Ильза Макки Скептицизм и соучастие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ильза Макки

Скептицизм и соучастие

После того как Гитлер сделался рейхсканцлером, положение дел в Германии стало меняться. Было много сделано для улучшения условий жизни трудящихся масс. Повсюду строились новые здания и сносились трущобы. Люди получали работу, все меньше безработных собиралось у газетных и пивных киосков и около кинотеатров, споря и возмущаясь. Народ стал одеваться лучше, появилась возможность покупать достаточно продуктов для семьи.

Наживка понемногу срабатывала. Даже те, кто до того выступал против Гитлера, стали его сторонниками. Различные молодежные клубы были закрыты, а вместо них появился гитлерюгенд. Масонство было строго запрещено. Прежние товарищеские и студенческие организации партия прибрала к рукам. Не осталось почти ничего не национал-социалистского.

С течением времени давление на тех, кто не вступил в партию, все более возрастало. И люди эти чувствовали себя париями. Наконец, отец разрешил мне вступить – с тяжелым сердцем и после долгих раздумий – в гитлерюгенд, сам же стал членом НСДАП. Тот факт, что у него были расшатаны нервы и довольно часто случались приступы астмы, позволял ему не принимать активного участия в общественных делах.

Мое же положение было совершенно иным. Я, как и все девочки моего возраста, должна была два раза в неделю ходить на обязательные вечерние занятия. Мы были обязаны, кроме того, присутствовать на всех публичных мероприятиях, а также молодежных встречах и спортивных состязаниях. Субботы и воскресенья были заняты экскурсиями, походами с ночевкой в палатках и маршами, во время которых мы несли на спинах тяжелые поклажи. Вообще-то все это проходило довольно весело, различных занятий было более чем достаточно, что отрицательно сказывалось на наших успехах в школе. Для домашних дел времени просто не хватало.

Вечерние занятия проводили молодые девушки, ненамного старше нас. Эти активистки союза немецких девушек обучали нас песням и всякой всячине, требуя от нас высокой дисциплины, что им, однако, удавалось с трудом. Летом нас выводили из помещений и заставляли часами заниматься строевой подготовкой на воздухе. Мы маршировали, как солдаты по плацу, а девицы-руководительницы отдавали команды не хуже полковых унтер-офицеров.

Естественно, в нас впихивали национал-социалистскую идеологию, забивая нам голову. В большинстве случаев молодые руководительницы сами толком не знали того, о чем говорили. С самых ранних лет нас готовили к предстоящему материнству, внушая, что мать в глазах наших любимых вождей и национал-социалистского правительства была самой важной личностью общества. Мы были надеждой Германии, и наша задача заключалась в рождении и воспитании детей – нового поколения сыновей и дочерей, которые понесут далее традиции тысячелетнего рейха.

Вечерние занятия с мальчиками проводились по тому же плану и в том же здании. Довольно часто нас собирали всех вместе в одной большой аудитории, где некие важные личности читали нам лекции по расовым проблемам и необходимости соблюдения чистоты нации. Они также напоминали о наших будущих отцовских и материнских обязанностях. Как ни странно, я с трудом удерживалась, чтобы не рассмеяться, глядя на маленьких прыщеватых петушков с паучьими ногами – будущих отцов наших детей.

Эти лекции вскоре принесли свои плоды в виде нескольких незаконнорожденных сыновей и дочерей рейха, появившихся у девчонок от 13 до 19 лет и зачатых в стенах организации гитлерюгенда. Девчонки эти считали, что уже выполнили свой долг, и беспечно отнеслись к разразившимся скандалам. Возможные отцы с гордостью спорили, чья же это была «работа», не считаясь с тем, что девчонки могли слышать их рассуждения.

Все это мне вскоре порядком надоело, и я изыскивала различные причины, чтобы не ходить на вечерние занятия. В результате я могла уделять больше времени своему образованию. Выполнение школьных домашних заданий и работа по хозяйству доставляли мне гораздо большее удовольствие. Школьные успехи мои значительно улучшились. Такое поведение принесло мне репутацию увиливающей от общих дел, но это меня нисколько не беспокоило. К слову говоря, таких же девочек было довольно много…

На третьем году моего обучения в средней классической школе произошли большие изменения в системе образования. Вместо прежних девяти лет обучения было введено восемь, то есть один год срезали. Любой школьный предмет изучался теперь с национал-социалистской точки зрения. Большинство учебников было заменено новыми, написанными, составленными и отредактированными правительственными чиновниками. «Майн кампф» Адольфа Гитлера стала книгой для чтения на занятиях по истории. Мы читали и обсуждали ее с нашим преподавателем главу за главой, а когда закончили, тут же начали все с самого начала. Хотя и предполагалось, что мы должны были знать содержание книги чуть ли не наизусть, мне ничего не лезло в голову. Я ненавидела политику и не уважала политиков, но думала, как, впрочем, и большинство людей, что Гитлер выше всех интриг и вероломства и станет спасителем Германии, столь ей необходимым. Тем не менее книга его представлялась мне глупой и надоедливой. Следующей по важности после «Майн кампф» была книга Розенберга «Миф XX века», которую большинство думающих немцев воспринимали как плохую шутку. Был введен новый предмет – наука о расе, религиозные же занятия стали факультативными.

Наша школа всегда считалась консервативной, и я была убеждена, что учителя попали в трудное положение. Большинство из них не были лояльны к Гитлеру, но, чтобы не потерять работу, им пришлось, пусть даже внешне, изменить свое к нему отношение. Они разделяли мои взгляды на политику, но не могли допустить, чтобы я открыто заявляла об этом. К тому же в каждом классе среди учеников были информаторы, которые тут же доложили бы кому следует. Правительственные чиновники тщательно проверяли биографии преподавателей, обращая особое внимание на их политическое прошлое. Многие учителя были уволены, поскольку не были национал-социалистами.

Однажды я присутствовала на крупном молодежном слете в Веймаре. Поскольку я должна была отлучиться из дому на два, а то и на три дня, отец с большой неохотой дал разрешение. Мне было только тринадцать лет, и, по его мнению, мне было еще рано уезжать куда-либо без сопровождения хотя бы одного из родителей. К тому же он не слишком доверял молодежному руководству, которое должно было за нами присматривать. Я пообещала быть очень осторожной во всех отношениях, и он в конце концов уступил.

В Веймар мы выехали поездом. Для нас заранее были зарезервированы комнаты в частных домах. Меня поместили у очень милых пожилых супругов, которые обращались со мной как с дочерью. На следующее утро за мной заехал автобус, и мы вместе с другими девочками направились на стадион.

Стадион был огромным, так что мы могли видеть происходившее только в своем секторе. Оркестры один за другим вступали на арену и совершали церемониальный марш вокруг нее. Каждый исполнял свое отдельное музыкальное произведение. В основном это были военные марши. Один из оркестров, который я никогда не забуду, состоял из примерно двадцати четырех парнишек. Они исполняли свою программу столь благоговейно, что после их прохождения наступала тишина. Оркестр, насколько я помню, назывался «Барабанщики».

Барабаны у них были очень большие – от груди и до колен – и издавали сверхъестественный звук, глухой и угрожающий, в ритме быстрого марша. В этом было нечто символичное. Монотонность и ритм мелодии, которую они исполняли, навели меня на непроизвольные мысли о роке.

Эти мальчишки напомнили нам прежних юных барабанщиков, шедших сотни лет тому назад в бой и игравших, невзирая ни на что, до самого конца, пока не погибали все. Их необычная смелость должна была стать для нас примером на всю жизнь…

Оркестры продолжали играть, когда на арене появились гимнасты. Парнишки в черной униформе образовали гигантскую свастику, тогда как девочки во всем белом выстроили вокруг них круг. Под музыку, звучавшую из динамиков, они исполняли различные движения, не нарушая образованных фигур.

После этого начались состязания в беге, а во время часового перерыва девочки в национальной одежде исполняли народные танцы вокруг «майских деревьев». Затем соревнования в беге на различные дистанции были продолжены. Потом вокруг арены промаршировали колонны мальчиков и девочек разных возрастов, в одной из которых прошла и я. На нас были черные шорты и белые безрукавки, так что нам было довольно холодно. Когда дело дошло до награждения победителей, мы оказались далеко от того места и почти ничего не видели и не слышали.

В заключение мальчишки и девчонки опять образовали свастику. Районный лидер гитлерюгенда произнес речь, а когда он умолк, мы встали по стойке смирно и отдали салют, после чего исполнили молодежную песню.

Спортивное мероприятие закончилось тем, что тот же лидер выступил вперед и крикнул: «Адольф Гитлер!»

Мы хором ответили: «Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль!»

Слова эти, выкрикнутые во всю силу глоток и легких, прозвучали весьма впечатляюще.

(Макки Ильза. Завтра весь мир. Лондон, 1960.)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.