектакля разработала Шанель?

И ведь верно! Вон как просто объясняют журналисты как же «узаконились отношения между балетом и модой»: «Если для Шанель в этих костюмах не было открытий, то для балетного театра использование бытовых костюмов стало прорывом»; «Впервые светский костюм почти в неизменном виде перекочевал на сцену. Танцовщики дягилевской труппы вспоминали, что танцевать в шанелевских костюмах было неудобно: неудобно «держать» партнершу, одетую в трикотаж; бижутерия огромных размеров мешала движению и проч.»; ««Голубой экспресс» доказал, что мода может напрямую диктовать балетную эстетику».

Благодаря своей связи с Игорем Стравинским, Сергеем Дягилевым и дружбе с его труппой, Коко Шанель на всю жизнь сохранила любовь не только к русскому балету, но к России и к русским. Известно, что ныне многие костюмы к тем русским балетам хранятся в Канберре, в Национальной галерее Австралии, в Лондоне, Стокгольме, Техасе и, конечно, в Театральном музее Петербурга…

В 1961 году один из последних «дягилевских юношей» Серж Лифарь познакомил ее с Майей Плисецкой. Русская балерина в своих мемуарах вспоминает, как Шанель, которой было тогда за восемьдесят, устроила в ателье показ осенне-зимней коллекции только для двух зрителей: самой Плисецкой и танцора Лифаря, а потом предложила Майе выбрать любую вещь, которая ей по нраву. Плисецкая колебалась, и тогда Шанель выбрала сама – сарафан и мундир из плотного белого стеганого шелка с темно-синими аксельбантами и золотыми пуговицами. Шанель попросила Плисецкую пройтись по подиуму: «Посмотрим, как умеет носить изделия Дома Сhапеl балерина из России». После нескольких проходов престарелая кутюрье заключила: «Теперь я верю Сержу, что вы – великая балерина».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.