Глава 12. Кода

Глава 12. Кода

Я со всей серьезностью предостерегаю вас от попыток разыскать причину и объяснение всего… попытки разыскать причину всего очень опасны и не ведут ни к чему, кроме разочарований и неудовлетворенности, они будоражат ум и в конечном итоге делают человека несчастным.

Королева Виктория

Вечной и абсолютной ценностью не обладает ни одна научная теория. По мере усовершенствования методов и инструментов для экспериментов и наблюдений теории либо решительно отвергаются, либо приобретают новые обличья, в которые включаются некоторые прежние идеи. Эволюционную натуру теорий в физике подчеркивал и сам Эйнштейн: «Самая прекрасная участь физической теории – указать путь к установлению более общей теории, в рамках которой она живет как частный случай». Дарвинова теория эволюции жизни посредством естественного отбора лишь подкрепилась, когда к ней применили современную генетику. Ньютонова теория гравитации живет и по сей день – как частный случай в рамках общей теории относительности. Путь к «новой, улучшенной» теории далеко не гладок, прогресс на нем – отнюдь не мгновенный рывок к истине. Если такие светила, как Дарвин, Кельвин, Полинг, Хойл и Эйнштейн подчас совершали серьезные ляпсусы, представьте себе, как выглядит послужной список ученых меньшего масштаба. Когда Джеймс Джойс в «Улиссе» писал: «Гений не совершает ошибок. Его блуждания намеренны, они – врата открытия» (пер. В. Хинкиса, С. Хоружего), он хотел, чтобы первая часть звучала провокационно. Однако, как мы убедились, прочитав эту книгу, ляпсусы гениев и вправду часто становятся вратами открытий.

В фильме-сказке Роба Рейнера «Принцесса-невеста» один из персонажей вступает в перепалку с главной героиней. В какой-то момент он восклицает: «Вы стали жертвой классического ляпсуса! Самый известный из них – “Никогда не затевай наземную военную операцию в Азии”». Думаю, все мы согласимся, что история последних десятилетий подтверждает, что совет насчет военных операций в Азии очень дельный. Знаменитый философ и математик Бертран Рассел дает другую рекомендацию всем, кто хочет избежать фанатизма: «Никогда нельзя быть ни в чем абсолютно уверенным»[458]. Примеры из этой книги показывают, что подобную «заповедь» можно считать и полезным способом избегать крупных ляпсусов (хотя я в этом не абсолютно уверен). Сомнения часто принимают за признак слабости, но на самом деле это весьма эффективный механизм защиты.

Кельвин, Хойл и Эйнштейн проявили и другую поразительную сторону человеческой натуры. Мало того что все люди, и ученые – не исключение, зачастую неохотно признают свои ошибки, случается, что они еще и упрямо сопротивляются новым идеям. Макс Планк, один из отцов-основателей квантовой механики, как-то раз цинично заметил: «Новая научная истина побеждает не потому, что убеждает противников в своей правоте и заставляет их увидеть свет, а потому, что ее противники рано или поздно перемрут, а новое поколение к ней привычно». И это горькая правда.

Психологи Амос Тверски и Даниэль Канеман[459] подвели когнитивную основу под распространенные человеческие ошибки, опираясь на понятие эвристики – простых житейских правил, которые помогают принимать решения. Одно из их открытий состоит в том, что люди скорее склонны полагаться на интуитивное понимание, во многом основанное на личном опыте, а не на реальные данные. Естественно, что ученые калибра Дарвина, Полинга или Эйнштейна полагали, что интуиция подтолкнет их к верному ответу, даже когда верный путь вперед было трудно нащупать или когда научный ландшафт менялся с головокружительной скоростью. Как я уже отметил, Бертран Рассел понимал, как опасны излишняя уверенность в себе, и думал, что нашел выход из положения, когда рекомендовал связывать убеждения «с наблюдениями и умозаключениями, которые были бы предельно, насколько это в силах человеческих, обезличены и избавлены от местных и эмоциональных предрассудков». К сожалению, следовать этому совету не так-то легко. Современная нейрофизиология недвусмысленно показала, что орбитофронтальная кора головного мозга интегрирует эмоции в поток рациональных мыслей. Люди – существа не чисто рациональные и неспособны полностью отключить свои чувства.

Несмотря на ляпсусы, а может быть, и благодаря им, пять человек, деятельность которых я изучил и портреты которых набросал в этой книге, не просто сделали новаторский вклад каждый в свою область науки, но стали подлинно великими интеллектуальными творцами. В отличие от многих научных трудов, аудиторией для которых становятся лишь профессионалы из той же отрасли, шедевры этих мастеров вышли за границу между сугубой наукой и общечеловеческой культурой. Влияние этих идей далеко не исчерпывается их значением для биологии, геологии, физики или химии. В этом отношении корпус трудов Дарвина, Кельвина, Полинга, Хойла и Эйнштейна ближе по духу к достижениям литературы, музыки, изобразительного искусства: они оставляют глубокий след во всем культурном наследии.

Нет лучше способа завершить книгу о ляпсусах, нежели привести очень важное предостережение, если хотите – призыв к смирению, который никто не сможет выразить красноречивее Дарвина.

«Мы должны, однако, мне кажется, признать, что человек, со всеми его благородными качествами – симпатией, относящейся даже к низко падшим, милосердием, распространяющимся не только на других людей, но и на последнее живущее существо, богоподобным умом, постигшим движения и устройство солнечной системы, – со всеми этими возвышенными способностями, – человек все еще носит, на своей телесной организации, неизгладимую печать низкого происхождения[460].»