«Мурка» на плёнке

У меня есть членский билет Союза кинематографистов – так, про запас. Применять его негде, разве показать при входе на очередной съезд, но этот вид русского экстрима мне уже не по здоровью. Боюсь, что опять услышав слово «Киноцентр», зарежу кого-нибудь, совсем невиноватого. Для размышлений о нашем кино достаточно самого продукта, видеть его создателей необязательно. Вообще советую избегать большого количества мужчин инфарктного возраста – там правды нет. Раньше, в эпоху демократии, было занятно видеть, как в собраниях волновались за отечество, кого-то проклинали, что-то защищали. Пользы от этого не было никакой, но люди хоть слегка были похожи на своих прекрасных далёких предков – на граждан свободных Афин. Теперь не то. Теперь, скажем, верхи союза кинематографистов напоминают скорее коварных венецианских дожей – важные такие, себе на уме, а на уме одно золото; зазеваешься, так недолго и яду из перстня хлебнуть…

Кинематографисты – народ эгоистичный. В каком бы состоянии ни находилась страна их обитания, война там или мир, демократия или тоталитаризм, у них одно в голове – снимать кино. Причём в кинематографическом смысле война и тоталитаризм даже лучше: живописней. Конечно, самое эффектное кино делали бы в Древнем Риме, сперев, ясное дело, всю эстетику у греков. Но кино изобрели тогда, когда хлебнув тысячелетнего лиха, массовый человек взбунтовался повсеместно, назвал себя «зрителем» и потребовал искусство, эту аристократическую забаву, себе на стол.

Самое удивительное, что в России это произошло совсем недавно. Просто – на днях. И не ждали мы такой беды. Ну, Лев Толстой пишет книжки про Христа для народа. Ну, Луначарский требует вернуться назад к Островскому и сочинять для рабочих масс настоящие худ. произведения. Но ведь всегда было начальство, а хуже врага, чем массы, у начальства нет, потому, будучи в космическом одиночестве, начальство поручало-допускало отдельных лиц к бессмысленному и безадресному художественному творчеству, надеясь на ответную благодарность. «Я вас любил, любовь ещё, быть может…» – кому это нужно, сорока миллионам крепостных? Скорее уж графу Бенкендорфу.

Ехали-ехали, и приехали. Теперь массовый зритель – царь и бог. И основной массив важнейшего искусства его обслуживает, становясь на его точку зрения, разделяя его мироощущение, порождаясь им и рождая его, массового человека.

Если судить по американскому кино, их массовый человек, довольно тупой паршивец с зачаточной, плохо справляющейся с проблемами психикой (о, этот знаменитый вопрос всех американских фильмов: «У тебя проблемы?»), поддаётся гуманистической дрессуре, когда она сопровождена обильным поощрением. Он в состоянии испытывать чувства коллективизма и патриотизма, если грамотно дать ему в глаз – отличает добро от зла, довольно вынослив, хоть и дьявольски корыстен, и, когда в мирном настроении – ничего не имеет против существования других народов, решительно и ни на что ему не нужных.

Если же по русскому кино судить о массовом русском человеке, то он куда страшнее своего американского коллеги. Его агрессия немотивированна, приступы патриотизма носят характер острого психоза, он живуч и смышлён, сильно уязвлён фактом существования других народов и никакой дрессуре не поддаётся. Да ею никто и не занимается.

Возьмём самые популярные картины последних лет: «Брат-2», «Бумер», «Бригада», «Антикиллер». В них действуют молодые люди, лишённые всякого уважения и страха перед Законом, идущие на преступления с лёгкостью виртуальных человечков. Внутри этих картин не помещено ни одного лица с функцией «резонёра» – то есть сообщающего, что такое хорошо и что такое плохо. Внутреннего мира у этих героев нет, нравственного выбора тоже, и вообще не очень понятно, что им нужно.

Понимаете, вот сейчас идёт суд над убийцами Галины Старовойтовой. Это практически – герои «Бригады», школьные дружки из Брянской области, служившие сатане в охранном предприятии «Святой князь Александр Невский». Каждый из них получил за участие в убийстве что-то около четырёхсот долларов. Никаким другим путём гады не могли получить эти жалкие деньги, за них надо было убить пожилую женщину. И такие вот дегенераты, которым ничего не стоит украсть, угнать, убить – не из-за голодных детей, не из мести, без всяких мотивов, просто так – они становятся героями искусства кино. Даже уже актёрское амплуа появилось: «хороший молодой убийца». Такой милашка, с пустыми глазами и наглой ухмылкой.

Ужас, заключённый в нашем массовом человеке, каким его изображает кино (а оно это делает вполне убедительно), – иррационален: криминальным ребяткам, выросшим точно из зубов дракона, не деньги нужны, не власть, не перспективы жизненные. Это последствия, а главное другое – делать с удовольствием своё дело. Да, им нравится делать то, что они делают, вот и всё. А потом, достигнув известных высот, братья-братушки любят смотреть про себя и своих дружков на экране – только покрасивше, в исполнении знаменитых актёров. Типа, когда мы были молодые…

Но ведь есть у нас и другие герои, скажете вы. А как же! «72 метра», режиссёр Хотиненко. Полная подлодочка классных мужиков – и прямиком в Небесную Россию. Там они нужнее. Хотиненко не диссидент, не бунтарь. Он с удовольствием взял патриотический подряд, но у нас который год на фабрике грёз – забастовка: лезет мама – жизнь, и всё путается и мешается. Ни грёз настоящих, ни правды подлинной нет. Всё то же самое очень странное кино. Понятна и выигрышна позиция тех, кто не думает о массовом зрителе, понятен Сокуров, понятна Муратова.

А те, кто думает о массах – понимают ли, кому служат? Хороши ли массовые представления о труде, о морали, о любви, о долге, о вере? Ваши возлюбленные зрители, юноши с пивом, которых вы хотите заманить в кинотеатры – полюбуйтесь, как они ведут себя, как и о чём говорят. Ладно, прогнётесь вы перед ними, покажете и расскажете на понятном им языке своё первобытно-общинное кино, и они отдадут вам свой рубль. А может, справедливей было бы, если бы они дали вам по голове?

На этом фоне лишённый художественных достоинств «Ночной дозор» свидетельствует о больших подвижках в идеологии нового кино. Герой «Ночного дозора» делает гадости без удовольствия. Кроме того, он служит некоему сложному балансу Света и Тьмы и не лишён смутной и едва различимой, но отчётливо– нравственной рефлексии. Даже сама идея того, что в мире всё-таки есть Свет – уже крупная победа в нашем кино. Вдобавок на роль героя позван задумчиво-интеллигентный петербуржец Хабенский. Положим, играет он неважно, однако сам тип его, артистическое существо, натура – всё-таки не примитив, и глаза хоть пустоватые и растерянные, но – не кукольные, не стеклянные. Это уже не обожествление массового криминала, а слабая попытка найти Героя. Давно пора: вот на ТВ который год бьются на стороне света Каменская, Турецкий, питомцы Мухомора и Лёха Николаев. Иссякает богатырская сила, подмога нужна, срочно!

Много потерь несёт с собой игра на понижение: так, обслуживание масс привело к предельной демократизации актёрского типажа. Есть кому играть киллеров, наркоманов, проституток, бомжей, продавцов, солдат, милиционеров…и это хорошо. А вот с царями, графами, офицерами, светскими дамами, профессорами, учёными, поэтами и прочими элитарными типами – беда. И лиц интересных всё меньше, и голосов запоминающихся, раньше-то, бывало, по одному слову угадываешь – о, это Яковлев, о, Евстигнеев… Так что в итоге? В итоге вот что: когда и думать не думали о том, что нужно массам, а ставили перед собой сложные, вдохновляющие и красивые задачи, искали истину, служили идеалу, поклонялись гармонии, размышляли о законах творчества, изучали высокие образцы, уважали человеческий гений, тогда у прилежных работников, после долгих трудов в избранном виде искусства, случались дивные творения.

Массовый человек сам себя не обожает, и от обожествления собственного убожества окончательно затоскует и тронется умом: как, есть только я, ничтожный – и это всё? И ничего, что превышает меня… ужасно! Вот потому-то массы и ездят смотреть развалины Колизея, а не блочные пятиэтажки, которые когда-то для масс были построены. И смотрит массовый человек в печали своей на творцов искусства: увлеките, возвысьте, поманите…а творцы наизготовку – чего изволите?

А что он, злосчастный, может изволить… Ну, сто пятьдесят, и «Мурку», что ли.

2004 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.