Ученье – свет

Ученье – свет

Наука изощряет ум; ученье вострит память.

(К. П. № 7)

Я зачислен в группу ЗВ-10. На нашем курсе две группы: параллельная – ЗВ-11. «ЗВ» обозначает «зварювальне виробництво». Пару лет назад сварщиков выделили в отдельный факультет и увеличили набор в два раза, – стране очень нужны инженеры-сварщики. Раньше группы сварщиков в КПИ «состояли» на механическом факультете. Впрочем, и теперь все общеинженерные лекции и зачеты мы проходим вместе с механиками. В Ленинграде сварщиков «притулили» к металлургическому факультету. С таким же успехом нас могли бы причислить к электрикам, и к физикам, и к электронщикам. Рядом – Институт Электросварки имени Патона – он всем этим очень успешно занимается. Мы – многогранные, нам все сгодится, все употребится. Впрочем, все это мы поймем и почувствуем свою «элитность» через несколько лет. Сейчас мы парии по двум причинам: как первокурсники и, именно потому, что «курица – не птица, сварщик – не инженер». Правда, в нашей группе есть несколько киевлян, которые знают о факультете намного больше, и пришли сюда вполне осознанно, некоторые перешли с других факультетов.

Группа ЗВ-10

В группе выделяется Юра Яворский. Он всем все объясняет, знаком со всеми. Он самый общительный, он терпеть не может любой несправедливости. Когда возникает вопрос о выборе старосты группы, – его выбирают единогласно. Как-то мы сразу приглянулись друг другу, Юра опекает мою провинциальную «недотепанность». Например: разбивается группа на две подгруппы для практических занятий по неведомой начертательной геометрии. Юра шепчет мне:

– Иди в подгруппу Насуловича, вторую будет вести Павлов. Это настоящий зверь!

Естественно, в спокойной группе доброго Насуловича оказываются все избранные, в том числе – и я.

Первую неделю после общих лекций, проводимых в больших аудиториях для целых потоков из двух-трех факультетов, делать абсолютно нечего. Я с ребятами из общежития хожу по Киеву, по зеленым театрам, встретился с земляками. 3 сентября в Большом Зеленом театре общегородская встреча с первокурсниками. Мне и одной симпатичной девчушке поручено (кем – совершенно не помню) выступать от имени первокурсников КПИ. Впервые в жизни я у микрофона, перед двумя тысячами человек и кинокамерой. Я не унизился до чтения заготовленного текста: говорил «от души», правда, что и как, – от волнения не запомнил.

Уже на следующей неделе время ощутимо уплотняется. Появляются первые задания, которые надо выполнять. Впрочем, можно и не выполнять именно сейчас, «сей секунд», отложить до лучших времен. Только очень скоро начинаешь понимать, что лучших времен уже не будет никогда: работа увеличивается непрерывно, как снежный ком.

Невообразимую уйму времени забирает техническое черчение – знаменитый «первый лист». Позже Леня Хлавнович, наш бард, так отразит это в нашем гимне: «В нашей жизни первый лист — не особенно был чист». Первый лист – это вычерченный сначала карандашами, затем тушью, ГОСТ на машиностроительные чертежи: линии, обозначения размеров, сечения, проекции, и главное – шрифты. Приобретены в магазине на Подоле листы полуватмана. «Полный ватман» – лист с неровными краями, ужасающей толщины и такой же цены, позволяет многократно срезать лезвием ошибки. Наш полуватман позволяет это делать всего один – два раза. Карандаш можно стереть, конечно, но при этом всегда остаются грязные следы: резинки-то – ширпотребовские и мажут сами по себе. Нормально работать можно только очень дорогими чехословацкими карандашами «Кохинор», – отечественные или режут бумагу, не рисуя линии, или размазывают линию и ломаются, причем эти противоречивые качества проявляются в одном и том же карандаше. Рейсфедеры из простых готовален – не лучше. Тушь может забежать под линейку, вылиться жирной волной или вообще навеки засохнуть в щели. Конечно, многое зависит от сноровки, и помощь старших товарищей тут неоценима. Все кривые усердными первокурсниками рисуются исключительно лекалом – неким морским коньком из пластмассы. Пока выводится одна кривая, «конек» нагло размазывает предыдущую. После тщательной работы с лекалом получаются некие ломаные уродцы, глядеть на которых тошно. Переделываешь, исправляешь, сидишь над этим первым листом до двух-трех часов ночи. А время бежит, проклятый лист уже надо сдавать, стоят без движения другие срочные задания, которые тоже надо сделать к сроку, да и вообще на носу зачетная сессия. А не сдавшие зачеты – не допускаются к экзаменам – со всеми вытекающими, весьма трагическими, последствиями. Желторотый первокурсник смят, уничтожен, ему кажется, что он никогда не осилит эту работу, что он влез в хомут, который по плечу только Геркулесу…

Мне кажется, именно на этом этапе сгорают школьные медалисты, которые привыкли добывать пятерки, чрезвычайно добросовестно пережевывая мизерные школьные объемы знаний. Им просто не хватает времени на работу в прежнем стиле, они пытаются «объять необъятное», что в принципе невозможно, – учит нас мудрый Козьма Прутков.

Такой большой и все возрастающей нагрузкой нас учат работать быстро и продуктивно. На втором курсе многострадальный первый лист на спор (и, увы, – за деньги) я вычерчиваю всего за три(!) часа с высочайшим качеством. Сложный проект по деталям машин, с расчетами и двумя-тремя листами очень непростых чертежей, мы с Колей Леиным в четыре руки и две головы сдаем заказчику всего за один вечер. Увы, – тоже ради презренного металла.

На лекциях учусь конспектировать. Сначала это делал по логике: все равно ведь сидишь, давай пиши от нечего делать. Очень все понятное на лекции, через короткое время становится темным лесом, если только просто запоминать. Надо кратко и связно записать только главную мысль. Чтобы выделить главную, надо знать, какие же – не главные, то есть понимать, о чем вообще идет речь. Тех, кто пытается записать просто стенограмму лекции, ожидает нервное истощение, бесполезные тома конспектов, в которых ничего нельзя разобрать, и длительные чтения толстых книг перед экзаменами. Мне, обычно, было достаточно пролистать свой конспект.

Очень нравится математика – изящество и мощь дифференциалов, производных и интегралов. «Терпеть ненавижу» мистику матричного исчисления. Киевляне на коне: начала матанализа им преподавали в школе. Теоретическая механика для меня – тоже любимый предмет: стают понятными и расчетными вещи, ранее необъяснимые. С химией отношения посложнее, но наша преподавательница Елена Ивановна Ивченко – женщина такой удивительной красоты, юмора и обаяния, что не знать химию было бы противно самому.