КАША

КАША

Видов мошенничеств было столько, на сколько вообще хватало воображения. Вместо рублей за валюту отлистывали дыни, клееные трешки (купюры в три рубля с наклеенными на цифру «3» цифрами «5» и «0»), облигации сталинских займов, бумажные червонцы времен НЭПа. Вместо палеха — самопальные коробки с наклеенными открытками, густо залитые лаком. И, конечно, не могли пройти мимо икры — бренда Советского Союза.

Черная икра стоила в сети магазинов «Березка» 45 долларов за стеклянную баночку в 113 граммов. Госцена этой же баночки для советского гражданина была 8 рублей. Купить ее за эти деньги было невозможно. Зато можно было достать через официантов ресторана «Метрополь» за 25 рублей и перепродать с рук иностранцу за 20 долларов. Табош с такой сделки мог бы составить рублей 35. Для советского инженера это большие деньги, а вот для фарцовщиков с их колоссальными доходами это не представляло большого интереса, пока вдруг в голову троим боксерам из Института физической культуры имени Лесгафта не пришла идея. Аверьян, Мавр и Сережа Сабур в общаге своей alma mater быстро соорудили передвижную лабораторию. Аппаратура была намного проще, чем самогонный аппарат. В огромную кастрюлю засыпалась пшенная каша и доводилась до нужной степени мягкости. Затем добавлялась черная гуашь, и в самом конце смесь припускалась подсолнечным маслом для придания ей блеска. Мавра потому и прозвали Мавром, что в начале концессии он лично стоял у плиты и пробовал кашу на вкус, отчего и пачкался. В результате кашу заливали в стеклянные баночки, а через стекло ее было не отличить от настоящей черной икры. Жестяные крышки доставали по блату на заводе «Союзреахим», на Ленинградской фабрике офсетной печати на Васильевском на них наносили нужный трафарет. А потом бабушка-пенсионерка бодро закатывала по пятьсот банок за ночь.

Банка обходилась в 1 доллар, а продавали ее за 15. Маржа стала ненамного больше — 45 рублей, но за счет демпинговой цены объемы резко возросли. Каждый день коробейники вывозили в центр багажники с этими баночками, где разбрасывали среди фарцовщиков. Как-то Мавра вместе со всем багажником в 500 баночек показал в очередном репортаже Александр Невзоров, но, пока снимали, так и не поняли, что в баночках — каша. Парни, промышлявшие на трассе в Финляндию, решили перенять ноу-хау и, чтобы не возник конфликт интересов, стали делать красную кашу: томатная паста, вареный рис и масло.

В конце концов, каши стало вдоволь, и отдавать ее начали по 5 долларов. Заодно за русский деликатес приспособились выдавать белковую икру, которая стоила в магазинах 1 рубль и 1 копейку и, по слухам, производилась из нефти. Этот товар был и вовсе для простаков, однако и его продавали вплоть до последних дней существования Галеры.

Апофеозом же рыбных махинаций на Невском стал шпротный паштет — феноменальная гадость. Кто-то обратил внимание, что на банке нарисована неизвестная ихтиологам рыба, похожая на осетра, но с загнутым хвостом. Стоила баночка 36 копеек. Порой удавалось ее обменять на 10 долларов. Тут уже даже сами фарцовщики говорили, что это перебор,—вдруг попробуют.

Все-таки жалко было интуриста.

Все эти обманы покупателей играли, тем не менее, положительную роль для развития туризма. Мало кто из «фирмы» ехал в Ленинград за колоннадой Биржи и Зимним дворцом. Путешествовали, скорее, как в Африку — поглазеть, а как это в Советах все устроено. А за это получали настоящие приключения, которые запоминались на всю жизнь и которые можно десятилетиями пересказывать знакомым. Иностранцев обманывали, обкрадывали, травили клофели-ном, порой били. Они, как завороженные, останавливались напротив грязных витрин-сирот и получали ощущения куда более яркие, чем первые наши граждане, попавшие за рубеж и внезапно узнавшие, что бананы и клубника растут и в сочельник.

Ничего не произойдет, если в Париже откроют баночку настоящей черной икры, купленную в Ленинграде. На каждом парижском углу можно смело купить такую же баночку, разве что чуть дороже. Ничего особенно экзотического в этой икре не было. А они открывали и обнаруживали в баночке кашу. И вот это-то как раз и было нашим местным колоритом.