Кусочком или нарезать?

Соловьиные песни эмигрантов из России. В некоторых ситуациях цинизм предпочтительнее лицемерия

Они возвращаются с того света, моложавые и энергичные, нисколько не забывшие великий и могучий русский язык, то погостить, а то и пожить, наши бывшие сограждане, большие любители России, и кто бы в этом сомневался. Действительно, родина у нас – на любителя. Колбаса такая была при старом режиме – любительская, еще продавцы говорили: «вам кусочком или нарезать?» Прибытие на родину некоторых железных советских пылесосов – хороший знак. Видимо, дела наши пошли на лад, если они закрутили хоботками в предчувствии вероятной добычи еще и здесь, когда вычерпан ресурс «там».

Это я про кого? А про кого хотите. Нарочно ни одной фамилии не назову. Вопрос о том, кому, где и каким способом любить Россию – он из числа интимных и общезначимых одновременно. Вопрос противный, смутный, скользкий и чреватый обидами. Дескать, каждый человек имеет право уехать или вернуться, это его жизнь, его судьба, его решение, его отношения с его родиной, и тут ему никто не указ.

Все это совершенно верно. Я не о правах сейчас буду говорить.

Вот для примера такая история.

В 1989 году одна известная, зажиточная, интеллигентная семья отбывает из Ленинграда в Нью-Йорк. Перестройка в разгаре, и этой семье уже не грозит на родине ничего – ни КГБ, ни безработица, ни погромы. Тем не менее, она уезжает с характерным для эмиграции конца 80-х утверждением «у вас тут будет голод и гражданская война, а мы поехали». Что ж, годы шли, и был у нас почти голод, и было что-то вроде гражданской войны, и пережили мы и 91-й, и 93-й, и голосовали, и митинговали, и кое-какое новое общество пытались построить, и работали, и рыпались кто как, и детей растили, и в трех соснах путались, и лаптем щи хлебали – словом, жили. А насчет любви к родине я уж и не припомню – кажется, было не до того.

И вот недавно одна из дочерей упомянутого семейства, художница и стихотворица, возвращается из Нью-Йорка в Петербург и даже пишет книгу о своих скитаниях. В основном, книга посвящена мукам ее телесного низа без достойных партнеров, что является, конечно, главной женской темой наших суровых дней, и будь в книге только это, я, несмотря на вопиющее дурновкусие писательницы, промолчала бы горестно и сочувственно.

Но нет. Тут вам и страстная, безбрежная любовь к России (воспет даже сериал «Тени исчезают в полдень» с завойкой про «Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву, зову тебя Россиею, единственной зову»), тут вам и про вековые страдания еврейского народа (поминаются холокост и Освенцим, борьба с космополитами и эмигрантские скитания «с годовым запасом мыла в наволочках»), тут и собственная трактовка заколдованной проблемы про «двести лет вместе» (как все трактовки этой проблемы, параноидальная), и некие исступленные пророчества…

Насчет «двести лет вместе» судить не берусь – неинтересно. А вот лет тринадцать-пятнадцать, важных, переломных для страны, когда буквально каждый вменяемый, разумный и работящий (безразлично какой национальности!) человек был на счету, прожили мы с некоторыми нашими согражданами – врозь. И сложно нам теперь понять друг друга, и немилосердной фальшью режут слух все их речи «за родину». И непонятно, как объяснить им, что рыдать над халявным лонг-дринком в нью-йоркском ресторане «Русский самовар» – это одно, а каждый день копошиться в своем болоте и не покончить с собой, и не сойти с ума, и не возненавидеть все и всех, а продолжать свое маленькое дело – это другое. И уж совсем неловко задаваться вопросом, сколько же мыла было в наволочках у отбывшей из Ленинграда семьи, если тотчас по возвращении наша художница приобрела приличную квартиру в центре города.

Не подумайте, что я считаю эмигрантскую долю такой сладкой, что попрекаю уехавших мифической легкой жизнью. Прекрасно понимаю, что доля могла на деле оказаться куда горше, чем у оставшихся. Я лишь Христом-Богом прошу их: не надо писать про озера синие и в полях ромашки. Что-то в душе просыпается нехорошее, полосатое. Хочется спросить – нельзя ли определиться, кого изображать из себя по возвращении: интеллигента в чеховском духе или представителя богоизбранного народа, который что-то куда-то гордо несет? Одно вроде бы исключает другое. Или все-таки лучше будет честно быть самим собой, то есть обычным эгоистом, который и думал, и думает только о своих животишках, своей выгоде и своей карьере? Это последнее – нормально, человечно, понятно и простительно.

В некоторых ситуациях цинизм значительно предпочтительнее лицемерия. Понятно, что талантливые, работящие профессионалы из России нигде не пропадут и имеют полное право на выбор места жительства. Как было бы чудесно, если бы им еще и хватало вкуса ничего не говорить об их любви к родине. Вот, скажем, в 60-70-х годах в Кировском театре сверкали две звезды балета – Наталья Макарова и Алла Осипенко. Макарова осталась за границей, Осипенко – в России. И теперь Макарова живет понятно как, а Осипенко обитает в маленькой квартирке и ведет в районной школе балетный кружок на полставки. И попробуйте расспросить Макарову о ее любви к России – и услышите пение соловья на рассвете. А Осипенко, я думаю, посмотрит печальными умными глазами и пожмет плечами.

Россия любительская – вам кусочком или нарезать? Мне – нет. Я этим товаром не торгую, в пищу его не употребляю и вам не советую.

март

Данный текст является ознакомительным фрагментом.