24

24

К утру наша гордость поборола страх, и мы двинулись за Пако на разведку. Терьер остался дома. Я его привязал к одной из «ног», на которых держалась избушка Марты. Пес был, конечно, дико возмущен, но что было делать? Я слишком боялся за жизнь своего любимца.

Настоящая сельва началась метрах в тридцати от деревни. Только что были заросли кустарника, который наслаждался доступом к лужайке и солнцу, а затем мы словно провалились на дно. Это впечатление создавали высокий и непроницаемый для солнечных лучей зеленый купол и влага под ногами. Вообще слова «зеленый ад» вполне подходят для описания настоящей сельвы. Куда-то сразу же делись все птицы, бабочки и звуки. С такой тишиной я, горожанин, столкнулся в Перу уже во второй раз – сначала на Тропе инков и теперь здесь. Мир стал иным, словно мы с Земли перебрались на какую-то далекую планету из фантастических рассказов Брэдбери.

Это было нечто прямо противоположное тому, о чем однажды написал Дарвин: «В Англии каждый, кто любит естествознание, умеет получать удовольствие от пеших прогулок».

Ни малейшего удовольствия от «прогулок» по сельве ни я, ни Боб не испытывали. К тому же через каждые два-три метра приходилось либо перелезать через поваленное дерево, либо преодолевать какие-то заросли с лианами, либо перепрыгивать через огромные корни, которые тут и там вылезали из-под земли. Причем тянулись эти корни так далеко, да еще и переплетались между собой, что даже трудно было сообразить, какому лесному гиганту они принадлежат.

Долго мы не встречали вообще никакой живности, что неудивительно, поскольку, как я уже говорил, в сельве основная жизнь бурлит на вершинах деревьев, ближе к солнцу, а это довольно высоко. Многие неведомые мне породы деревьев вытягивались метров на тридцать, если не больше. Конечно, очень хотелось забраться на самый верх и высунуть голову из этого зеленого океана, чтобы оглядеться вокруг и снова увидеть хотя бы пернатых, но Пако от этой идеи нас мудро отговорил, попутно рассказав, какая неприятность случилась с ним в юности, когда он сам попытался осуществить подобный замысел.

Где-то уже на приличной высоте индеец имел неосторожность, отмахиваясь от семейства ядовитых пауков, задеть рукой пчелиный домик, обитатели которого тут же стали атаковать «агрессора». В результате Пако сначала искусали до полусмерти, а потом, падая, он при приземлении сломал о какой-то корень ногу. Смелая попытка закончилась для него плачевно: его долго спасали от укусов пчел разными травами, а нога срослась не совсем правильно, отчего он и прихрамывал.

– Хорошо еще, – заключил свой рассказ Пако, – что я во время своего полета хватался за все сучья и ветки, а то бы вообще разбился в лепешку. Да повезло, что был не один, приятели отнесли меня в деревню на своих плечах.

После такого рассказа желание совершить подъем у нас пропало. Через час, пообвыкнув, мы уже не только искали глазами змей и пауков, но и начали вглядываться в лианы, однако то, что мы видели, никак не напоминало кошачий коготь. Наконец Пако набрел на лиану, которая ползла, извиваясь, вверх, используя при этом довольно похожие на кошачьи когти зеленые колючки, но листья не походили на тот образец, что я видел на фотографиях у польского монаха в Лиме.

Время пролетело стремительно, и мы даже поначалу удивились, когда Пако дал команду возвращаться. Взглянув на часы, мы тут же согласились: во-первых, и так уже чувствовали себя почти героями, хотя в этой разведке ничего толком не увидели, но главное, прекрасно понимали, что должны выбраться из сельвы засветло.

Оставаться в «зеленом аду» на ночь не хотелось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.