Техническая психология
Техническая психология
Легко только писать под теплым душем.
(Народная примета)
Работающих на объектах солдат-сварщиков все же придется отпускать. Неизбежно «задействование» моих. Уговариваю Ивана; он скрепя сердце отдает мне на откуп ввод в одопровода в котельную. Это 50 метров трубы диаметром 57 мм в траншее глубиной около 4-х метров, – такая большая здесь глубина промерзания. Самый подготовленный у меня – Кудра, его и бросаю на это дело. Укрупняем трубы по две-три на бровке, поворачивая их. Сам осматриваю стыки, сомнительные места сразу исправляем. А вот неповоротные стыки надо варить в траншее. Вспоминаю свой деребчинский опыт, когда я пытался заварить стык без маски и вниз головой, подвешенный за ноги. Ивану я погибнуть не дам: два матроса вырывают под стыками обширные приямки, заботливо мостят для Кудры лежак, подают кабель, электроды, маску, зубило, щетку, центруют стык. Сварщик не имеет права напрягать свои руки: ему предстоит выполнять очень точную работу. От всех забот матрос начинает волноваться, и мне приходится его успокаивать, перегибая палку в другую сторону:
– Ну, что ты, Ваня! Подумаешь – дефект, большое дело! Вырежем, заварим снова… Ты не торопись, не волнуйся: времени у нас навалом… (Я знаю, что именно времени у нас нет).
Долго варит три стыка. Заливаем воду, прессуем. Десяток течей, все – на неповоротных стыках. Матросы разочарованы, собираются выразить свое недовольство, но «затыкаются» под моим взглядом. Кудра и сам в отчаянии, почти в истерике: он готов бросить маску навсегда, чтобы никогда-никогда больше не заниматься сваркой… Я ему говорю:
– Ты, Ваня, молодец! 10 маленьких дырочек на трех стыках – сущий пустяк. У меня на первом стыке вообще было тысячу струй, не считая мелких. Сейчас перекурим, спустимся вместе и все исправим. А ты поймешь, где ты их допустил и больше делать не будешь!
Перекуриваем, спускаемся вниз, внимательно осматриваем места течи. Кое-какие причины дефектов ему объясняю я, но он видит их уже сам. Зачищаем, исправляем, подвариваем, испытываем снова. Опять дефекты, но только три: мы их просто не исправили в первый раз. Уже темнеет, но я заранее приготовил освещение: две лампочки на 36 вольт подключаются последовательно, но параллельно сварке. Пока не варишь – есть свет, а при сварке он не нужен. Работаем дальше.
После третьего испытания остается только одна отпотина, и Иван ее исправляет сам.
Глубокая ночь. Я оканчиваю работу бригады:
– Все, ребятки. Всем – объявляю благодарность от лица командования, всем – большое спасибо. Тебе, Ваня – особое. Ты будешь отличным сварщиком.
Усталые, но довольные матросы уже смирились даже с тем, что остались без ужина. Но я заранее приказал Квасову получить и доставить их ужин в кубрик. Хорошо быть твердо уверенным: Квасов не может подвести…
Через пару дней Кудра варит уже около ста метров трубопровода из коротеньких отрезков, бывших заготовок, – кончились трубы этого диаметра. На целой сотне(!) стыков нет ни единого дефекта, а его шов просто поражает точностью и красотой. Прямо по Марксу – Энгельсу: количество скачком перешло в качество… Матрос стал даже выше ростом, распрямились плечи, по-другому ходит, по-другому смотрит. Он – мастер своего, очень важного, очень нужного дела. От него сейчас зависит очень много. Его слово теперь для друзей – закон, а изредка можно возразить и начальству. (В казенных характеристиках о таком состоянии обычно пишут: «Пользуется заслуженным авторитетом у товарищей и руководства»).
Вскоре у меня открывается почти идеальный учебный класс, через который я пропускаю всех сварщиков на ускоренное «дозревание». Нам предстоит изготовить и сварить больше сотни паровых калориферов. Это изделие состоит из пяти параллельных труб, врезанных своими концами в короткие коллекторы. В коллекторах надо вварить патрубки входа-выхода пара и заглушить торцы. Маклаков под эту работу выбивает у Журида помещение – бывшую столярную мастерскую. Мы немедленно оснастили мастерскую и начали там работу: на открытом пространстве уже стояли сильные морозы. На небольшой площади мастерской, покрытой обычной пылью, – варили, резали, сверлили и стучали молотками полтора десятка матросов, ревел САК, шипели бензорезы, и стучал компрессор.
Кроме тепла (к сожалению, – и копоти), прелесть нашей работы была в том, что вся довольно сложная сварка труб тут была на виду и сразу же проверялась на плотность давлением воздуха. В таких условиях сварщики быстро совершенствовали свое мастерство. Сварщика, заварившего без дефектов несколько калориферов, смело можно было допускать к сварке стыков и врезок на любых трубах. Кудру сюда я иногда посылал в качестве инструктора: он только показывал другим, как надо варить.
Вот в этот «инкубатор» я и помещаю Сашу Богомолова. Он с дрожью в руках берет электрододержатель, к которому уже давно не прикасался. Конец электрода, который должен делать точные движения, выписывает немыслимые «восьмерки».
– Успокойся, сядь поудобнее. У тебя все получится, – если не сразу, то с – надцатого раза – обязательно.
Это – слова. Сейчас они до Богомолова не доходят. Вместе с ним дрожит электрод в руках. Заваренный стык – сплошное безобразие: его надо вырезать. К счастью, это всего лишь пробный стык, образец. У Богомолова на глазах слезы, матросы вокруг насмешливо переглядываются, но зная мои требования, – помалкивают. После второго и третьего стыка, сваренного так же, матрос отбрасывает держатель и со словами «гори она огнем, эта сварка» убегает… К сожалению, при этом срыве меня уже не было, – об этом мне рассказывает старшина Квасов. Неотложные дела не позволяют мне вплотную заняться Богомоловым, я успеваю только подтвердить ему задание: продолжай тренироваться. Еще через день Квасов рассказывает мне, что Богомолов на ужине почти не ел ничего, а матросы насмехаются над ним, а больше всех – Кудра. Слова Квасова меня пугают:
– Николай Трофимович, он в таком состоянии, так его достали, что и в петлю может полезть!
После утреннего развода отвожу в сторонку Кудру. Мои вопросы для него как оплеухи.
– Давно ты стал мастером сварки, Иван? Сколько у тебя дефектов было на вводе в котельную? Тебя Богомолов тащил по теории, когда ты в ней был ни «бе», ни «ме»? А ты его как благодаришь за ту помощь?
Кудра склоняет голову все ниже, – он еще не потерял совесть.
– Так вот, Ванечка, Богомолов – техник-сварщик, знает он заведомо больше, чем ты. А чтобы он преодолел страх и был просто сварщиком, – ты ему помоги. Я очень-очень тебя прошу!
Кудра размышляет немного, и говорит задумчиво, не совсем «по уставу».
– Попробую, товарищ лейтенант…
Богомолов при встрече опережает меня:
– Я не хочу быть сварщиком: у меня ничего не получается! Прошу меня назначить в любую бригаду! – на его глазах выступают слезы. Мне жалко его, обиженного мальчишку, потерявшего веру в себя… Пытаюсь укрепить его ослабевший дух весьма длинными разговорами…
– Саша, тебе обязательно надо преодолеть этот барьер. Мы с тобой здесь единственные специалисты-сварщики. Мы можем не делать, то что делает обычный рабочий: других дел хватает… Но, – надо это уметь делать, Саша! Тогда твои распоряжения те же сварщики будут принимать совсем по-другому… Учти еще одно: сварщику нужны ежедневные тренировки, как балерине. Я, например, сейчас тоже не смогу заварить этот стык: надо тренироваться! А у тебя все будет хорошо, просто ты сейчас очень волнуешься, когда берешь в руки держатель, из-за прошлых неудач… Тем более – когда вокруг «подъелдыкивают». Спокойней, Саша, держи удар! Вари, проверяй, исправляй, не обращай ни на что внимания! Ты будешь отличным сварщиком!
Богомолов уходит задумчиво. О моих требованиях к Кудре я ему ничего не сказал. Иногда видел, что они что-то обсуждают вместе. В мастерской я стараюсь не смотреть в сторону Богомолова: варит человек изделие и пусть варит.
Уже через два дня Саша подходит ко мне радостный:
– Николай Трофимович, я уже три калорифера заварил без единого дефекта!
– Конечно, Саша, я и не сомневался! – подмигиваю ему. – «А ты, дурочка, плакала, боялась!».
Саша счастливо улыбается. Еще через недельку он начинает «пахать» – варить с большой скоростью и неизменно высоким качеством, обгоняя даже Кудру. Кроме того, он понимает смысл работы, которую выполняет: все-таки образование сказывается. Его авторитет в группе вырастает до небес. Нам нужны грамотные и инициативные вожаки, и старшему матросу Богомолову присваивается звание «старшина второй статьи», а вскоре – и первой…
Вставка из будущего. Где-то в конце 80-х годов в лабораторию, где я работал уже просто сварщиком, заходит полноватый мужчина средних лет, совершенно лысый, и с улыбкой смотрит на меня. Я узнаю его сразу, несмотря на разительные перемены за прошедшие три десятка лет.
– Саша! Богомолов!
Он счастливо улыбается, довольный моей памятью, и мы крепко обнимаемся. В сбивчивом разговоре мы со смехом вспоминаем о его службе и первых шагах на пути к мастерству. Я ему только теперь могу рассказать, какое предостережение мне сделал старшина Квасов. Саша подтверждает: тогда он был очень близок к самоубийству. Вместе горюем об рано ушедшем хорошем человеке – старшине сверхсрочной службы Тихоне Васильевиче Квасове…
Саша работал тогда шефом сварщиков-аргонщиков на оборонном заводе в Таллине. Женат, взрослые дети, дом – полная чаша…
Вскоре началась «перестройка». Эстония вышла из состава СССР. Начала активно превращать в металлолом все оборонные объекты, которые мы там по глупости построили, и при этом еще и притеснять русских. Не знаю, как сложилась дальше судьба человека, которого я считаю немного своим крестником…
Начав разговор о психологии, автор уже не может остановиться, не описав случай, повысивший его грамотность в вопросах любви, семьи и брака. Кончал службу в моей группе матрос Юра Денисюк, – крепкий хлопец с Украины, добросовестный и работящий. И начал он «прилепляться» к разбитной бабенке Наталье Забелиной, женщине старше его лет на 10, которая работала кладовщицей у строителей. Иван эту Наталию знал давно и очень хорошо. Вот мы, два командира, задумали отвернуть беду от несмышленыша. Пригласили его на приватную беседу. Иван выдал проповедь рассказом про «облико морале» и деяния подшефной Наталии.
Забелина работала заведующей складами у строителей, что в эпоху тотального дефицита было равноценно заведованию пещерами Аладдина. Окружающее население бесконечно нуждалось во всем том, что у Забелиной было в большом изобилии: гвозди, цемент, краски, сантехника, огнеупорные и обычные кирпичи, жесть, металл, трубы и еще тысяча вещей, совершенно необходимых туземцам. Наталия развернулась широко: стройки в окрестных селах получили необходимую подпитку дефицитом и стали расти как на дрожжах. Почему-то при этом личное благополучие Забелиной, ее наряды и украшения стали превышать разумные пределы. Но такое большое шило в мешке утаить вообще трудно, тем более – в небольшом мешке. Над Забелиной стали сгущаться тучи в виде слухов о большой ревизии складов. И первыми не выдержали слухов именно склады: прекрасной ночью они полыхнули ярким пламенем. Случайно под корень сгорел и соседний штаб строителей со всеми документами.
Вполне уместная, хотя и пожарная, вставка. Сам Иван тяжело пережил пожар именно этого штаба: погибли уникальные Приказы по строительству, с которых он не успел снять копии для Истории и потомков. В этих Приказах начальник стройки, предшественник Журида, никем и ничем не сдерживаемый, полностью давал волю своему яркому литературному дарованию. Например, один из приказов кончался словами: «Да здравствует Первое Мая, а у нас гвозди везде валяются!». Иван клялся, что будь он тогда на месте, он бы ринулся в бушующее пламя, чтобы спасти только эти драгоценные Приказы…
После пожара ревизионной комиссии осталась только очень легкая работа: развести руками и написать акт о списании всего-всего чохом, потому что даже перечислить все-все было невозможно. Пострадала, правда, крупно и Забелина: теперь она по должности стала не заведующей, а только главной кладовщицей с теми же обязанностями и правами… Тем не менее, любвеобильная Наталия горевала недолго: у нее появился постоянный любовник (теперь это называется гражданский брак). Это был дембель из строителей – крепкий парень из Белоруссии. Он стал работать на стройке по вольному найму, чтобы под крылом заботливой Натальи основательно «прибарахлиться»: в колхозной Белоруссии, как и во всем СССР, с этим тогда было туго. Намеченный им тайный план в течение целого года выполнялся весьма успешно. И дорогая, ничего не подозревающая, гражданская жена, тому весьма способствовала. Муж уже начал потихоньку присматривать объемистые чемоданы, чтобы разместить в них перед отъездом свои богатства… Но, как сказала Поэт (Поэтесса?), – не всегда поймешь, кто есть охотник, кто – добыча. Однажды, придя с работы, «гражданский муж» нашел только голые стены и записку от любимой: «Не жди, уехала надолго». Надеть что-либо вместо замасленной спецовки и купить билет до далекой Белоруссии парню помогли прежние сослуживцы…
Иван излагает эту душераздирающую историю Денисюку с подробностями. Матрос только молча и горестно качает головой: у него тоже раскрываются глаза. Тут и я вступаю в бой:
– Так зачем тебе связывать свою судьбу с такой женщиной? Езжай на Украину, там знаешь, какие девчата ждут тебя, не дождутся? Красивые, нежные, молодые! И будешь нормально жить-поживать, растить детишек!
У матроса даже глаза загораются от такой перспективы. Он благодарит за науку, вскоре уезжает в часть для увольнения в запас. Нас с Иваном прямо-таки распирает от гордости: хоть одну душу отвернули от гибельного пути!
Не прошло и двух месяцев, как старшина Квасов говорит мне между прочим:
– Вы знаете, Николай Трофимович, наш Денисюк вернулся; живет у Забелиной!
У меня округляются глаза и отвисает челюсть. Именно такими признаками сопровождаются частичные прояснения извечной загадки природы, именуемой «мужчина и женщина»…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.