Спасительная непосвященность

Этот день, 22 марта, задался с самого утра и обещал быть удачным.

Климов, как обычно, вопреки всем регламентам уже ранним утром был в НАМИ, его порадовали результаты очередных испытаний по основным темам отдела. Группы были заняты интереснейшими разработками: проектом экспериментального двигателя переменной степени сжатия и проектом экспериментального одноцилиндрового нефтяного двигателя.

Выслушав руководителей групп, конструктор на некоторое время остался один и в свойственной ему манере беспрерывного хождения по кабинету сосредоточенно размышлял над новыми данными. Все важнейшие конструктивные решения Климов всегда принимал сам и настаивал на точном соблюдении выданных рекомендаций. В этом вопросе он был непреклонен.

Затем что-то быстро начертил остро отточенным карандашом, вновь пригласил своих коллег и передал им только что рожденные схемы проблемных деталей. Один из руководителей группы, а им был знакомый со студенческой поры Микулин, как всегда, попытался возразить. Но Климов, спокойно выслушав Александра Александровича, высказал свои аргументы и настоял на собственном решении.

Надо сказать, что появление в НАМИ, и тем более в его авиационном отделе, Микулина, не прибавило Климову творческого комфорта. Он еще со времен учебы в МВТУ избегал тесных контактов с Александром, не принимая многих особенностей этой бесспорно одаренной личности. Микулин, как и Борис Стечкин, по материнской линии был родственником Жуковского. И оба унаследовали как увлеченность авиацией, так и технический дар ученого. Но при этом братья были абсолютной противоположностью.

Борис Стечкин серьезно и увлеченно занимался, блестяще окончил МВТУ, вырос в глубокого всестороннего исследователя, настоящего энциклопедиста, в последние годы руководил винтомоторным отделом ЦАГИ. Александр, напротив, никогда не утруждал себя учебой, не стремился к системному глубокому образованию, и уж совсем огорчил Николая Егоровича, бросив занятия в МВТУ и так и не получив диплома инженера. Стечкин – сама интеллигентность, концентрация богатейшей культуры предшествующих поколений. Микулин – поразительно напорист, самоуверен, а зачастую просто дерзок.

Между тем братья всегда прекрасно ладили между собой, дополняя друг друга. И в творческом проявлении Стечкин и Микулин чаще всего были вместе. Еще в молодости их первым совместным детищем стал двигатель АМБС, обративший на себя внимание ученых, иностранных специалистов. Позднее, правда, из названий рожденных братьями моторов исчезнет БС – Борис Стечкин. Зато на всю страну прогремит слава двигателя АМ – Александр Микулин. Климов, прекрасно зная потенциал и творческую значимость каждого из братьев, помня историю их взаимоотношений, однажды с грустью пошутит: «Осторожнее с Микулиным. А то он и вас – АМ – и проглотит». На некоторое время пути Бориса и Александра разошлись, и именно в эти годы Микулин оказался в НАМИ, поступив сначала на скромную должность чертежника.

Но в этот день даже Александр Александрович необычайно легко принял доводы своего руководителя, и Климов сумел выкроить несколько часов для собственной научной работы, что удавалось нечасто.

К семнадцати часам Владимир Яковлевич уже был в Академии военно-воздушного флота, где руководил кафедрой «Мотороведение», читал лекции по курсам «Теория авиационных двигателей» и «Уравновешивание двигателей». В этот период на кафедре не только разрабатывали систему обучения моторному делу, тематические планы всех дисциплин, но и занимались организацией лаборатории для научно-исследовательских работ. Климов, в отсутствие специальных учебных заведений, пока в формате кафедры задался целью подготовить научно-методическую основу авиамоторного образования. И даже себе Владимир Яковлевич не мог бы признаться, что педагогическая деятельность в эти годы увлекала его сильнее, чем работа в НАМИ. Параллельно он успевал читать в родном МВТУ курс «Уравновешивание конструкции авиадвигателей».

Завершив все намеченное в академии, Климов уже было собрался домой, но его пригласили к телефону. Звонил Николай Романович. Надо было срочно возвращаться в НАМИ, произошло что-то важное.

В кабинете Брилинга уже собрались члены коллегии, ждали только Климова. Николай Романович, выдержав значительную паузу, поведал присутствующим о завершении многодневного марафона по испытанию НАМИ на право существования. Для многих рассказ Брилинга не был открытием, слухами земля полнится. Но для Владимира Яковлевича, не так давно вернувшегося из Германии, все изложенное было полным откровением. Находясь под оберегающей дланью учителя, Климов даже не подозревал о глубине того кризиса, в котором оказался не только их институт, но, по сути, все отечественное моторостроение. Когда политики и ученые мужи начинают заниматься поисками виновных, а не дальнейших путей развития, они тем самым расписываются в собственном бессилии. Обвинения в адрес НАМИ, выдвинутые высшим научно-техническим органом страны, как раз и явились той самой распиской в несостоятельности.

Этот же день стал для института поворотным, знаковым. Брилингу удалось не только отстоять позицию НАМИ, но и свою роль признанного лидера в советском двигателестроении. Николай Романович поздравил коллег со вновь обретенной возможностью спокойно и свободно творить и, не вдаваясь в подробности, раздал всем присутствующим стенограмму прошедшего сегодня заседания комиссии НТО ВСНХ. «Я хочу раз и навсегда покончить с непониманием ситуации и недоверием друг к другу, с которым все мы столкнулись в последнее время. Пусть каждый из вас, наедине со своей совестью, проанализирует прошедший год и сложившееся ныне положение. Надеюсь, что на этом все разбирательства закончатся, и мы наконец займемся делом», – подытожил бессменный председатель.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.