Шансы на успех Как мы нанимаем на работу, если не можем сказать, кто для нее подходит?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Шансы на успех

Как мы нанимаем на работу, если не можем сказать, кто для нее подходит?

1

В день решающего матча по американскому футболу между «Тиграми» из Университета Миссури и «Ковбоями» из Университета Оклахомы футбольный вербовщик Дэн Шонка сидел в гостинице в Колумбии, штат Миссури, перед портативным DVD-плеером. Шонка работает на три команды Национальной футбольной лиги. До этого он был футбольным тренером, а еще раньше играл полузащитником — как он сам говорит, «это было три операции на колене назад». Каждый год он оценивает приблизительно 800-1200 футболистов по всей стране, помогая профессиональным командам определиться с выбором игроков во время студенческих драфтов. За последние 30 лет он видел футбольных матчей больше, чем любой другой американец. По DVD-плееру он смотрел запись предыдущего матча «Тигров» против «Кукурузников» из Университета Небраски — это была его «домашняя работа» перед вечерней игрой.

Шонка методично просматривал ее, делая паузы и перематывая в тех случаях, когда что-то привлекало его внимание. Ему приглянулись Джереми Маклин и Чейз Коффман, два ресивера из Университета Миссури. Ему понравился Уильям Мур, сметающий всех на своем пути сейфти. Но больше всех, остальных его впечатлил звездный квотербэк «Тигров», коренастый, мощный студент последнего курса Чейз Дэниэл.

«Мне нравится, что квотербэк может передать мяч ресиверу в движении так, чтобы тому не пришлось замедлять ход, — начал объяснять Шонка. Рядом с ним лежала стопка оценочных листов, и в процессе просмотра игры он записывал и оценивал каждый бросок Дэниэла. — Надо принять решение. Останется ли он в игре и примет удар, когда противник будет дышать ему в лицо? Сможет ли вмешаться, бросить и при этом принять удар? Этот парень бросает лучше, когда он "в кармане", или он так же хорошо бросает в движении? Нужен настоящий боец. Выносливый. Насколько он устойчив, силен? Может ли показать красивую игру? Может ли провести команду по полю и набрать очки в конце игры? Умеет ли видеть поле? Если твоя команда впереди, отлично. Но если вас пинают под зад, я хочу знать, что ты собираешься делать».

Он показал на экран. Дэниэл совершил бросок, и в этот самый момент защитник второй команды врезался прямо в него. «Видите, как он держится? — спросил Шонка. — Ом остался стоять и передал пас под таким напором. Этому парню мужества не занимать».

В Дэниэле было 1 м 83 см роста и 102 кг веса. Плотного телосложения и широкий в груди, он держался с уверенностью, граничащей с дерзостью. Он бросал быстро и ритмично. Короткие броски выполнял аккуратно, а дальние — точно. Проворно уворачивался от защитников. К концу игры он завершил 78 % пасов — удивительный показатель — и обеспечил Небраске худшее поражение в домашней игре за последние 53 года. «Он полон энергии, — сказал Шонка. — Он может поднажать, когда нужно». Шонка видел всех перспективных студентов-квотербэков, записывал и оценивал их броски, и, по его мнению, Дэниэл был особенным: «Возможно, он один из лучших студентов-квотербэков в стране».

Но потом Шонка начал вспоминать свою работу в «Филадельфия Иглз» в 1999 году. В тот год во время первой части студенческого драфта они отобрали пять квотербэков, не менее перспективных, чем Чейз Дэниэл. Но только один, Донован Макнабб, оправдал возложенные на него надежды. Из оставшихся четверых один скатился к посредственности после весьма приличного старта. Двое оказались вовсе ни на что не годными, а последний настолько ужасным, что, вылетев из НФЛ, он не удержался и в Канадской футбольной лиге.

Годом раньше то же самое приключилось с Райаном Лифом, своего рода Чейзом Дэниэлом 1998 года. «Сан-Диего Чарджерз» выбрали его вторым во время драфта и выписали ему бонус в 11 млн долларов. Но Лиф оказался ужасным игроком. В 2002 году наступил черед Джоуи Харрингтона, золотого мальчика из Орегонского университета и третьего по счету игрока, отобранного в драфте. Шонка до сих пор не может смириться с тем, что произошло потом.

«Вот что я вам скажу: я видел Джоуи в живой игре, — рассказывал он. — Этот парень бросал с точностью лазера, из каких угодно положений, у него была сильная рука, габариты, интеллект, — Шонка даже пригорюнился, насколько это может сделать 127-килограммовый бывший полузащитник, одетый в черный тренировочный костюм. — Он концертирующий пианист, вы знаете? Мне и вправду — в самом деле — нравился Джоуи». Тем не менее карьера Харрингтона в «Детройт Лайонз» закончилась провалом, и о нем быстро забыли. Шонка бросил взгляд на экран, где молодой человек, который, по его мнению, мог стать лучшим квотербэком страны, вел команду по полю. «Как эти способности проявятся в Национальной футбольной лиге? — Он покачал головой. — Кто его знает…»

Это проблема всех квотербэков. Есть определенные виды деятельности, где никакие предварительные знания о кандидатах не помогут предсказать, как люди справятся с выполнением своих обязанностей. Так как же мы решаем, кому в таких случаях отдать предпочтение? В последнее время некоторые отрасли развернули кампанию по борьбе с этой неопределенностью, но нигде это не имело таких серьезных социальных последствий, как в профессии учителя.

2

Один из важнейших инструментов современных исследований в области образования — анализ добавленной ценности. Он использует баллы стандартизированных тестов при сравнении академической успеваемости учеников в классах каждого конкретного учителя в начале и конце года. Предположим, и миссис Браун, и мистер Смит преподают у третьеклассников, получивших 50-й процентиль по математике и тестам по чтению в первый школьный день в сентябре. При повторном тестировании учеников в июне класс миссис Браун получил 70-й процентиль, а результаты учеников мистера Смита упали до 40-го процентиля. Полученная разница в ранжировании, утверждает теория добавленной ценности, является важным показателем того, насколько миссис Браун эффективнее как учительница по сравнению с мистером Смитом.

Это, разумеется, приближенный показатель. Учитель ответственен не только за объем полученных на уроках знаний; к тому же стандартизированный тест не может охватить все то ценное и полезное, что ученики усваивают на занятиях. Тем не менее, если следить за Браун и Смитом, влияние на результаты ученических тестов постепенно становится предсказуемым: имея в своем распоряжении достаточный объем данных, можно определить самых лучших и самых худших учителей. Более того — и это открытие взбудоражило весь мир образования, — разница между хорошими и плохими учителями колоссальна.

Эрик Ханушек, экономист из Стэнфордского университета, подсчитал, что ученики очень плохого учителя за школьный год в среднем усваивают половину годовой школьной программы. Ученики очень хорошего учителя за то же время проходят материал, рассчитанный на полтора года. Воздействие учителя нивелирует воздействие школы: ребенку будет больше пользы в плохой школе с прекрасным учителем, чем в прекрасной школе с плохим учителем. К тому же профессионализм учителя имеет большее значение, чем количество учеников в классе. Чтобы получить те же положительные результаты, что дает замена среднестатистического учителя учителем 85-го процентиля, нужно разделить класс почти что пополам. И помните: хороший учитель обходится во столько же, во сколько и среднестатистический, а деление класса пополам влечет за собой необходимость вдвое увеличить число классных комнат и нанять вдвое больше учителей. Недавно Ханушек произвел нехитрые подсчеты, чтобы определить, что произойдет в масштабах страны, если мы начнем уделять качеству преподавания хотя бы минимальное внимание. Если проранжировать страны мира в зависимости от академической успеваемости школьников, то США окажутся чуть ниже среднего уровня, на половину стандартного отклонения отставая от группы стран с относительно высокими показателями, таких как Канада и Бельгия. По мнению Ханушека, США могут сократить этот разрыв, просто заменив худшие 6-10 % учителей государственных школ учителями средней квалификации. После многолетних попыток разрешить такие вопросы, как объем школьного финансирования, размеры классов и разработка программы, многие реформаторы пришли к выводу: нет ничего важнее поиска людей, которые могут стать прекрасными учителями. Но есть одна загвоздка: никто понятия не имеет, как должен выглядеть человек, способный быть хорошим учителем. Школьная система столкнулась с проблемой квотербэков.

3

Начало игры Университета Миссури против Университета Оклахомы было назначено на семь часов. Идеальный вечер для футбола: безоблачное небо и легкий осенний ветерок. Уже несколько часов фанаты пытались просочиться на автомобильную стоянку рядом со стадионом. Вдоль дорог, ведущих к университету, выстроились вереницы машин, многие с пушистыми черно-желтыми хвостами «Тигров», свисающими с багажников. Эта игра была одной из самых значительных для Университета Миссури в этом году. Непобедимые «Тигры» имели все шансы стать лучшей студенческой футбольной командой в стране. Шонка пробрался сквозь толпу к местам для представителей прессы. Внизу игроки на поле казались фигурками на шахматной доске.

Первыми мячом завладели «Тигры». Чейз Дэниэл стоял на два метра позади линии нападения. Два ресивера стояли слева и три справа от него, растянувшись в линию через все поле. Лайнмены также стояли на большом расстоянии друг от друга. Раз за разом Дэниэл ловил поданный центральным игроком мяч, крепко упирался ногами в землю и быстрым шести- или семиметровым диагональным пасом передавал его одному из пяти ресиверов.

Стиль нападения, выбранный «Тиграми», называется растяжкой, и большинство лучших квотербэков студенческого футбола — игроки, которых вербуют в профессиональные команды, — это играющие в растяжке. Благодаря широкой расстановке лайнменов и ресиверов из команды нападения квотербэку гораздо проще разгадать намерения команды защиты перед снэпом: он может окинуть взглядом линию защиты, «прочесть» ее и определиться с направлением подачи мяча, когда еще никто даже шевельнуться не успел. Дэниэл играл в растяжке со средней школы и блестяще владел этой техникой. «Посмотрите, как быстро он передает мяч, — заметил Шонка. — Ты и глазом не успеешь моргнуть, а он уже сделал пас. И точно знает, куда мяч полетел. Когда все рассредоточены по полю подобным образом, защита не может скрыть свои намерения. Чейз моментально разгадывает их замыслы. А система помогает квотербэку принимать решение».

Но Шонке от этого мало проку. Всегда непросто предугадать, как студент-квотербэк проявит себя в профессиональной игре, ведь она более стремительна и сложна. К тому же команды НФЛ не используют растяжку. Они не могут. Защитники профессиональной лиги бегают настолько быстрее студентов, что прорываются сквозь широкие бреши в линии нападения и сбивают квотербэка с ног. В НФЛ игроки на линии нападения сгруппированы более тесно. Вместо пяти ресиверов Дэниэлу в большинстве случаев пришлось бы довольствоваться всего тремя или четырьмя. Он уже не смог бы позволить себе такую роскошь, как стоять в шести метрах за центральным игроком, упираться ногами в землю и моментально соображать, куда бросить мяч. Ему пришлось бы приседать за центральным игроком, сразу же принимать снэп, бежать назад и только потом останавливаться для броска. Атакующие защитники будут находиться не на расстоянии шести метров, а с самого начала окружат его со всех сторон. Поскольку игроки не будут так далеко отстоять друг от друга, намерения защиты уже не удастся угадать так легко. Дэниэл не сможет понять замысел противника еще перед снэпом. Вместо этого ему предстоит принимать решения в первые же секунды после начала игры.

«При растяжке вы видите множество "открытых" игроков, — принялся пояснять Шонка. — Но, попадая в НФЛ, парень вроде Чейза уже не видит своих ресиверов открытыми; только в редких случаях, когда кто-нибудь поскользнется или в защите образуется брешь. В профессиональной лиге, если ты, бросая мяч, не отслеживаешь перемещения защиты, она набрасывается на него и перехватывает. Здесь приходится иметь дело с невероятной физической подготовкой».

Пока Шонка говорил, Дэниэл вел свою команду по полю. Но он почти всегда совершал короткие диагональные пасы. В НФЛ ему придется овладеть новыми навыками — бросать длинные вертикальные пасы поверх защиты. Сможет ли он освоить такой удар? Этого Шонка не знал. Оставался еще вопрос с ростом. Метра восьмидесяти трех было достаточно для системы растяжки, где широкие бреши на линии нападения открывали перед Дэниэлом массу возможностей для бросков и обзора поля. Но в НФЛ брешей нет, а рост атакующих лайнменов составляет не 185, а 194 см.

«Интересно, — продолжал Шонка, — сможет ли он научиться? Сможет ли он давать результат в другом типе нападения? Как он с ним справится? Мне бы хотелось, чтобы он быстро уходил от центра. Чтобы он умел "считывать" расположение защиты, не находящейся в растяжке. Мне бы хотелось увидеть, как он играет "в кармане", как он двигается. Мне бы хотелось увидеть, как он выполняет дальние камбэки, ну, знаете, бросает мяч метров на восемнадцать — двадцать с лишним».

Было очевидно, что при оценке прочих звезд Университета Миссури — сейфти Мура, ресиверов Маклина и Коффмана — Шонку не гложут такие сомнения. В профессиональной лиге от них также ожидается иная игра, чем в колледже, но различия не столь значительны. Они показали выдающиеся результаты в студенческой лиге, потому что были сильными, быстрыми и ловкими, и в профессиональном футболе эти качества пригодятся им не меньше.

Но студенту-квотербэку, перешедшему в НФЛ, приходится осваивать совершенно новую манеру игры. Шонка вспомнил о Тиме Кауче, выбранном первым в легендарном драфте 1999 года. Во время учебы в Университете Кентукки Кауч поставил все мыслимые рекорды. «На поле выставляли пять мусорных урн, — вспоминал Шонка, качая головой, — и Кауч бросал мяч и попадал в каждую». Но в профессиональной лиге он потерпел фиаско. Не то чтобы профессиональным квотербэкам не нужна была меткость. Все дело в том, что меткость, необходимую для эффективной игры, можно оценить только в реальном матче НФЛ.

Аналогично все квотербэки, завербованные в профессиональные команды, должны пройти тест оценки интеллекта — тест Ван-дерлика. Согласно теории, объясняющей необходимость выполнения теста, профессиональная игра требует настолько большего проявления когнитивных навыков по сравнению со студенческой игрой, что высокий интеллект может служить показателем будущего успеха. Но когда экономисты Дэвид Берри и Роб Симмонс проанализировали баллы — которые обычно просачиваются в прессу, — то выяснили, что при прогнозе будущих результатов опираться на баллы теста Вандерлика бесполезно. Из пяти квотербэков, отобранных в первом раунде драфта 1999 года, Донован Макнабб, единственный из пяти, чья фотография висит в Зале славы, имел самые низкие результаты теста Вандерлика. А у кого еще был низкий IQ? У Дэна Марино и Терри Брэдшоу, двух величайших квотербэков в истории американского футбола.

В попытках решить проблему прогнозирования мы обычно возвращаемся назад и выискиваем более убедительные показатели. Теперь мы понимаем, что хороший врач должен уметь налаживать контакт, слушать и сопереживать, поэтому медицинские школы призваны обращать самое пристальное внимание не только на результаты тестов, но и на навыки межличностного общения. Мы можем добиться того, чтобы врачи стали лучше, если будем грамотнее подходить к отбору студентов медицинских школ. Но никто не утверждает, что в своем анализе Дэн Шонка каким-то образом упустил ключевой элемент, что, будь он проницательнее, то смог бы предсказать траекторию спортивной карьеры Чейза Дэниэла. Трудность отбора квотербэков заключается в том, что качество игры предсказать невозможно. Деятельность, к которой готовят игрока, настолько специфична, что нельзя заранее предположить, кто в ней преуспеет, а кто нет. По сути, Берри и Симмонс не выявили никакой зависимости между номером, под которым квотербэк был выбран в драфте, т. е. как высоко его оценили на основании показателей в колледже, и качеством его игры в профессиональной лиге.

Все то время, что Чейз Дэниэл играл на поле против Университета Оклахомы, его запасной, Чейз Паттон, наблюдал за игрой, стоя на боковых линиях. Паттону не довелось сделать ни единого дауна. За четыре года в Университете Миссури он до сегодняшнего момента выполнил в общей сложности 26 пасов. И тем не менее в бизнесе Шонки находились люди, делавшие ставки на Паттона, а не Дэниэла. Национальный спортивный журнал ESPN даже поместил обоих игроков на обложку номера той недели, когда должна была состояться игра с Университетом Оклахомы. Фотография была озаглавлена «Чейз Дэниэл может выиграть Heisman Trophy, — имеется в виду приз, вручаемый лучшему игроку команды колледжа, — а запасной игрок может выиграть Суперкубок». Почему всем так нравился Паттон? Не совсем ясно. Может, он был действительно хорош в игре. Может, все дело было в том, что в этом сезоне в НФЛ квотербэк, который также не сыграл ни в одной студенческой игре, блестяще играл за «Нью-Ингланд Пэтриотс». Абсурдно помещать спортсмена на обложку журнала без всяких причин. Но, возможно, все объясняется тем, что проблема квотербэков доведена до крайности. Если игра в колледже ни о чем не говорит, почему мы не должны ценить игрока, которому не выпало шанса сыграть, так же высоко, как и игрока, который играет не лучше и не хуже многих других?

4

Представьте себе молодую воспитательницу, сидящую на полу класса в окружении семерых детей. В руке у нее букварь, и вместе с детьми она изучает буквы, одну за другой: «А — арбуз, Б — белка». Занятие записывается на камеру, а потом эту запись просматривает группа экспертов, которые оценивают каждое движение воспитательницы.

Через 30 секунд руководитель группы Боб Пианта, директор педагогической школы Кэрри при Вирджинском университете, останавливает запись. Он указывает на двух маленьких девочек, сидящих справа от учительницы. Они демонстрируют необычайную активность, наклоняются вперед, стремясь дотянуться до книги.

«Больше всего меня впечатляет царящая в этой комнате оживленная атмосфера, — замечает Пианта. — А для этого воспитательница старается создать замкнутое пространство. От других воспитателей ее отличает то, что она позволяет детям свободно двигаться и прикасаться к книге. Она не принуждает их сидеть неподвижно».

Команда Пианты разработала систему оценки различных компетенций, связанных с общением преподавателя и учеников. Среди них выделяется «уважение к точке зрения ученика», т. е. предоставляемая преподавателем свобода участия в занятии. Пиаита дважды останавливал и отматывал кассету, пока не стало очевидно, чего удалось добиться воспитательнице: дети проявляли активность, но занятие не превращалось в хаос.

«Другая бы воспитательница на ее месте расценила бы попытки детей дотянуться до книги как непослушание и озорство, — продолжает Пианта. — "Сейчас мы не будем этим заниматься. Сидите смирно". Она бы постаралась утихомирить их».

В разговор вступает Бриджит Хеймр, одна из коллег Пианты: «Это трех- и четырехлетние дети. В этом возрасте дети выражают свою заинтересованность совсем не так, как взрослые. Мы замираем и проявляем сосредоточенность. Дети же наклоняются вперед и ерзают. Так они демонстрируют свое участие. И хороший учитель не воспринимает такое поведение как дурное. Молодым учителям очень трудно внушить эту мысль, поскольку попытки научить их проявлять уважение к позиции учеников они приравнивают к отказу от поддержания дисциплины в классе».

Урок продолжался. Пианта отмечает личностный подход воспитательницы при подаче материала. «К — это корова» вылилось в небольшое обсуждение того, кто из детей когда-нибудь бывал на ферме. «Она реагирует почти на каждую реплику детей. Мы называем это восприимчивостью учителя», — говорит Хеймр.

Это ключевой момент. Представляется, что из всех приемов воспитательницы, проанализированных специалистами Вирджинского университета, отклик — прямая индивидуальная ответная реакция учителя на конкретное высказывание — наиболее тесно связан с академическим успехом. Воспитательница не только расслышала это «у меня» среди шума и гвалта, но и ответила на реплику девочки, обращаясь непосредственно к ней.

«Обратите, кстати, внимание на то, что это не идеальный отклик, — замечает Хеймр. — При грамотном отклике происходит взаимный обмен репликами, способствующий лучшему пониманию». Идеальный прием в такой ситуации — сделать паузу, вытащить карточку с именем Вениши, показать на букву В, наглядно объяснить, чем она отличается от буквы К, и попросить класс произнести обе буквы. Но воспитательница этого не сделала — либо ей просто не пришло в голову, либо ее отвлекло ерзанье девочки справа.

«С другой стороны, она могла бы вообще проигнорировать девочку, и такое случается довольно часто, — продолжает Хеймр. — Еще нередко бывает, что учитель ограничивается одним только: "Ты ошибаешься". Реакция в виде ответа "да /нет" встречается чаще всего, но она не несет никакой информационно-познавательной нагрузки».

Пианта включает другую кассету с записью почти идентичной ситуации: воспитательница, окруженная группой дошкольников. Урок посвящен распознаванию таких эмоций, как грусть и радость. Для начала воспитательница разыгрывает небольшой диалог между двумя куклами-марионетками Генриеттой и Твигглом: Твиггл грустил, пока Генриетта не поделилась с ним кусочком дыни.

Она начинает: «Помните, когда мы что-то делали и рисовали наши лица? — Она дотрагивается до лица, показывая на глаза и рот. — Когда человек счастлив, его лицо говорит о том, что он счастлив. И его глаза. — Малыши непонимающе глядят на нее. Воспитательница не сдается: — Смотрите, смотрите. — И широко улыбается. — Вот это значит "радостный"! Как определить, что я радуюсь? Посмотрите на мое лицо. Опишите, что меняется в моем лице, когда я радуюсь. Нет, нет, посмотрите на мое лицо… нет…»

Маленькая девочка рядом с ней произносит: «Глаза». Воспитательница могла бы ухватиться за эту возможность и вести урок дальше, но она ее не услышала. И снова повторяет вопрос: «Что меняется в моем лице?» Она то улыбается, то хмурится, словно надеется втолковать что-то детям силой повторения. Пианта останавливает запись. Одна из проблем, замечает он, заключается в том, что Генриетта делает Твиггла счастливым, поделившись с ним кусочком дыни. Совершенно непонятно, какие выводы нужно сделать из этой ситуации.

«Знаете, гораздо более правильный подход — завязать объяснение на чем-то хорошо знакомом детям, — говорит Пианта. — Ей стоило бы спросить: "Из-за чего вы радуетесь?" После ответа детей можно было бы предложить: "Покажите, какое у вас лицо, когда вы радуетесь. Замечательно! Как выглядит лицо того-то и того-то? А теперь расскажите, из-за чего вы грустите. Покажите, какое лицо вы делаете, когда грустите. Ой, взгляните, его лицо изменилось!" Так вы нагляднее донесете свою мысль. А потом можно предложить детям попрактиковаться или что-нибудь вроде того. Но подход, который выбран здесь, ведет в тупик».

По мере того как Пианта прокручивает одну запись за другой, закономерности начинают проступать. Вот одна учительница зачитывает предложения для теста по правописанию, в каждом из которых содержится упоминание о ее личной жизни: «На прошлой неделе я была на свадьбе», — упустив таким образом возможность использовать предложения, которые могли бы зацепить учеников. А вот еще одна учительница, которая, подойдя к компьютеру, чтобы показать презентацию в PowerPoint, обнаруживает, что забыла его включить. Пока она ждет, когда компьютер загрузится, в классе поднимается гвалт.

А вот суперзвезда средней школы — молодой учитель математики в джинсах и зеленой футболке поло. «Итак, посмотрим, — начинает он, стоя у доски. — Прямоугольные треугольники. Мы потренируемся с ними, просто проработаем некоторые идеи. — Он рисует два треугольника. — Измерьте длину этой стороны, если сможете. Если нет, мы сделаем это вместе».

Он быстро говорит и двигается, что, по словам Пианты, можно было бы расценить как неверный подход, поскольку речь идет об уроке тригонометрии и материал обсуждается далеко не самый простой. Однако своей энергией он, кажется, заряжает весь класс. И постоянно обещает помощь. Если вы не сможете, мы сделаем это вместе. В углу класса сидит ученик по имени Бен, который, очевидно, пропустил несколько занятий.

«В такой группе стандартный метод действий выглядит следующим образом: он стоит у доски, вещает на класс, понятия не имея, кто понимает, что он делает, а кто нет, — говорит Пианта. — Но его ответная реакция всегда индивидуальна. Он просто гений обратной связи». Пианта и его команда взирают на него в благоговейном трепете.

5

Образовательные реформы обычно начинаются с активных попыток повысить стандарты для учителей, т. е. как можно жестче закрепить академические и когнитивные требования к преподаванию. Но после просмотра видеозаписи Пианты и осознания, насколько сложны элементы эффективного преподавания, такой упор на книжных червей вызывает недоумение. Воспитательница детского сада с букварем чутко реагировала на потребности малышей и знала, как сделать так, чтобы девочки справа могли ерзать и вертеться, не мешая остальным ребятам. Учитель тригонометрии умел проверить всех учеников за две с половиной минуты и уделить внимание каждому персонально. Но эти умения не относятся к когнитивным.

Еще один исследователь в области образования, Джейкоб Кунин, проанализировал «ситуации прекращения», когда учителю нужно положить конец нарушению дисциплины. Вот запись: Мэри наклонилась вправо и начала что-то шептать Джейн. Обе девочки захихикали. Учительница обращается к ним: «Мэри и Джейн, перестаньте!» Это ситуация прекращения. Но то, как учительница останавливает неподобающее поведение, — тон ее голоса, отношение, выбор слов — не играет никакой роли в поддержании порядка в классе. Как такое возможно? Кунин заново просматривает видеокассету и замечает, что за 45 секунд до перешептывания Джейн и Мэри начали шептаться Люси и Джон. К ним присоединился Роберт, чем-то рассмешив Джейн, после чего та что-то сказала Джону. И после этого Мэри и Джейн стали шептаться. Одно нарушение дисциплины влечет за собой другое, и важнее всего не то, как учительница останавливает неподобающее поведение в конце этой цепочки, но то, удается ли прервать ее в самом начале. Эту способность Кунин назвал «включенность» и определил как «умение учителя своим поведением (а не вербальным обращением: «Я знаю, что происходит») донести до учеников, что он в курсе всего происходящего или что у него, как в той поговорке, имеются глаза на затылке». Само собой разумеется, что без включенности хорошему учителю не обойтись. Но как узнать, обладает ли человек этим качеством, до того, как он окажется в классе перед 25 неугомонными Джейн, Люси, Джонами и Робертами и попробует установить дисциплину?

6

Вероятно, ни в одной профессии к «проблеме квотербэков» не относятся серьезнее, чем в сфере финансового консультирования, и опыт этой отрасли может послужить полезным уроком для сферы преподавания. Чтобы работать в этой области, не нужно никаких формальных свидетельств, кроме диплома об окончании высшего учебного заведения. Фирмы, предоставляющие финансовые услуги, не ищут самых блестящих студентов, не требуют ученых степеней и не предъявляют списки требований. Никто заранее не знает, чем хороший финансовый консультант отличается от плохого, поэтому в этой области двери широко открыты для всех желающих.

«Я сразу прошу кандидата описать свой обычный рабочий день, — говорит Эд Дойчлаидер, один из президентов North Star Resource Group в Миннеаполисе. — Если человек отвечает: "Я встаю в половине шестого, занимаюсь в тренажерном зале, отправляюсь в библиотеку, на занятия, на работу, делаю домашнее задание до одиннадцати", — у него есть шанс». Говоря проще, Дойчлаидер начинает с общих качеств, которые ищет любой корпоративный специалист по найму персонала.

По словам Дойчландера, в прошлом году его фирма провела собеседование с тысячей человек, 49 из которых ей понравились. Соотношение претендентов и отобранных кандидатов, таким образом, составило двадцать к одному. Эти кандидаты приняли участие в четырехмесячной «проверке боем», когда им пришлось действовать как настоящим финансовым консультантам. «За эти четыре месяца им предстояло обзавестись минимум десятью официальными клиентами, — поясняет Дойчлаидер. — Если человек умудрился заполучить десять клиентов и в состоянии проводить минимум десять встреч в неделю, значит, ему пришлось пообщаться более чем с сотней человек за четыре месяца. Из чего мы делаем вывод, что кандидат по крайней мере действует достаточно оперативно для того, чтобы остаться в игре».

Такие люди, как Дойчландер, называются «привратниками». Это прозвище предполагает, что на входе в профессию они должны производить отсев — выбирать, кто пройдет через ворота, а кто нет. Но Дойчландер видит свою роль в том, чтобы распахивать ворота как можно шире: чтобы найти десять новых финансовых консультантов, он готов провести собеседование с тысячей людей. Эквивалент такого подхода в НФЛ — отказаться от попыток отыскать «самых лучших» студентов-квотербэков и испытать в деле троих или четверых «хороших» кандидатов.

В преподавании требования еще более серьезные. Они наводят на мысль о том, что нам не стоит поднимать планку. Нам следует понижать ее, поскольку нет смысла в повышении стандартов, если те не отвечают нашим замыслам. Иметь возможность стать учителем должны все, у кого есть желание и диплом, а оценивать их рекомендуется после того, как они приступят к работе, а не до. Другими словами, в этой профессии следует ввести аналог «проверки боем», практикуемый Эдом Дойчландером, — систему ученичества, в период которого кандидаты подвергаются суровой оценке. По подсчетам Кейна и Стейджера, учитывая колоссальную разницу между лучшими и худшими учителями, для того чтобы найти одного хорошего учителя, нужно испытать четырех кандидатов. Это означает, что от существующей системы расчета заработной платы необходимо отказаться. В настоящее время в профессии учителя действует жесткая структура окладов, и мы должны внести в нее определенные коррективы, если хотим оценивать учителей по их реальным результатам. Начинающий должен получать зарплату начинающего. Но если мы находим учителей 85 процентилей, которые могут за год проработать материал полутора лет, то и платить им следует немало. Во-первых, мы хотим, чтобы они остались в школе, а во-вторых, единственный способ привлечь людей в эту непростую профессию — предложить выдержавшим жесткий отбор достойное вознаграждение.

Но возможно ли такое решение «проблемы квотербэков»? Налогоплательщиков вполне могут возмутить расходы на испытание нескольких учителей ради отбора одного. Учительские профсоюзы могут воспротивиться даже малейшим изменениям в существующей системе оплаты. Но реформаторы всего лишь хотят, чтобы система образования последовала примеру таких фирм, как North Star, которые практикуют этот подход многие годы. Дойчландер провел собеседование с тысячей людей, чтобы найти десять консультантов. Он потратил огромные деньги, чтобы отобрать кандидатов, обладающих особым набором необходимых для работы качеств. «Если взять фиксированные и плавающие расходы, — говорит он, — большинство фирм в первые три-четыре года работы нового сотрудника вкладывает в него от 100 000 до 250 000 долларов». И в большинстве случаев эти вложения, разумеется, не окупаются. Но если вы готовы инвестировать и проявить терпение, то в конечном итоге получите отличного финансового консультанта. «На полной ставке у нас работает сто двадцать пять консультантов, — говорит Дойчландер. — В прошлом году семьдесят один из них подали заявку на вступление в Million Dollar Round Table [ассоциацию, объединяющую самых успешных профессионалов из сферы финансовых услуг]. — То есть из наших ста двадцати пяти человек семьдесят один — в этой элитной группе».

Но как характеризует общество тот факт, что отбору людей, работающих с деньгами, оно уделяет больше внимания и терпения, чем отбору людей, работающих с детьми?

7

В середине четвертого тайма игры между Университетом Миссури и Университетом Оклахомы «Тиграм» пришлось несладко. Впервые за целый год они отставали, хотя игра длилась уже долго. Если они не наберут очки, то потеряют возможность участвовать в национальном чемпионате. Дэниэл принял снэп от центрального игрока и остановился, чтобы передать пас. Его ресиверы были блокированы. Он побежал. Защитники Университета Оклахомы окружали его со всех сторон. Такая стрессовая ситуация крайне редко приключалась с ним в растяжке. В отчаянии он бросил мяч по низу, прямо в руки защитника «Ковбоев».

Шонка вскочил. «Это на него не похоже! — закричал он. — Он так не бросает».

Рядом с Шонкой сидел приунывший вербовщик «Канзас-Сити Чифс». «Чейз никогда не бросал так бездумно!»

Было бы очень соблазнительно рассматривать ошибку Дэниэла как определяющую. Растяжка развалилась. Он оказался в стрессовой ситуации. Именно это и означает быть квотербэком в НФЛ, не так ли? Но понять, что такое быть квотербэком НФЛ, можно, только став квотербэком НФЛ. Прогнозы в сфере, где прогнозы в принципе невозможны, есть не что иное как предвзятость. Возможно, этот бросок означает, что Дэниэлу не суждено стать отличным профессиональным квотербэком, а возможно, это просто ошибка, на которой он будет учиться. «В огромном куске пирога, — заметил Шонка, — это была лишь крошка»[16].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.